Лицо Майлса было каменным.

— Ты заходишь слишком далеко, — медленно произнес он, делая шаг в сторону от сестры и жены.

— Никаких извинений? — громко спросил Проктор.

— Я тебя убью за это, — тихо сказал Майлс.

— Только послушайте! Он угрожает мне. Но нет, — сказал Проктор, делая шаг назад. — Я не позволю тебе заткнуть мне рот в каком-нибудь закоулке. В отличие от тебя я джентльмен! — Он стащил с руки перчатку и бросил ее в лицо Майлсу, затем сделал еще несколько шагов назад. — Мои секунданты свяжутся с вами, — сказал он, развернулся и быстро ушел.

— Нет! — воскликнула Аннабелла, когда Майлс, сжав кулаки, двинулся вслед за ним. Она положила ладонь на его руку. — Ты не можешь это сделать. Если ты его поколотишь, он от этого только выиграет, и все будет выглядеть еще хуже. О, Майлс, — прошептала она, — что же нам делать?

— Мы будем плясать под его дудку, — сказал Майлс кратко, в то время как толпа любопытствующих пыталась уловить его слова. — Но ему не понравится плата, которую он получит. В этом я могу поклясться.

— Дуэли запрещены, — повторила Аннабелла.

— Я знаю, — ответил Майлс.

Он лежал, закинув руки за голову. Она сидела, как просидела уже полночи, дожидаясь его.

— Это ничего не решит.

— Наоборот, это разрешит все.

— Так сегодня вечером тебе сказали друзья? — сердито спросила она.

Он уходил и вернулся домой поздно. Но она знала, где и с кем он был, поскольку он и не собирался скрывать этого: Эрик Форд, граф Драммонд и несколько других, кому можно было доверять и кого он называл друзьями. Лучше бы он провел ночь с любовницей.

— Я не могу оставить все это без последствий, Белла. Дуэли запрещены, и ему это известно. Но он также знает, что джентльмен не может простить такое оскорбление. Это будет равносильно признанию вины. Я думаю, что сейчас он свободен, именно поэтому он и объявился. Думаю, что он собирается жениться на маме и вновь разрушить нашу жизнь, как уже это сделал однажды.

— Но у твоей матушки нет денег, за исключением того содержания, которое ты ей выделяешь, — возразила Аннабелла.

— Да, и, несомненно, он это выяснил, вот почему теперь Проктор решился шантажировать нас. Я не могу этого допустить. Не говоря уже о том, что если я подставлю другую щеку, то это навсегда поставит на мне клеймо труса и мошенника. Общество не слишком склонно следовать библейским заповедям. Я заслуживаю лучшего, тебе так не кажется?

Страшно страдая, она лишь покачала головой.

— Меня не отправят на виселицу, если только я его не убью, — сказал он в темноту. — Я не собираюсь этого делать, хотя он и заслуживает смерти. Я могу только ранить его, но моя честь будет отомщена. А тем временем мои друзья соберут доказательства. Обещаю тебе, если ему дорога свобода, поправлять свое здоровье он будет вдали от Англии.

— Но почему же он бросил тебе вызов? — спросила она, потирая виски. — Он намеревается убить тебя, даже если ты не собираешься убивать его. Если тебя не станет, он сможет жениться на твоей матери. Ей нужно будет на кого-то опереться. Она всегда любила его, а он великолепный обманщик. Даже если ему придется бежать из страны из-за участия в дуэли, он найдет способ вернуться в ее объятия! С деньгами он может поехать куда угодно.

— Наследником станет Бернард, если меня не будет, — спокойно ответил Майлс.

— А ты думаешь, он способен противостоять проискам такого человека, как Проктор? — спросила Аннабелла и по молчанию Майлса поняла, что ответ ему слишком хорошо известен и именно поэтому он встречался сегодня вечером со своими друзьями и союзниками.

— Конечно, возможны и самые страшные варианты, — все так же спокойно произнес Майлс. — Жизнь не дает нам никаких гарантий. Я выбрал пистолеты. Я очень неплохой стрелок.

— А он очень искусный мошенник, — ответила она и, бросившись на подушку, зарыла в ней свое лицо.

— Чем спорить попусту, мы можем заняться более приятными вещами, — сказал он, поглаживая спину жены. — Ничего здесь не поделаешь. Доверься мне, — прошептал он ей на ухо. — Я приложу все усилия, чтобы не оказаться убитым. Но гарантировать я этого не могу. Никто не может. Белла, послушай меня, — уговаривал он ее. — Я могу выйти из дома, направляясь на место дуэли, и попасть под экипаж с понесшими лошадьми, верно? Я могу порезать руку о бутылку с шампанским, празднуя его поражение, порез распухнет и загноится, и в течение недели я могу умереть. Ты можешь убить меня своей любовью, — нежно произнес он, уткнувшись носом ей в шею. — Я искренне на это надеюсь, — добавил он. — Белла? Она повернулась на спину и взглянула ему в лицо.

— Итак, с самыми наилучшими намерениями, — сказал он, — я не могу гарантировать тебе, что не умру. — Он взял в свои ладони ее груди и склонился над ней. — Но я попытаюсь. Ради тебя, конечно.

Они занимались любовью так, как никогда прежде, не сдерживая и не ограничивая себя. Страх за него вытеснил последние собственные опасения. Она пыталась запомнить его тело, найдя в себе смелость исследовать его своими руками, глазами и ртом, потому что ей страшно было представить, что это больше не повторится. Она больше чем просто освободилась от своей стыдливости. И Майлс, такой сильный и мощный, полностью отдался на ее милость. И она его не пощадила. Она помнила все, что делал с ней он, пыталась проделать все это с ним и с восторгом и изумлением наблюдала, как он сдерживает дыхание, стонет и просит еще. Ее собственное тело было захвачено его страстью и пламенем.

Он позволил ей делать все, наконец он не мог уже больше противиться тому, что было приведено в движение. Тогда, пораженный тем, что одновременно может испытывать и любовь, и безудержную страсть, ошеломленный этим, он устремился к ней, и она, почувствовав это стремление, подалась ему навстречу. Он ликовал, уже не опасаясь причинить ей вред. Она принадлежала ему, и если им не суждено было повторить это вновь, он по крайней мере оставит ей всю страсть, которую он к ней испытывает. Она была столь же неистовой. Когда наконец ее сотрясла дрожь, а дыхание стало прерывистым и тяжелым, он, уже не сдерживаясь, вознесся на вершину мира.

— Майлс, — сказала она позднее, после того как они пришли в себя и несколько поостыли, — не покидай меня.

Он тяжело вздохнул: — Я постараюсь.

Им так много хотелось сказать друг другу, но не было возможности сказать это, и они вновь занялись любовью.

Аннабелла потянулась, вытянула руку… и обнаружила пустоту. Он ушел. Она села и, выпрямившись, уставилась в темноту. Она это знала. Но не хотела этому верить.

Этой ночью они любили друг друга, как и предыдущей — всю ночь напролет, не сдерживая себя и не оставляя несбывшихся желаний, пока наконец не заснули измученные. Теперь эта ночь… этот рассвет, о наступлении которого ей говорили узкие полоски серого света, пробивавшиеся по краям окон спальни… и он ушел.

Она знала куда и думала, что сердце ее разорвется. Аннабелла откинула одеяло и соскочила с кровати. Дрожащими руками она торопливо оделась в приготовленную и разложенную накануне в туалетной комнате одежду. Она не хотела, чтобы ее горничная знала. Аннабелла собиралась нарушить главное правило.

Этого нельзя было делать. Она была украшением общества, знала все его правила и все нюансы поведения и жила в соответствии с его этикетом. Эти правила направляли всю ее жизнь с раннего детства. От кормилицы до няни, от гувернантки до матери — все учили ее «поступать правильно». Она не умела вести себя по-другому. За пределами светского общества— учили ее — есть только грубость, позор и изгнание. Короче говоря — жизнь, которую нельзя было назвать жизнью.

Итак, она знала лучше, чем кто-либо, что леди не могут наблюдать дуэли. Им это запрещалось. Они смотрели в другую сторону, пока джентльмены выходили на место убийства. За опущенными шторами леди ждали новостей о жизни или смерти.