Фру Осхильд помолчала немного.

– Этот выход, Эрленд, тебе бы лучше оставить, – сказала она. – И не думаю я, чтобы девушка последовала за тобою добровольно, а ты ведь не станешь применять насилие!

– Нет, она поедет. Мы много раз говорили с нею об этом, она сама просила меня, чтобы я увез ее.

– Как, Кристин?.. – воскликнула фру Осхильд. Потом засмеялась. – Но ты все же не надейся, что девушка поедет с тобою, когда ты явишься и захочешь поймать ее на слове.

– Поедет! – сказал Эрленд. – И вот я подумал, тетушка, не пошлешь ли ты кого-нибудь в Йорюндгорд и не пригласишь ли Кристин приехать погостить у тебя – так, на недельку, пока родителей нет дома? Тогда мы успели бы доехать до Хамара раньше, чем кто-нибудь заметит ее отсутствие! – объяснил он.

Фру Осхильд ответила, посмеиваясь:

– А ты подумал о том, что мне с Бьёрном придется отвечать, когда приедет Лавранс и потребует от нас отчета о своей дочери?

– Да, – сказал Эрленд. – Нас было четверо вооруженных людей, а девушка последовала за нами по доброй воле.

– Я не стану пособлять тебе в этом деле, – с жаром сказала фру Осхильд. – Лавранс был нашим верным другом в течение многих лет, и он и жена его – достойные люди, и я не хочу помогать обманывать их и бесчестить. Оставь в покое девушку, Эрленд! Не пора ли уже, чтобы твои родичи прослышали о других твоих подвигах, помимо разъездов взад и вперед через границу с похищенными женщинами?..

– Нам нужно поговорить об этом наедине, тетушка, – коротко сказал Эрленд.

Фру Осхильд взяла свечу, прошла в клеть и заперла за сотою дверь. Она села на ларь с мукой; Эрленд стоял, засунув руки за кушак, и смотрел на Осхильд сверху вниз.

– Ты можешь еще сказать Лаврансу, сыну Бьёргюльфа, что отец Ион в Гердарюде обвенчал нас перед тем, как мы поехали дальше, в Швецию, к фру Ингебьёрг, дочери Хокона.

– Так, – сказала фру Осхильд. – А ты уверен, что фру Ингебьёрг хорошо примет вас, когда вы явитесь к ней?

– Я говорил с нею в Тюнсберге[53], – сказал Эрленд. – Она приветствовала меня как дорогого родича и благодарила за то, что я предложил ей свою службу здесь или в Швеции. А Мюнан пообещал мне дать письмо к ней.

– Кроме того, тебе хорошо известно, – сказала фру Осхильд, – что если ты и найдешь священника, который обвенчает вас, то все же Кристин потеряет все права на наследство после смерти своего отца. И ее дети не будут твоими законными наследниками. И сомнительно, чтобы ее считали твоей законной женой!

– Может быть, здесь, в Норвегии! Это тоже одна из причин, почему я бегу в Швецию. Ее предок Лаврентиус Лагман, никогда может и не был женат на девице Бенгте, – ведь они так и не получили согласия ее брата. И все-таки ее считали женой…

– У них не было детей, – сказала фру Осхильд. – Неужели ты думаешь, что мои сыновья не протянут рук к наследству после тебя, если Кристин останется вдовою с детьми и можно будет оспаривать законность их рождения?

– Ты несправедлива к Мюнану, – сказал Эрленд. – Я мало знаю других твоих детей – у тебя есть причины осуждать их, это мне известно! Но Мюнан был всегда моим верным родичем – он очень бы хотел, чтобы я женился; он был моим сватом у Лавранса. Но, кроме того, я могу узаконить наших с нею детей и дать им свое имя…

– Этим самым ты заклеймить их мать названием любовницы, – сказала фру Осхильд. – Но я не могу понять, как такой тихий и скромный человек, как Ион, сын Хельге, решается навлечь на себя гнев епископа, незаконно повенчав тебя!

– Я исповедался перед ним этим летом, – глухо сказал Эрленд. – И тогда он обещал мне обвенчать – нас, если не будет другого выхода!

– Ах. так, – сказала фру Осхильд. – Тогда ты взял на душу тяжелый грех, Эрленд! Кристин хорошо жилось дома у отца с матерью; было решено, что ее выдадут замуж за прекрасного и достойного человека из хорошего рода.

– А Кристин сама рассказывала мне, – промолвил Эрленд, – будто ты говорила о том, что мы с ней вполне подошли бы друг к другу. И что Симон, сын Андреев, не муж для нее.

– Ах, я говорила, я говорила! – оборвала его тетка. – Мало ли что я говорила в свое время!.. Не могу я понять, как это ты так легко добился своего у Кристин! Вы ведь не могли так уж часто встречаться. И никогда бы я не поверила, что эту девушку легко покорить…

– Мы встречались в Осло, – сказал Эрленд. – Потом она гостила у своего дяди в Гердарюде. Она выходила ко мне в лес. – Он опустил глаза и сказал очень тихо:

– Я бывал с нею там наедине и владел ею…

Фру Осхильд вскочила на ноги. Эрленд еще ниже опустил голову.

– И после этого… после этого она осталась твоим другом? – недоверчиво спросила Фру Осхильд.

– Да, – Эрленд улыбнулся слабой, трепетной улыбкой. – Мы дружили с тех пор. И ей не так уж тяжело это было… Но она ни в чем не виновата! Тогда-то она и пожелала, чтобы я увез ее, – ей не хотелось возвращаться к своим родным…

– Но ты этого не хотел?

– Нет, я хотел попытаться получить ее в жены с согласия ее отца!

– И давно это было? – спросила фру Осхильд.

– Год тому назад, около дня святого Лавранса, – ответил Эрленд.

– Ты не очень спешил со сватовством, – сказала тетка.

– Она не была свободна от прежнего обручения, – отвечал Эрленд.

– А после этого ты не бывал с нею? – спросила Осхильд.

– Нам удалось устроить так, что мы несколько раз встречались… – По лицу Эрлендз снова проскользнула та же нерешительная улыбка. – В одном из городских домов…

– Боже ты мой! – сказала Осхильд. – Я помогу тебе и ей чем только смогу! Я понимаю, Кристин будет слишком тяжело жить у родителей с такой ношей. А другого ничего не произошло?

– Нет, насколько я знаю, – коротко сказал Эрленд.

– Подумал ли ты о том, – спросила фру Осхильд немного спустя, – что у Кристин есть друзья и родные по всей долине?

– Придется ехать тайком, насколько возможно, – сказал Эрленд. Поэтому важно поскорее отправиться в путь, чтобы уехать подальше, прежде чем вернется се отец. Ты должна одолжить нам свои сани, тетушка.

Осхильд пожала плечами.

– И еще ее дядя в Скуге… А вдруг он прослышит, что ты празднуешь свадьбу с его племянницей в Гердарюде?

– Осмюнд замолвил за меня слово перед Лаврансом, – смазал Эрленд. – Конечно, он не может быть соучастником, это так, но он, верно, закроет глаза; придется приехать к священнику но чью и отправиться дальше в путь тоже ночью. И я думаю, что Осмюнд впоследствии объяснит Лаврансу, что такому богобоязненному человеку, как он, не подобает разлучать нас, раз мы обвенчаны священником, – лучше уж дать свое согласие, и тогда мы станем законными супругами. Ты должна сказать ему то же самое. Пусть он назначает какие угодно условия для примирения между нами и потребует такую пеню, какую сочтет достойной!

– Я не думаю, чтобы Лаврансу, сыну Бьёргюльфа, можно было советовать в таком деле, – сказала фру Осхильд. – Видит Бог и святой Улав, не нравится мне это дело, племянник! Но я понимаю, что это последний выход, к которому ты можешь прибегнуть, если хочешь исправить зло, причиненное тобою Кристин! Я завтра сама поеду в Йорюндгорд, если ты дашь мне с собою одного из твоих слуг; я могу попросить Ингрид, что живет здесь выше нас на горе, присмотреть пока за моими коровами.

Фру Осхильд приехала в Йорюндгорд на следующий вечер, как раз когда лунный свет боролся с последними отблесками дня. Она сразу увидела, как побледнела Кристин и как впали ее щеки, когда девушка вышла на двор встречать гостью.

Старуха сидела у печки и играла с двумя младшими девочками. Украдкою она бросала испытующие взгляды на Кристин, которая накрывала на стол. Очень та похудела и присмирела. Она и всегда была тихой, но теперь стала какой-то по-иному молчаливой. Фру Осхильд угадывала то душевное напряжение и постоянное упорство, которые скрывались за этим.

– Вы, вероятно, слышали, – сказала Кристин, подходя к ней, – о том, что произошло здесь осенью?

вернуться

53

В Тюнсберге умер король Хокон V, отец Ингебьерг.