Однако, как и можно было предположить, это не возымело действия. Коул сурово посмотрел на Дженет, словно она лишилась рассудка.

– Дженет, ты сварливая ведьма, – сказал он, приторачивая сумку к седлу. – Но ты моя ведьма, поэтому я тебя не трону. Хотя, возможно, впоследствии и пожалею об этом.

– О Господи, – простонала Дженет, хватаясь за голову, – терпеть не могу, когда ты такой рассудительный.

– А я всегда такой, – парировал Коул.

У Дженет уже не осталось сил спорить. Бог с ним, пусть едет к Дэвиду, если хочет. В конце концов, может, это и есть лучшее решение. Пусть мужчины все решают между собой... а там будь что будет.

Да, она любила Дэвида, и сейчас ей немного его жаль. Своим обычным высокомерием и вызывающим поведением он навлек на себя гнев Коула. Что Дэвид может ему сказать? Трудно предположить. Возможно, он пошлет Коула к черту. А может, просто рассмеется и расскажет всю правду. Это уж его дело. А она, как всегда, останется лишь молчаливой зрительницей фарса, из которого, похоже, и состоит ее жизнь.

Дженет стояла у дома, скрестив руки на груди. Мозби держал в поводу стройного, длинноногого гнедого, который, судя по виду, легко мог преодолеть расстояние от Кембриджшира до Лондона. Дженет поняла, что Коул действительно намерен ее покинуть. Подавив в себе гордость, она подошла к нему.

– Если тебе уж так необходимо уехать, то будь осторожен, хорошо?

Коул закинул поводья на седло, повернулся к Дженет и положил руки ей на плечи.

– Да, я буду осторожен, – пообещал он. Его голос был тихим, лицо – усталым. Дженет вспомнила, как решительно и самоотверженно он взял на себя заботу о безопасности ее детей. Как же она в нем нуждалась!

На какое-то мгновение Дженет подумала, что вообще откажется от Дэвида, если только Коул останется с ней и не поедет в Лондон. Дважды она раскрывала рот, но так и не решилась что-то сказать.

– Коул, – в конце концов выдавила она из себя, – ты должен знать, что Дэвид никогда не причинит вреда ни мне, ни моим детям. У него нет никаких причин для этого.

– Пожалуй, мне следует молиться, чтобы ты оказалась права, – буркнул Амхерст.

– О Коул! – в отчаянии воскликнула Дженет. – Я знаю, что Дэвид вел себя грубо, может, даже подчеркнуто надменно. Но он молод, и его гнетет тяжкое бремя. Если только это возможно, постарайся все уладить миром. Не забывай, что ты старше и мудрее. А главное, помни, что Дэвид не представляет для нас угрозы.

Коул печально посмотрел на Дженет.

– Возможно, так оно и есть. Но разве он способен защитить тебя? Или свою честь? Или честь кого-то другого?

– Коул, я твердо знаю: Дэвид не опасен для мальчиков. Так что твоя поездка не имеет смысла.

Их дальнейший разговор прервал шум экипажа, прогрохотавшего по мосту. Коул сделал несколько шагов вперед, наблюдая, как карета подъехала к дому и остановилась. Как только дверца экипажа распахнулась, из нее показалось круглое, морщинистое лицо Нанны. Дженет побежала к карете, чтобы помочь старушке спуститься на землю.

И только тут до Коула дошло, что на месте кучера сидит Чарлз Дональдсон. Уже через минуту из кареты выбрались Нанна и Эллен Камерон. Нанна, похоже, совсем не изменилась, а вот Дональдсон заметно похудел, его лицо было бледным. Мисс Камерон выглядела и того хуже. Безусловно, болезнь здорово их потрепала. Пока дамы здоровались и обнимались, Дональдсон отозвал Коула в сторонку.

– Очень хорошо, капитан, что вы прислали за нами человека, – сказал Дональдсон, понизив голос. – Я бы приехал быстрее, но вы же видите, мисс Камерон еще не совсем оправилась.

Коул с мрачным видом оглядел Эллен, затем Дональдсона.

– Да, это заметно, может, и не имело смысла везти ее сюда. Но скажите, что это была за болезнь? Доктор Грейвз назвал ее причину?

– Да, сэр, должно быть, все дело во взбитых сливках, что принесла служанка из дома напротив.

– Значит, никакой отравы? – пробормотал Коул. – Пожалуй, я переусердствовал.

Дональдсон покачал головой.

– Вы все сделали правильно, сэр. – Дональдсон оглядел дорожный костюм Коул а и оседланную лошадь. – Куда вы собрались, капитан?

– В Лондон. Но я очень рад вас видеть. Послушайте, Дональдсон, вы, случайно, не говорили лорду Делакорту о том, где мы находимся?

– Конечно, нет, сэр. Я никому не говорил, как вы и приказывали. А что?

– Мне нужно выяснить у него кое-что, – ответил Коул. – Если он здесь появится, скажите, что я приказал не принимать его. Ни в коем случае не пускайте его сюда.

Дональдсон смутился.

– Сэр, у вас есть причина плохо о нем думать? Я понимаю, ее светлость может возражать против его новой любовницы, но он сам, по-моему, не представляет никакой опасности.

Коул внимательно посмотрел на дворецкого, отметив про себя, что от старого солдата ничто не ускользает. Сейчас он ничего не мог сказать Дональдсону о Делакорте, потому что и сам толком ничего не знал.

И еще одно озадачило Коула. Значит, вполне возможно, что Дженет знает о любовнице Делакорта, но ее это совершенно не волнует. Что ж, ему надо было бы радоваться, но сейчас Коул был далек от такого настроения. От смеси правды и подозрений, да еще от нежелания Дженет говорить, у него буквально раскалывалась голова.

Коулу хотелось немедленно задать трепку своему сопернику, но между ними лежал долгий и утомительный путь. От отчаяния он с силой стегнул хлыстом по сапогу. Черт побери, он никак не доберется до Делакорта раньше утра, да еще, возможно, придется вытаскивать этого заносчивого негодяя из постели в такой ранний час. Единственным утешением служило только то, что в Элмвуд приехал Дональдсон, а значит, можно было не беспокоиться за безопасность Дженет и мальчиков.

Коул прибыл на Керзон-стрит на следующее утро, все еще пылая праведным гневом. Однако к его гневу уже успел примешаться страх, который усиливался с каждой оставленной позади милей. Весь долгий путь от Кембриджшира Коул думал только о своей ссоре с Дженет. И молил Бога о том, чтобы он не лишил его надежды на будущее за несдержанность и, несомненно, безрассудное поведение. На каждом постоялом дворе Коул размышлял, а не повернуть ли назад?

Но он продолжал путь. Его неистово влекла в Лондон какая-то неведомая сила. Он знал только одно: ему необходимо увидеть Делакорта и услышать от него правду. Только тогда можно будет верно оценить намерения виконта в отношении Дженет. Возможно, как она и говорила, Делакорт не собирался причинять ей зло. Коулу оставалось лишь надеяться, что это правда. Очень не хотелось, чтобы Дженет обидел мужчина, которого она искренне считала своим другом.

Однако сейчас все выглядело так, что ни у кого, кроме лорда Делакорта, не было серьезной причины желать смерти маркиза Мерсера. И эта причина, как теперь понимал Коул, была более низменной, нежели желание защитить или оказать дружескую поддержку Дженет. Если его догадка верна, то угроза со стороны Мерсера вывела виконта из себя, а может, заставила совершить и нечто более серьезное.

Не забывал Коул и о своем разговоре с Джеком Лодервудом. Казалось, что со времени этого разговора прошли годы, а на самом деле он состоялся всего через несколько дней после того, как Лодервуд поведал ему о ссоре отца Делакорта с Килдермором и Мерсером. Дуэль между друзьями была из ряда вон выходящим явлением, и Коул начал подозревать, что она не имела ничего общего с взрывными характерами светских забияк.

В дверях Амхерста встретил все тот же надменный швейцар, что и неделю назад. Коул спокойно изложил свое желание повидаться с лордом Делакортом и положил на поднос визитную карточку. Без лишних слов швейцар проводил Коула в небольшой салон и предложил подождать. Вернувшись, он отвел его в небольшую гостиную в задней части дома. Швейцар распахнул дверь. Коул прошел внутрь и обнаружил в гостиной не лорда Делакорта, а его мать и сестру.

Сегодня пожилая леди сидела в инвалидной коляске у высокого окна. Ее светлость была хрупкого телосложения и, судя по безжизненному виду рук и ног, уже давно пользовалась инвалидной коляской. Но Коул подавил в себе дурное предчувствие и вежливо поклонился. Леди Делакорт поднесла к глазам золотой лорнет и внимательно оглядела его. Затем она повернулась к дочери, сидевшей рядом.