Пальцы напрягаются, вцепляясь в шерсть, как в волосы, и, сжимаясь в кулаки, замирают. Вздох блаженства рассыпается по ковру и растворяется в пространстве.
Потом они лежат на мохнатом ковре голые, не торопясь одеваться. Ночь принадлежит им.
— Мы с тобой на Марсе…
— Скорее, на Венере. На пляже, да?
— Да, на пляже, загораем среди зелененьких инопланетян.
— Тебя не смущает, что они на нас так глазеют?
— Который?
Ника показывает пальцем на пластмассового медведя с плоской мордой и огромными глазами. Коля дотягивается до игрушки и поворачивает ее лицом к стене, — Мы для них — существа из другой цивилизации. Простим их?
— Простим…
Молочное светило придуманной планеты лижет голые спины, последний мартовский снег летит за окном по косой.
Ника выкладывает спичками на ковре «Ник», Коля забирает у нее коробок и добавляет букву "А".
Ника.
Ника упрямо перестраивает "А" в "О" и выкладывает оставшееся «Николай». Коля ломает букву "О", и на месте той вновь возникает "А". «Ника-лай».
— Безграмотность какая-то, — смеется Ника и тянется рукой, чтобы исправить, но ее рука, не достигнув цели, попадает в плен. Коля целует пальцы по одному: «понедельник, вторник, среда». Четверг выпадает на нос, а пятница и суббота достаются глазам, а воскресенье… Ника уплывает в сладкий туман его рук, губ, запаха…
В воскресенье — ее день рождения. Вспомнив, она легко отстраняет Колю и приподнимается на локте.
— Знаешь, Инга не верит, что у нас с тобой все… так!
Колины глаза блестят, как два фонарика.
— Ты что же, рассказываешь ей.., об этом?
Ника тихо смеется, тыкаясь носом ему в плечо.
— Ты просто не знаешь, ЧТО она для меня. У меня никогда не было настолько близкого человека.
— А я?
— Ты — другое. Я о подругах. Дома у меня не было сестры, с братом мы общались мало, он намного меня старше. С мамой близких отношений не было. А Инга…
Она так привязалась ко мне. Она мне все-все рассказывает, даже интимное.
— Нет, я все равно не понимаю, — возражает Коля, упрямо мотнув головой. — Ты — моя тайна. Я даже представить себе не могу, что я рассказывал бы кому-то, как это у нас бывает.
— Вот и молодец! Я тоже никому не рассказываю.
Инга не в счет. Она для меня все готова сделать. Вот даже день рождения мой на себя взвалила. Она — мой двойник, моя сестра-близнец.
— Твоя бледная тень.
— Нет! — Ника прикрывает его рот ладошкой. — Не тень и не отражение в зеркале. Просто я не представляю себя без нее. И без тебя…
Пальцы чувствуют теплую влажность любимых губ.
Поцелуи бегут вверх по руке, до плеча и рассыпаются по шее. Ритуал повторяется с неутомимостью, но уже более торопливо — к «Васильку» на мягких белых лапах крадется утро…
— За мою любимую сестричку! Ура!
— Ура!
Хор голосов готов подхватить любой клич. К тому же такой прекрасный повод — день рождения!
Инга высоко подняла бокал с шампанским. Народ потянулся к ее руке — чокаться. Кого-то облили, шум, хохот, звон бокалов и вилок. Многих гостей Ника видела впервые, это гости Инги. Впрочем, она почти любила их всех, до того хорошая получилась компания.
Ингины родители ушли в гости, оставив молодежь на свободе. Колин друг Сашка изображал из себя клоуна — хохмил и сыпал анекдотами. Все охотно смеялись. Не потому, что Сашка отличался остроумием, а просто вечер располагал к веселью. Для Ники вся масса гостей представлялась пестрым шумным хороводом. А Коля как бы отдельно. И она не могла отказать себе в удовольствии вволю любоваться им. Его прическа — короткая «канадка» — казалась ей удивительно милой и шла к его открытому лицу. А серые глаза по раскраске напоминали мрамор. Так и притягивали к себе живым добрым взглядом. Его взгляд словно вопил каждому встречному: «Человек! Я желаю тебе добра! У тебя все будет хорошо!» А белозубая улыбка вечного пионервожатого заставляла всех вокруг улыбаться и стремиться казаться немного лучше, чем есть на самом деле.
Коле очень шел его белый свитер — оттенял смуглую кожу. Когда Ника встречалась с Колей глазами, он подмигивал ей и смешно поднимал левую бровь.
Кто-то принес гитару, стали петь. Ника выбралась из-за стола и побежала проверить индейку. Когда она вернулась с подносом, часть гостей уже выбралась из-за стола и сидела вокруг гитариста — на полу, на креслах, на спинках кресел. Инга сидела в углу дивана и смотрела на Колю. Ника это сразу увидела, потому что, входя, не могла не наткнуться глазами на угол дивана. Инга смотрела на Колю как мышь на крупу. Лицо сестры выглядело хмурым, и Ника забеспокоилась: неужели Коля не понравился Инге? Почему такой недоброжелательный интерес? Впрочем, Ника поспешила отогнать неприятные мысли — в конце концов, они сестры, и, возможно, Инга немного ревнует ее к Коле, это понятно. Ведь Ника ей все уши прожужжала. А может, вспомнила своего Ромку.
Но после индейки Инга сама развеяла Никины опасения — включила музыку и пригласила Колю на танец. И все стали танцевать, подкидывая к потолку воздушные шары. Ника танцевала со всеми и к концу вечеринки уже знала, кто где учится и кто где живет.
Ее записная книжка пополнилась новыми телефонными номерами. Потом вечеринка вошла в ту стадию, когда выпито много и хочется беситься. Выключили свет и открыли балкон. На балконе мальчишки стали кричать политические лозунги как нечто запретное, ругательное, а девчонки молча покуривали, блестя глазами из-под ресниц. Если бы Ника оказалась повнимательнее к тому, что не было Колей, то непременно заметила бы, что Ингины глаза как-то особенно блестят. Их блеск подобен рвущимся сквозь туман фарам. Убери туман, и свет станет слепящим.
Однако обращен сей блеск лишь на одного из всей пестрой компании.
Но Ника ничего такого не замечала. Общее возбуждение достигло апогея — кто-то предложил играть в «бутылочку». Расселись на полу в гостиной, зажгли свечи в хрустальных подсвечниках. Пламя дрожало от общего возбужденного дыхания. Поцелуи сопровождались громогласными «о-о-о…» и «у-у-у».
Ника мыла на кухне посуду — скоро придут Ингины родители, нужно все убрать до их прихода.
Она только слышала «о-о-о» и «у-у-у» и улыбалась своим мыслям. Ее праздник еще не закончился.
Отсюда они с Колей отправятся прямо в «Василек», и у них впереди длинная ночь вдвоем.
А когда вернулись родители и гости начали расходиться, к Нике подскочила Инга. Подскочила и вцепилась в Нику руками и взглядом.
— Идем со мной!
Ее глаза блестели, как у гриппозной больной.
Ника даже испугалась за сестру — до того у нее был странный вид. Щеки пылают, как от температуры, лихорадочный блеск в глазах. Перепила, что ли? Инга втолкнула Нику в ванную и закрыла дверь на задвижку.
— Тебе плохо? — догадалась Ника и включила горячую воду. На всякий случай.
— Да. Нет. Я влюбилась!
Никины брови поползли вверх. И когда Инга умудрилась так напиться? Она протянула руки и нашла Ингины ладони. Они оказались ледяными.
— Так. Ты влюбилась. Отлично. В кого?
Инга выдернула свои ладони и прижала к щекам.
На пылающем лице мгновенно образовались белые следы от пальцев.
— Ты — моя самая близкая подруга, я не могу тебе врать, — лихорадочно блестя глазами, затараторила Инга. — Это как удар молнии! Как землетрясение, как ураган. Я влюбилась с первого взгляда, с первого дыхания. Я сейчас умру, слышишь?
И действительно, Ингино лицо начало бледнеть, а глаза расширялись, грозясь вывалиться из орбит.
Ника подхватила сестру и усадила на табуретку.
Сама села на край ванны.
— Хорошо. Я понимаю. Зачем так трагично? Все будет хорошо.
— Ты ничего не понимаешь! — вскрикнула Инга и Ника поежилась. Возникло ощущение, что сестра готова броситься на нее с кулаками. — Я люблю твоего Колю! Ты понимаешь, я люблю твоего Колю!
Наконец Инга упала головой на стиральную машину и разрыдалась. Ника сидела рядом как мумия — не в силах пошевелиться. Через минуту-другую Ника отошла от шока. Понятное дело — Инга перепила. Смешала, дурашка, водку с шампанским и поплыла. То, что Коля здесь лучше всех, — это естественно. Кто с ним сравнится? Он — вне конкуренции. Нике стало жаль Ингу. Завтра она проспится и будет жалеть о своей истерике. И что свое первое впечатление от Коли раздула до вселенского масштаба — тоже станет жалеть. Они потом еще вместе посмеются над Ингиным экзальтированным признанием. Ника погладила жесткие от краски волосы сестры.
