— Я знал, что такие бывают, — не слушая ее, продолжал Сашка. — Но чтобы самому вляпаться!

Сашка вылил из бутылки остатки портвейна и протянул Нике:

— Будешь?

Она не ответила, а только вытаращенными глазами продолжала следить за Сашкой. Когда это Инга успела так насолить ему? Что он несет? Сашка махнул на нее рукой, как на безнадежную, и залпом допил остатки портвейна.

— Она нарочно, понимаешь ты, нарочно стала со мной… Ходила ко мне, ля-ля-тополя, любовь, асисяй, а я уши развесил. Думал, правда…

— Инга холила сюда?

Ника пыталась попасть в струю Сашкиного воспаленного воображения. Вникнуть. Дело касалось ее сестры, за которую она могла бы и морду набить.

— Вот и дело-то. Сюда. Я думал — ко мне, а она — сюда. Вот и весь фокус-то.

— Сашка! Или ты мне сейчас толком объяснишь, в чем провинилась перед тобой моя сестра, или… Я за себя не ручаюсь! Я никому не позволю, даже тебе!

— Она ходила сюда из-за Коли.

Сашка зачерпнул очередную горсть вишни и отправил в рот. Крышечка уже была полна, и образовавшиеся косточки Сашка стал пулять в стену над Колиной кроватью.

— Моя сестра ходила сюда? Из-за Коли?

— Что ты как попугай заладила! Сказали же тебе…

Думаешь, я пьяный? Я напиться хочу, а не получается.

Пью и все трезвый. Она мне в любви объяснялась. Говорила, что с первого взгляда. Мне еще ни одна девчонка, сама, первая, понимаешь?

Ника молчала, слушая стук в собственной голове.

Там внутри, над ухом, тикало, будто поставленная на время мина. Сашку не перебивали, и он говорил в никуда, продолжая обстреливать стенку:

— Мы обнимались с ней по-настоящему, целовались, гуляли. У меня крыша поехала, я ее звонков ждал как проклятый! А оказалось, все — цирк! А я — главный клоун! Прикинь, она все это затеяла из-за Коли.

Ника вскочила.

— Я тебе не верю! Ты врешь! Ты поссорился с Колей и теперь наговариваешь на него. Да ты сам наверняка начал клеиться к моей сестре, а она тебя отшила!

И правильно сделала! У нее парень в армии!

Сашка смотрел на нее и улыбался. Улыбка его показалась Нике самой циничной из всех улыбок, виденных ею в жизни.

— Я не знала, Сашка, что ты такой! Такой наглый, такой хам, врун!

Сашка наблюдал за Никой, пока она подбирала ему эпитеты побольнее. Если бы Ника была в состоянии смотреть ему в глаза, она заметила бы там что-то похожее на сожаление. И что-то вроде сострадания.

Но у Ники в голове стучала мина замедленного действия. Где она взорвется и когда — не мог знать никто.

Разве только тот, кто смотрит на нас с неба, ни во что не вмешиваясь. Он только ждет, с чем мы вернемся к нему, что сумеем сохранить и приобрести в этой возне, именуемой жизнью.

Нике было все равно куда бежать — в спортзал, в институт, к Инге домой. Она должна была найти кого-то из них, Колю или Ингу, это сейчас не имело значения, кто разделил бы с ней возмущение Сашкиной наглой ложью, кто развеял бы ее страхи и сомнения. Мина стучала в голове. Инги дома не оказалось, и, чтобы не говорить с теткой, она села на лавке у подъезда. Но оказалось, что спокойно сидеть и ждать она тоже не может. Ей нужно идти, бежать, лететь. Двигаться. И она побежала.

И у метро столкнулась с сестрой. Инга вскрикнула, бросилась к ней, как это делала всегда после разлуки. Затормошила, закружила на месте. А Ника оставалась деревянной. Она хоть и почувствовала некоторое облегчение, увидев сестру, но на внешние проявления радости у нее сил не хватило, — Инга, я сейчас была в общежитии у ребят… Сашка там пьяный, он нес какую-то чушь про тебя и Колю…

Инга сразу же перестала тормошить сестру. Деловито и вместе с тем осторожно взяла под руку. Как врачи берут под руки родственников скончавшегося больного. И повела ее в сторону своего дома. Наверное, считала уместным привести сестру домой и напоить чаем, как обычно. И Ника послушно двинулась туда, куда вели. Хотя внутри уже сделалось как в холодильнике. И мина тикала более приглушенно, словно давая хозяйке все хорошенько услышать.

— Никуша, ты знаешь, как я тебя люблю. Между нами нет тайн. Так?

Инга говорила покровительственно и спокойно.

Это Нике сразу не понравилось.

— Не знаю, — ответила она. Остановилась и освободила свою руку. Она хотела посмотреть Инге в лицо.

Подсознательно Ника искала там невидимые следы Колиного присутствия. Ингины глаза сухо блестели.

— Когда я полюбила Колю, я сразу призналась тебе.

Сразу! В тот же день. Скажи, что это так!

— Ну?..

Ника смотрела на сестру и думала о посторонних вещах. Например, что тушь у Инги на ресницах — хорошая, французская. Такая и в дождь не потечет. А вот у Ники — наша, отечественная. И если Ника сейчас заплачет, то тушь размажется под глазами смешными серыми синяками. Так что плакать она не будет.

Ни за что.

— Оказывается, и с Колей случилось так же. Он тоже влюбился в меня с первого взгляда. Просто он тебя обидеть боялся. Он сам признался мне.

Ника вспомнила день рождения и ночь в «Васильке». Их ночь. Ника облизала пересохшие губы.

— Это не правда.

— Мне очень жаль, Ника; но это случилось. Мы с Колей любим друг друга. Мы ни в чем не виноваты.

Это как удар молнии.

Ника развернулась и пошла прочь. Вернее, побежала. Оставалась последняя надежда — Коля. Да, ее предала сестра. Это больно. Эта боль обжигает многочисленно, как удары хлыстом. Но она могла выдать желаемое за действительное, с нее станется. Остается надежда. Нужно найти Колю. Он не мог предать ее, он любит, он…

Инга метнулась вслед за сестрой.

— Это случилось помимо нашей воли! — кричала она Нике в затылок чужие, книжные слова. — Ты не знаешь, так бывает! Мы не виноваты, ты должна нас понять!

Ника надела капюшон. Она нырнула в метро и пошла так быстро, как только могла. Инга металась где-то сзади. Больше всего Нике захотелось оторваться сейчас от Инги, от ее назойливого преследования, словно этим можно было перечеркнуть то, что случилось.

Ника бежала по движущимся ступенькам эскалатора, а Инга протискивалась сзади и кричала:

— Ты — его первая любовь, она проходит! Как детство! Ты сама это поймешь!

На них оборачивались и смотрели с любопытством.

Ника прыгнула в вагон, очень надеясь, что Инга не успеет. Но та оказалась проворнее, чем Ника о ней думала. Сестра пролезла в толчее вагона и примкнула к ней вплотную. Устроившись, Инга принялась вещать Нике в затылок:

— Он говорит мне, что так, как со мной, у него никогда не было. Я — его настоящая любовь. Ты не должна пытаться нас разлучить, Ника! Это сделает Колю несчастным.

Ника яростно заработала локтями, пробираясь к выходу. Ингу оттеснили в глубь вагона, Ника выскочила и успела перебежать в другой вагон. Она выпрыгнула на станции «Полянка». Помчалась, ликуя оттого, что удалось оторваться от Инги. Она бежала знакомой дорогой. Все здесь дотрагивалось до сердца — теплый свет окон, силуэты в нижних этажах, в ровных желтых квадратах, подмигивания светофора, зебра перехода перед самым детсадом. Все было как всегда, и от этого Ника заметно воспрянула. Этого не может быть. Здесь ничего не изменилось, и Коля не мог измениться так быстро. Чушь. Ингины выдумки.

Когда перебегала полосатый переход, увидела Колю. Он шел к «Васильку» привычно-пружинистой своей походкой. Руками отмахивал, будто маршировал. Нику обдало изнутри кипятком любви. Холодильник растаял. В голове утихла мина, будто испугалась.

Ника подбежала сзади, сдерживая дыхание, и закрыла его глаза ладонями. Он остановился. Нику пронзил родной запах. Она прижалась щекой к жесткому драпу его пальто.

— Инга?

Твердое имя ее сестры в его устах получилось необычайно мягким. Нику прежде всего поразил тембр его голоса. Незнакомые интонации в нем, ласкающие слух. «Ин-га». Так, наверное, обращаются к божеству.

Ладони расцепились сами собой. Раз — и упали. Коля обернулся, на его лице сияла улыбка. Это не была улыбка пионервожатого. Это была совсем незнакомая улыбка. Ника такой не знала. Наткнувшись на Нику, улыбка споткнулась и стала тихо таять, превращаясь в подобие лужи на лице.