Сегодняшний день был обычным рабочим днём капитана работоргового корабля, подготовленного к отплытию в Салию. Сначала он оформил документы на груз прикрытия – пушнины, якобы скупленной его агентами у грайворских охотников для перепродажи на рынках Кейритии. Потом долго и нудно торговался с таможенником, который привычно повысил сумму взятки по сравнению с той, что получил в предыдущий раз. В итоге они всё же сошлись на некоей усреднённой сумме, после чего расстались, мысленно проклиная друг друга, но уверенные в том, что через месяц этот разговор в точности повторится. Теперь оставалось дойти до вольного города Кир на побережье и встретиться с поставщиком товара…
– Берегись!
Дикий окрик, как это часто бывает, застал всех врасплох. Большинство из тех, кто его услышал, застыли, испуганно втянув головы в плечи. Дэмистр был другим… Он крутанулся волчком, в один миг оценил ситуацию, и, распластавшись в длинном прыжке, нырнул в сторону. Огромная, в три обхвата, бочка рухнула с перегруженной телеги прямо на то место, где он только что находился. Пыль еще не успела осесть на землю, а капитан уже сомкнул руки на горле незадачливого возницы.
– Кто ж так узлы вяжет, шнекер крысопутный?! Ты сейчас у меня собственным языком свой такелаж плеснить будешь! – в бешенстве зарычал шкипер.
– И-ы-ы!! – выпучив глаза, захрипел возница.
Дэмистр слегка ослабил хватку.
– Знаешь, кто я? – зловеще спросил он.
Тот лихорадочно закивал.
– Чей товар?
– Бла… Бла… Блажара, – заикаясь, выдавил работник.
– Так вот, передашь хозяину, чтобы он погрузил мне на борт точно такую же бочку! И заметь, не пустую! Видишь, я куртку свою порвал? – Дэмистр продемонстрировал маленькую дырочку на рукаве. – Это любимая моя куртка, и поверь – стоит она немало! Если за два часа до отплытия вина на борту не будет, я тебя вместе с твоим хозяином собственноручно удавлю! Понял? – переспросил капитан, и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с телеги. Не успел он сделать и пары шагов, как кто-то дёрнул его за рукав.
– Капитан, а капитан… – раздался знакомый голос.
Дэмистр смерил взглядом коренастую фигуру своего боцмана. «Ну, и рожа!» – в который раз довольно ухмыльнулся он. Внешность боцмана и в самом деле «внушала». Неровный, уродливо-шишковатый череп был наголо выбрит. Низкий лоб полностью состоял из мощных надбровных дуг, под которыми пряталась пара маленьких хитрых глаз. Точнее, зрячим был только правый – левый глаз украшало огромное бельмо. Косой шрам, по всей вероятности и ставший причиной этого украшения, тянулся к левому уху, в котором блестела серебряная серьга.
– В чем дело, Слип? Я думал, что ты уже зарифил марселя по самую макушку, а у тебя ещё ни в одном глазу! Учти, накачаешься перед самым отходом – отправлю дрейфовать за борт!
– Некогда под триселями лавировать, капитан, когда барыш на горизонте! – пританцовывая от нетерпения, выпалил боцман.
– Барыш, говоришь, – недоверчиво протянул шкипер. – Ну, трави помаленьку…
– Треть мне! – сразу обозначил свою долю боцман.
– Будет тебе треть, – хмыкнул капитан. – Ещё якоря не выбрал, а уже паруса ставишь!
– Я тут такую куколку нашёл – умереть и не встать!! Лэндерская дочка, вместе с мамашей в гостинице живут, рядышком тут. Махонькая совсем, хороша – сил нет, а, судя по мамаше, как в возраст войдёт – только краше станет! Я всё разведал, взять их – плёвое дело! Лэндер-то сам, рохля пузатая, ещё вечером с якоря снялся, а им велел карету подать почтовую к завтрашнему утру. Если ночью взять – до утра и не хватится никто…
– А стража гостиничная? – заинтересовался Дэмистр.
– Я там двух верных посадил – пьют матросики, с берегом прощаются, жалованье за полгода вперёд пропивают. Угощают всех, рассказывают про то, что в дальний поход за морским зверем завербовались. Охрану тоже поят…
– Девчонка и впрямь такого риска стоит?
– Чтоб мне с морским змеем повстречаться, коли вру! Принцесса!! Да и в мамаше ейной я б поковырялся… – боцман осклабился. – Верное дело, капитан! Хорошие деньги срубим, да и с лэндершей побалуемся, накувыркаемся всласть!
– Осади! – поморщился шкипер. – Уверен, что под ветром пройдёшь?
– В чистую возьмём, кэп! Опасности никакой! – заверил его Слип.
– Учти: волну поднимешь, лично тебе голову оторву! – предупредил Дэмистр. – Это тебе не вольные города, а Грайвор! Нам здесь шум ни к чему!
Боцман понимающе кивнул.
– Возьмёшь с собой двоих, нет троих, – распорядился капитан. – Если сделаешь всё как надо, так и быть – четверть твоя!
– На треть же договаривались, – обиделся Слип.
– Если она и впрямь так хороша, как ты расписал, то тебе и четверти хватит! – отрезал капитан. – И смотри, чтобы груз на борту был сразу после полуночи!
День четвёртый.
одиннадцать часов после Полуденной службы.
– Шире шаг! Плетётесь нога за ногу, точно беременные бабы! Вы гвардейцы, или где? – прикрикнул Ивыч.
Щет… Щет… Щет… Кованые каблуки выбивали дробь о камни мостовой. Мерная поступь отзывалась гулким эхом в окнах домов. После окрика тёмника темп не изменился.
Щет… Щет… Щет…
Старик насупился. «Ну, и чего ты орёшь? – сердито спросил он себя. – Не видишь, ребятки и так ногу тянут, чуть штаны не трещат. Решил на ком-нибудь злость сорвать? И не стыдно тебе?»
Тёмник опустил голову. Ему было стыдно. И не только потому, что он позволил себе сорваться. Он злился потому, что никак не мог принять нужного решения. Неуверенность – вот что угнетало его. Это предательское чувство посетило его впервые за долгие годы – впервые с того самого момента, когда он безусым семнадцатилетним мальчишкой переступил порог казармы. Через пару месяцев службы он раз и навсегда избавился от этой напасти. Ивыч знал цену решительности. Он сроднился с ней настолько, что она стала частью его души. А сегодня… Сегодня он вновь познал яд сомнений…
«Ах, если бы не этот пустобрёх! – в который раз он малодушно попытался переложить вину на кого-то другого. – И зачем я его слушал? Прошёл бы мимо – глядишь, и не узнал бы ничего. Сейчас бы не терзался, а спокойно отправился бы в кабак. Это ж надо иметь такой паршивый язык!» – возмущенно подумал он, и сразу пристыдил себя: «Хотя при чём здесь конюх? Дело-то вовсе не в нём, а тебе самом, старый ты дурак!»
Около полудня Ивыч менял очередную караульную смену и совершенно случайно столкнулся с дворцовым конюхом, который и сообщил дроку о приезде в столицу эррины Лэктон. «Посмотрите, эрр Ивыч, – чуть не плача, жаловался конюх. – Разве можно так обращаться с животным? Где это видано, гнать лошадь сутки без передыху?». Ивыч согласно кивал, а сам думал о своём: «Бедная глупая девочка! Ей кажется, что она влюблена – так влюблена, что не может вынести даже такой короткой разлуки! И почему я не поговорил с ней сразу? Ах да, она тогда уже покинула столицу!».
Трогательное признание Вирты, обнаруженное им два дня назад в своем кабинете, настолько ошеломило Ивыча, что он до сих пор не мог собраться с мыслями. Старый солдат привык к одиночеству, к суровой походной жизни, и домашний уют в его представлении был чем-то далёким и непонятным. Он не то чтобы никогда не задумывался о семье – нет, конечно, такие мысли иной раз приходили ему в голову, особенно в последнее время, после того, как получил титул – но он совершенно не разбирался в хитросплетениях светской жизни, и понятия не имел, каким образом следует искать будущую жену. И уж тем более, он даже предположить не мог, что какая-нибудь девушка первой признается ему в любви. Это было так неожиданно, что дрок испугался. Он почувствовал, как внутри него что-то изменилось. Решительный и твёрдый эрр Ивыч куда-то исчез, а на смену ему пришёл неуверенный и растерянный старик. Ситуация осложнялась ещё и тем, что Вирта была ему очень симпатична. Он не раз издали любовался ею, но любовался не как красивой молодой женщиной, а как дочерью, которой у него никогда не было. Представить её в роли своей жены было выше его сил, и поэтому он сразу решил отговорить девушку. Отговорить, во что бы то ни стало! Убедить её в том, что он ей вовсе не пара, что она достойна лучшего. Дрок и так, и этак проигрывал в уме варианты будущего разговора, но никак не мог найти правильных слов, которые смягчили бы его отказ и не обидели её… После долгих мучительных раздумий Ивыч был вынужден признать, что он просто-напросто боится этого разговора… «Может поговорить с эрессой Лэктон? Кому как не матери поверяет свои сердечные тайны молодая девушка…» – пришла вдруг спасительная мысль.
