— Здравствуйте, тетя Маруся, — сказал я и расплылся в улыбке.
— Какая я тебе Маруся, — хохотнула повариха, — когда я с детских лет Рая, Раиса Павловна.
— Тетя Рая, — нашелся я, — сейчас тут делегация придет из соседнего лагеря. Так они говорят, что у них обеды вкусней. А я им сказал, что наша тетя Рая готовит самые вкусные борщи на свете.
Я правильно задумал. Повара очень любят, когда их хвалят. И тетя Рая решила не ударить лицом в грязь.
Когда в столовую ввалилась "делегация" во главе с вожатым, их ждали на столе тарелки с аппетитным борщом. В общем, все остались довольны — и тетя Рая, и "делегаты".
За столом состоялся первый сбор 9-го отряда. Меня единогласно избрали председателем. Все подняли вверх вылизанные до блеска ложки.
…Рыжее солнце бьет прямо в глаза.
Нажимая на педали, несутся на велосипедах мои друзья.
— Ребята, — кричу я, — остановитесь!
Друзья спешиваются и обступают меня. От них пахнет рыжим солнцем, веселым ветром и расплавившимся асфальтом.
— Как тебе в лагере? — спрашивает Семка.
— Что-то Коробухин нос повесил? — гогочет Горох.
— Не выдумывай, — отмахиваюсь я.
— Нелегкое дело затеял, Валера, — сомневается Генка.
— Это еще цветочки, — отшучиваюсь я.
— Если бы мы с тобой были, — загорается Семка, — мы бы такое завернули…
— Лагерь бы ахнул, — басом произносит Горох.
Мы смеемся, и ребята, оседлав велосипеды, катят по шоссе. Я смотрю им вслед и вижу, как друзья оборачиваются и машут мне руками.
— Держись, Валерка! — долетает до меня голос Семки.
И тут рыжее солнце внезапно гаснет, как будто кто-то нажал на небесный выключатель, и наступает ночь.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
В КОТОРОЙ МЫ ЗДОРОВО БОЛЕЕМ
Звуки горна прогнали прочь мой сон, и я открыл глаза. Горн дудел, не переставая, и быстро разбудил всех. Юрка вскочил с постели и стал торопливо натягивать рубашку.
— Ты куда? — Марик схватил его за длинные черные трусы.
— Мы ведь договорились, — напомнил я.
— А-а! — вспомнил Юрка. Он рухнул на кровать и застонал, как настоящий больной: — А-а-а!
— Ты не очень старайся, — посоветовал ему Толька, — береги силы.
Дверь с шумом распахнулась, и в палату влетел рассерженный Аскольд.
— Что случилось? Вы разве горн не слыхали?
— Мы не можем подняться, — ответил за всех я. — Наверное, вчера на речке простудились.
— Горло болит, — прохрипел Толька.
Вожатый повернулся к нему.
— Голова раскалывается, — заныл Марик.
Вожатый уставился на него.
— Нет сил подняться, — на глазах у Васи Блохина заблестели слезы.
— Кости ломит, — застонал Юрка с такой неподдельной искренностью, что я испугался, не заболел ли он на самом деле. Вожатый тоже, наверное, испугался.
— Вы, ребята, лежите спокойно, пожалуйста, — засуетился он, — я в один момент доктора доставлю.
Когда за вожатым захлопнулась дверь, Юрка уверенно и мрачно произнес:
— Сейчас придет доктор, и от нас останутся рожки да ножки.
Я облегченно вздохнул: значит, белобрысый жив-здоров и даже пророчествует:
— Придет доктор и все узнает. Это так просто узнать, болен ты или здоров. И чем ты болен, легко узнать.
— Тихо! — прошептал я. — Идут.
Я из окна наблюдал за тропинкой, которая вела к нашему домику. По ней торопливо шли вожатый и врачиха. Аскольд, размахивая руками, что-то ей объяснял, а врачиха, сжав губы, кивала головой.
Когда она вместе с вожатым показалась на пороге и сказала: "Здравствуйте, ребята! Как вы себя чувствуете?", мы в ответ дружно застонали. В слаженном хоре "гриппующих" выделялся Юрка. Он стонал просто замечательно — не подкопаешься.
Маленькая, похожая на девчонку, врачиха в белом халате сразу направилась к Юрке.
— Что у тебя болит, мальчик? — ласково спросила врачиха.
— Все, — простонал Юрка с такой силой, что врачиха тут же стала его обстукивать и обслушивать. Мы, затаив дыхание, следили за ее манипуляциями.
— Хрипов в легких нет, температуры — тоже, — пробормотала она. Потом одного за другим врачиха внимательно осмотрела всю веселую дюжину.
— Да, сейчас грипп такой коварный, — обратилась врачиха к вожатому, — главное, надо их всех изолировать. И ни в коем случае не подниматься с постели. Я сейчас приду к вам, ребята.
Они торопливо вышли. 9-й отряд ликовал.
— Ага, а ты не верил, — набросился я на Юрку.
— Я и сейчас не верю, — флегматично промолвил тот. — Она просто не настоящая врачиха. Может, еще студентка. Моя мама, когда я устраиваю ей такое представление, сразу все разгадывает: "До Аркадия Райкина ты еще не дорос, а потому вставай скоренько и марш в школу".
— У тебя замечательные стоны получаются, — похвалил я его.
— Когда-то и мама мне верила, — вздохнул белобрысый очкарик.
Настроение у всех было в кубе, то есть превосходное. Кто-то где-то строится, кто-то куда-то идет, а мы лежим себе спокойно.
Отдыхаем.
Поправляемся.
Настроение еще улучшилось, когда нам принесли завтрак. Не успели дежурные раздать все порции, как щербатый, проглотив в одну секунду манную кашу, воскликнул:
— А теперь тащите добавку. Мы — больные. Нам поправляться надо.
Не испортила нашего светлого, солнечного настроения и врачиха. Он заставила нас съесть какую-то гадость в таблетках, которую называла тетрациклином, и, снова повторив, чтобы мы ни в коем случае не вставали, ушла.
Аскольд отворил двери ногой, потому что руки у него были заняты. Он нес две огромные охапки книг.
— Самые интересные взял в библиотеке, — гордо сказал он.
Это были книги приключенческие и про шпионов. Только мы погрузились в чтение, как на пороге возникла Капитолина Петровна. Руки она держала за спиной.
— Как здоровье? — нараспев протянула старшая вожатая.
— Спасибо, хорошее, — откликнулся вежливый Юрка и тут же спохватился. — Плохое то есть, очень плохое.
— Тихий ужас, а не здоровье, — прохрипел я и закашлялся.
Капитолина Петровна прислушалась, склонив голову, к моему кашлю, а потом медленно, очень медленно достала руки из-за спины. В одной из них оказался большущий кулек, а в нем — конфеты. Каждый из нас брал преспокойно по две штуки. А чего стесняться — мы же больные.
— Лекарства помогают вам? — поинтересовалась старшая вожатая.
— Помогают, — облизывая пальцы, испачканные конфетами, ответил Толька.
— Судя по вашему настроению, — загадочно сказала Капитолина Петровна, — болезнь надолго не затянется. И, наверное, уже завтра я увижу вас бодрыми и здоровыми.
Старшая вожатая вышла из домика, плотно закрыв за собой дверь. Мы недоуменно посмотрели на дверь, а потом друг на друга.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
В КОТОРОЙ НАШ КОРАБЛЬ ДАЕТ ТЕЧЬ,
НО ВСЕ ОКАНЧИВАЕТСЯ БЛАГОПОЛУЧНО
Целый день все шло хорошо, просто прекрасно. Мы здорово болели. А вечером…
Солнце пряталось за спины сосен, и от них на траву ложились прямые, расширяющиеся кверху, тени. Весь день в нашем домике было шумно, а сейчас все притихли, привстали на кроватях и молча, с тоской глядели на солнце.
— Вот и еще один день прожили в лагере, — задумчиво произнес Юрка.
И тут начался бунт. Толька резко повернулся ко мне:
— Выдумал какую-то ерунду — болеть. Могли сегодня целый день валяться на песочке, а не на этих скрипучих кроватях.
Ребята загалдели. Отряд выходил из повиновения.
— А чем тебе плохо? — перешел я в наступление, зная, что это лучшая оборона, — ты лежишь сытый, в тепле и повышаешь свой культурный уровень.
Я показал на шпионскую книгу, которую Толька держал в руках раскрытой на середине.
— А мне культурный уровень надоело в школе повышать, — разозлился Толька. — В лагере я хочу гулять, купаться и загорать.
