– Что ж, выполнить твою просьбу нетрудно. Пока Рэналф давал указания своему человеку.

Гиллиам смотрел через открытые ворота и размышлял. Следует ему убить или, наоборот, поблагодарить солдата, который вывел Николь за городские стены? Все же, независимо от того, соучастник он или нет, солдат помог ему, сам того не подозревая. Если бы не он и его лошадь, Гиллиам никогда не обратил бы внимания ни на “мальчика”, ни на свою тунику. Гиллиам невольно улыбнулся, подумав о смелости леди Эшби. Ни одна другая женщина не осмелилась бы даже попытаться сделать нечто подобное.

– Больше тебе ничего от меня не нужно? – спросил Рэналф.

Продолжая улыбаться, Гиллиам похлопал старшего брата по плечу.

– Спасибо, старина. Это все. Отправляйся к своей милой жене, Рэналф, и предоставь меня самому себе. Я понимаю, мне предстоит долгий и трудный путь, чтобы по-настоящему завоевать ее.

Рэналф вскочил на коня, который сразу затанцевал, почувствовав тяжесть всадника.

– Между прочим, я поставил шесть марок на то, что жена устроит тебе кое-что похуже, чем укол булавкой, в первую неделю вашей совместной жизни.

– Как?! Ты поставил против меня? Хорошо же, ставлю двенадцать марок, что ты ошибаешься! – засмеялся Гиллиам.

– Договорились! – крикнул Рэналф, пришпоривая коня, и галопом понесся к воротам.

– Она правда убьет вас, милорд? – В голосе Джоса слышалось больше восхищения, чем страха.

– Надеюсь, нет, – ответил Гиллиам, продолжая улыбаться. – Идем, мы должны переодеться для верховой езды. Меньше чем через час, я уверен, вместе с моей невестой мы отправимся домой, мальчик.

ГЛАВА 5

Шея Николь ныла от того, что все время приходилось наклонять голову, ноги в тесных башмаках горели. Пятки и пальцы были сбиты до кровавых мозолей. При каждом шаге надорванная кожа правого башмака впивалась в ногу так, что Николь едва удерживалась от стона. Она шла гораздо медленнее своих спутников, Алан и Тильда оказались далеко впереди. Девушка со счастливым видом восседала на лошади, которую вел в поводу солдат.

Николь мучила ревность. После четырех ужасных месяцев, проведенных в одиночестве в запертой комнате, Николь отчаянно нуждалась в дружеском участии Тильды. Девушка хотела так много рассказать подруге, стольким поделиться с ней. Только Тильда могла ее понять!

Кроме того, Николь не терпелось узнать, как жила ее подруга. Откуда в ее взгляде столько печали? Но всякая попытка поговорить с Тильдой ничем не кончалась: подруга избегала откровенного разговора. Едва они вышли за ворота, как девушка все свое внимание сосредоточила на Алане, словно и впрямь горела желанием остаться наедине с ним.

Николь видела лишь спину подруги, и то секунду, пока Алан и Тильда не скрылись за поворотом в густом лесу. Она вздохнула, мучимая усталостью и злостью. Подруги не должны позволять мужчинам вставать между ними, с горечью думала Николь.

Дойдя до поворота, девушка вдруг услышала позади себя топот копыт и отпрыгнула в сторону, бросившись через размокшую грязь в гущу леса. Колючие, почти голые ветки не могли служить надежным укрытием, и она, присев под кустом терновника, затаилась, как заяц, преследуемый собаками, моля Бога, чтобы ее не заметили.

Лорд Грейстен в сопровождении нескольких всадников галопом пронесся мимо, не глядя по сторонам. Через минуту его и след простыл, только в грязи остались глубокие следы лошадиных копыт.

Николь вышла из-за куста и довольно улыбнулась. Если они не собирались прочесывать окрестности в поисках беглянки, значит, считают, что она еще в городе.

Ощущение победы вытеснило из ее души обиду на Тильду, которая продолжала вести свою глупую игру с Аланом. Хромая, Николь вернулась на дорогу и от радости, пересилив боль, сделала пируэт. Наконец-то дочь Джона Эшби свободна!

Девушке так хотелось с кем-то поделиться этой радостью, что, забыв о больных ногах, она побежала догонять своих спутников. Когда Николь снова оказалась у поворота, она задыхалась от боли, капюшон слетел с головы, волосы растрепались.

Дорога уходила вперед, прямая и ровная, но на ней не было видно ни души.

Николь оторопела: где же Алан и Тильда?

Она стояла, ожидая увидеть парочку вылезающей из придорожных кустов. Николь подумала, что они тоже прятались от проезжавших всадников. Но дорога была по-прежнему пустынна, никто не появлялся из леса.

Николь заволновалась. Положив руку на рукоять ножа, она медленно направилась вперед. Тишину нарушал только щебет птиц да шуршание голых веток на ветру. Щеки покалывало от холода, влажный воздух превращался на лице в ледяные капли.

– Тильда! – позвала она.

Из кустов вышел Алан. Он как будто только и ждал ее слов.

– Так вот ты где! – произнес он, в его голосе не слышалось и намека на доброжелательность.

Внезапно он остановился, будто испугавшись, затем уставился на нее и расхохотался.

– О Боже, я думал, что подхватил проститутку с никчемным мальчишкой, а это, оказывается, настоящий красавчик, мне такие еще не попадались.

– Красавчик? О чем ты болтаешь? И где моя сестра? – Николь не поняла настоящего смысла его слов. Холодный ветер трепал ее кудри, как бы напоминая, что капюшон свалился, и его надо немедленно надеть на голову.

– У вас не должно быть ничего общего с этой маленькой замарашкой, леди Эшби, – сказал Алан, отвратительно усмехнувшись. – Позвольте мне оградить вас от разных неприятностей до тех пор, пока ваш муж не заплатит за вас.

Николь уставилась на солдата, потрясенная услышанным. Значит, он не только раскрыл ее маскарад, но еще и угрожает похищением.

– Я не говорю на твоем языке, – грубо бросила она по-английски.

– Ну-ну, – ответил он, – брось притворяться. Такая благородная девушка не должна прятаться под мужской одеждой. Веди себя тихо, и никто не сделает тебе ничего плохого.

От ярости, разгоревшейся в ней, Николь сощурилась. Этот жалкий бродяга собирается отнять у нее свободу, за которую она так отчаянно сражалась! Все они, дворяне, церковники и даже простолюдины, хотят командовать ею, диктовать ей что делать только потому, что они мужчины, а она нет!

– Ты, мерзкая скотина, – прошипела она по-французски, – много о себе воображаешь, если думаешь, что можешь схватить меня и держать у себя. Даже лорд Грейстен не сумел сделать этого! Николь выхватила нож и выставила его перед собой. – Отдавай мою подругу и прочь с дороги! Или я выпотрошу тебя, как гуся!

– Дамы не должны играть острыми предметами, – с угрозой предупредил Алан. Он потянулся было за ножом, но тотчас отдернул руку, залитую кровью – Проклятие! Ты разрезала мне ладонь! – завопил он, удивившись, однако, что девушка посмела напасть на него. – Прекрати свои глупости. Отдавай сейчас же! – И солдат неуклюже бросился к девушке.

Николь презрительно рассмеялась. Неужели негодяй думал, что она будет спокойно стоять и ждать? Девушка молниеносно сделала Алану подножку, и тот упал. Острие ножа уперлось ему в голову, и солдат повалился лицом в грязь.

Поставив ногу на спину поверженного противника, Николь отбросила нож и вытащила меч из ножен солдата. Вооружившись, девушка сразу почувствовала себя увереннее и, отступив на шаг, ткнула солдата его же оружием.

– Вставай, деревенщина, и отдавай мне Тильду.

Тот поднялся на колени: борода вымазалась в грязи, глаза помутнели.

– Чего вы на нее смотрите, вы, дураки! – закричал он по-английски, выплевывая грязь изо рта, – скрутите ее, только осторожнее. Если переломаете ей кости, эти дворяне убьют нас, вместо того чтобы заплатить за нее.

Николь приоткрыла от удивления рот, когда из леса с громкими криками начали выскакивать один за одним какие-то оборванцы. Дорога, только что совершенно безлюдная, словно ожила. Кто-то из нападавших был наряжен в остатки кожаных доспехов, на других были кольчуги, довольно прочные и способные отражать удары. Все были вооружены: кто мечом, кто ржавым ножом, а кто заостренным колом. Их оказалось шестеро, не считая Алана, и все заросли грязью настолько, что Николь едва не вырвало от ужасного запаха, когда они подошли поближе. Самый рослый и большой из них держал за руку Тильду, растрепанную, всю в синяках.