Какая радость одеться самой! Коричневое платье оказалось в самый раз, такое простое и удобное, с пояском на талии. Нижнее платье с длинными рукавами, очень просторное, если надо, можно закатать рукава по самый локоть, а верхнее она сшила совсем без рукавов.

Николь вошла в зал, ожидая увидеть Гиллиама и Джоса. Больше часа назад, едва рассвело, они отправились сюда. Сделав несколько шагов от порога, она с удивлением обнаружила, что ни мужа, ни его оруженосца нет. Вообще никого. Ни одного солдата. Только служанки сиротливо сидели за столом. Томас, имевший право есть вместе с лордом Эшби, тоже не явился.

Любопытство, смешанное с беспокойством, охватило Николь. Надо было пораньше встать и выяснить, куда все решили отправиться. Она отругала себя за то, что раньше не побеспокоилась об этом. Она же хозяйка замка и должна знать абсолютно обо всем, что происходит в Эшби. Где же они все?

Николь сняла накидку и встряхнула, капли полетели во все стороны. Вдруг откуда ни возьмись выскочила Ройя и подпрыгнула, щелкнув челюстями. Николь удивленно и испуганно вскрикнула. Гиллиама нет, и одному Богу известно, на что способна эта собака.

Но вместо того чтобы нападать, Ройя уселась и принялась наблюдать за хозяйкой Эшби. В больших ореховых глазах застыла мольба. Ройя била хвостом по утоптанному земляному полу, но без всякой злобы. Николь поколебалась, потом еще раз встряхнула накидку. Собака прыгнула, ловя открытой пастью капли воды.

– А-а, так ты хочешь поиграть, – удивленно протянула она.

Раскрыв пасть и высунув язык, собака смотрела то на Николь, то на накидку, словно умоляя позволить ей еще немного позабавиться.

Николь пожала плечами и неожиданным для самой себя извиняющимся тоном проговорила:

– К сожалению, она уже сухая. Я не так долго была на улице.

Николь осторожно прошла мимо собаки и остановилась возле очага полюбопытствовать, что варится в котле. Фасоль и ячмень кипели в густом бульоне. Едва усевшись за стол, Николь услышала топот лошадиных копыт и голоса всадников у двери. Резким свистом позвали конюха. Зазвенела упряжь, заскрипела кожа. Гиллиам большими шагами вошел в зал, оруженосец следовал за ним по пятам. Новый хозяин Эшби был не при полных доспехах, но поверх туники блестела тонкая металлическая кольчуга, на поясе висел меч. Он откинул капюшон, и в мокрых волосах засверкали капли воды.

Как и Гиллиам, Джос был в кольчуге, надетой поверх туники, но вид у него был жалкий. Он потирал руки, пытаясь согреть их, волосы прилипли ко лбу, кончик носа покраснел. Ройя немедленно запрыгала возле хозяина, приветственно размахивая хвостом.

– Куда вы ездили так рано? – спросила Николь, когда Гиллиам остановился у огня, собираясь снять мокрую одежду.

Солдаты, такие же вымокшие, как хозяин, заполняли зал. Гул голосов после гнетущей тишины поднимал настроение.

– Мы гонялись за ворами, – пояснил дрожащий Джос. Пальцы его так тряслись, что он не мог развязать шнурок капюшона.

– Что еще за воры? – Николь направилась к смельчаку, собираясь помочь.

– Пастух наткнулся на неизвестного мужчину с перерезанным горлом. К тому же его ограбили, – обыденным тоном сообщил Гиллиам. – Он умер уже несколько дней назад. Да, еще исчезли две овцы. Джос, мальчик, повесь-ка плащ у огня и шагай к столу. Этот выезд отнял столько времени, а у нас полно дел.

Николь быстро подошла к Гиллиаму, и он заметил:

– Ты уже хорошо ходишь. – Он приподнял брови и пошел к большому сундуку с доспехами, который стоял возле стены.

– Да, слава Богу, – ответила она немного напряженно, наблюдая, как он прячет в сундук меч и запирает его. Потом Гиллиам разложил на сундуке одежду для просушки.

Итак, он старается держать все оружие подальше от нее. Но не так уж оно ей сейчас и нужно, ради Эшби Николь готова потерпеть.

– У нас и раньше такое случалось. Лес густой, в нем можно спокойно прятаться. А ты спросил деревенских, не знают ли они убитого?

Гиллиам вернулся и встал рядом с ней.

– Да, спросил. Но ни управляющий, ни другие, а их около сотни, не признали его. Из деревенских никто не пропал.

Николь задумчиво смотрела на мужа.

– В таком случае почему ты беспокоишься, если никто не признал его?

– А с чего ты взяла, что я беспокоюсь? – удивился Гиллиам.

– Потому что ты не улыбаешься, как обычно.

Он рассмеялся.

– О Боже! Один мой секрет ты уже знаешь. Ты права. Это убийство меня действительно беспокоит. Дело в том, что тело убитого не прятали, а, напротив, вытащили из леса на видное место. Вот над этим стоит задуматься, согласна? – Он умолк, продолжая смотреть на Николь. Потом добавил: – Я так и знал, этот цвет тебе совсем не идет. – В голосе звучало разочарование.

Николь бросила на него быстрый взгляд и пошла к столу.

– А мне все равно, идет цвет или нет.

– А мне не все равно.

От того, как тихо он это произнес, она занервничала, потом села на скамейку. Гиллиам опустился рядом. Его нога тесно прижалась к ее ноге, и Николь сразу стало трудно дышать. Дева Мария, ужасно все время чувствовать себя маленькой и беспомощной рядом с ним. Без сомнения, он об этом догадывается, использует свою физическую мощь… Николь, не решаясь столкнуть мужа со скамьи, поерзала, пытаясь отодвинуться.

– Трусиха, – прошептал Гиллиам. Николь вздернула подбородок.

– Ты чересчур большой, занимаешь слишком много места, – ответила она тихо, чтобы не услышал Джос. – Я даже не могу взять в руку ложку.

Кухарка положила перед ней толстую вчерашнюю лепешку с вынутым из середины мякишем и налила туда похлебки. Николь взяла ложку и принялась есть.

– А можно и мне тоже? – спросил, стесняясь, Джослин.

– Джос! – удивленно воскликнул Гиллиам. – Ты хочешь есть! Я, тобой горжусь, мой мальчик.

– Да я, может, и не хочу, просто замерз. А еда кажется такой горячей, – проговорил мальчик, скрестив руки на груди и поджав губы.

Николь удивленно посмотрела на Джослина и снова увидела в нем свое собственное отражение. Как и она, Джос упрямо не желал изменяться, когда его об этом просили другие. Джос вовсе не собирался признаваться, что закончил поститься и больше не собирается стать служителем церкви. Всем своим видом, гордо поднятой головой и вздернутым подбородком, он давал понять, что не хочет слышать никаких насмешек из-за его решения.

Гиллиам намеревался что-то сказать – по выражению лица было ясно, что какую-то колкость, но Николь положила свою руку на его и слегка сжала. Он бросил на нее удивленный взгляд, но удержался и промолчал.

– Тогда ешь, – сказала Николь. – Если завтра не так сильно замерзнешь, сам решишь – есть тебе или нет. Уина, принеси Джосу поднос и такую же похлебку, пускай согреется.

– Да, миледи, – ответила женщина.

Джос с благодарностью посмотрел на свою госпожу и жадно принялся за еду.

– Молодец, – еле слышно сказал Гиллиам. – Как ты догадалась?

– Некоторые не выносят твоего юмора, – тоже шепотом ответила Николь. – А мы оба устали быть постоянной мишенью для твоих насмешек.

Гиллиам улыбнулся в ответ и принялся за еду. Новый господин Эшби съел шесть вареных яиц, три маленьких батона хлеба, четверть круга мягкого сыра, а чтобы все это запить, налил чашку подслащенной ячменной воды. Николь уже поела, а он снова взялся за яйца и хлеб.

Кухарка, проходя мимо нее с пустым горшком, сказала:

– Клянусь, миледи, у вашего мужа внутри настоящая яма, и он никак не может ее заполнить.

– Истинная правда, – ответила Николь по-английски, а потом сразу перешла на родной язык. – Гиллиам, я думаю, нам всем придется голодать зимой, чтобы накормить тебя.

Гиллиам только улыбнулся.

– Тебе надо больше верить в свои силы, моя дорогая жена. Так что ты будешь делать теперь, когда снова встала на ноги?

От приятного возбуждения она улыбнулась, задумчиво грызя ноготь большого пальца. Николь всегда так делала, когда хотела привести мысли в порядок.

Во время уборки урожая единственным отличием Николь от остальных женщин Эшби было лишь почтительное обращение “госпожа”. В остальном – никакой разницы. Она занималась забоем выбракованных животных из стада и из отары, солила мясо, делала колбасы, из винограда готовила вино, из яблок – сидр и уксус. Запасов надо было сделать много, чтобы семье и слугам хватило на долгую зиму.