И за все это надо сказать спасибо Большому Келлсу.

Миновал праздник Жатвы; Охотничья Луна побледнела, вновь приросла и натянула свой лук; первые бури Широкой Земли уже надвигались с запада. И вот когда стало казаться, что сборщик налогов, наверное, и не приедет, тот явился в Древесную деревню, словно его принесло зимним студеным ветром. Как всегда, он приехал на огромном вороном коне. Тощий, как сам Том, – Костлявая Смерть. Его черный тяжелый плащ хлопал на ветру, словно крылья летучей мыши. Бледное лицо скрывалось в тени широкополой шляпы (такой же черной, как плащ). Проезжая по улицам, он непрестанно вертел головой, примечая тут – новый забор, там – корову, а то и трех, что прибавились к стаду за год. Жители деревни хоть и будут роптать, но заплатят, а если не смогут заплатить, у них отберут землю – именем Гилеада. Возможно, даже тогда, в те стародавние времена, люди шептались, что это несправедливо, налоги слишком большие, Артур Эльдский давно мертв (если он вообще существовал) и что все налоги по договору с феодом выплачены уже в десятикратном размере, как серебром, так и кровью. Возможно, кто-то из этих людей уже ждал, что придет Добрый Человек и даст им силу сказать: Хватит, хорошенького понемножку. Мир сдвинулся с места.

Да, возможно. Но не в тот год. И еще очень не скоро.

Далеко за полдень, когда в небе теснились черные тучи, а желтые кукурузные стебли в огороде Нелл стучали, как зубы в дрожащей челюсти, сэй сборщик налогов провел своего вороного коня между столбами ворот, которые Большой Росс когда-то собственноручно врыл в землю (Тим при этом присутствовал: наблюдал и помогал, когда папа просил подсобить). Медленным и торжественным шагом конь дошел до крыльца у передней двери. Остановился, кивая большой головой и раздувая ноздри. Большой Келлс стоял на верхней ступеньке крыльца, но ему все равно пришлось задрать голову, чтобы взглянуть на бледное лицо незваного гостя. Келлс держал шляпу в руках, прижимая ее к груди. Ветер трепал его редеющие черные волосы (в которых уже появились первые седые пряди; Келлсу было почти сорок, и совсем скоро он станет старым). Нелл с Тимом стояли в дверях. Нелл обнимала сына за плечи и прижимала к себе крепко-крепко, как будто боялась (или, может быть, чуяла материнским сердцем), что сборщик налогов может забрать у нее ребенка.

В первые мгновения все было тихо, только плащ гостя хлопал на ветру и ветер пел свою жутковатую песню под свесом крыши. Потом сборщик налогов наклонился вперед, внимательно глядя на Келлса большими черными глазами, которые, казалось, вообще не моргали. Тим заметил, что губы у этого человека красные, словно у женщины, когда она красит их свежей мареной. Гость достал из-под плаща свиток – не книжку из досок, а именно свиток из настоящей пергаментной бумаги, – развернул его, изучил, затем свернул и убрал под плащ. Снова взглянул на Большого Келлса, который вздрогнул и уставился себе под ноги.

– Келлс, я так понимаю? – Голос у сборщика налогов был грубым, резким и хриплым, и таким неприятным, что у Тима по коже пошли мурашки. Он видел этого человека и раньше, но только издалека; папа всегда уводил Тима из дома, когда сборщик налогов от феода приезжал к ним в деревню собирать ежегодную дань. Теперь Тим понимал почему. Сегодня ночью ему наверняка будут сниться кошмары.

– Келлс, ага. – Голос отчима был преувеличенно бодрым, хотя и заметно дрожал. Большой Келлс все же заставил себя поднять взгляд. – Добро пожаловать, сэй. Долгих вам дней и приятных…

– Да-да, и того и другого. – Гость небрежно махнул рукой. Теперь взгляд его черных глаз был устремлен за спину Келлса. – А это… Россы, я так понимаю? Теперь уже двое, не трое. Мне сообщили, Большого Росса постигла несчастная случайность. – Он выговаривал слова глухо и монотонно. Словно глухой, который пытается петь колыбельную, подумал Тим.

– Так и есть, – сказал Большой Келлс. Он сглотнул так тяжело, что стоявшему сзади Тиму было слышно, как он глотает, а потом заговорил, быстро и сбивчиво: – Мы с ним были в лесу, на нашей делянке у Тропы железных деревьев… у нас их несколько, знаете… четыре-пять небольших участков, и все, как положено, обозначены табличками с нашими именами, я их не менял, таблички… потому что у меня в душе он по-прежнему мой напарник и останется им навсегда… и вот мы, значит, в лесу разделились. А потом я услышал шипение. Такое шипение ни с чем не спутаешь, да. Сразу понятно, что это дракониха делает вдох, когда собирается пыхнуть…

– Хватит, – перебил его сборщик налогов. – Когда мне бывает охота послушать сказки, я люблю, чтобы они начинались с «давным-давно, в стародавние времена».

Келлс открыл было рот – может быть, просто хотел извиниться, – но передумал и промолчал. Сборщик налогов смотрел на него, положив руку на луку седла.

– Как я понимаю, сэй Келлс, ты продал свой дом Руперту Андерсону.

– Да, он меня обжулил, но я…

Гость снова не дал ему договорить:

– Налог – девять серебряных «орлов» или один родиевый. Родий, насколько я знаю, в здешних краях не встречается, но я все равно должен это озвучить, поскольку так было прописано в исходном Договоре. Один «орел» – за совершение сделки купли-продажи, и восемь – за дом, где ты теперь сидишь на заднице по вечерам и, как я понимаю, тешишь свой дрын по ночам.

– Девять?! – Большой Келлс аж задохнулся. – Девять?! Это же…

– Это же – что? – переспросил сборщик налогов своим глухим хриплым голосом. – Осторожнее, Берн Келлс, сын Матиаса, внук Хромого Питера. Следи за своим языком. Следи хорошенько, потому что, хотя твоя шея толста, ее, я так думаю, все равно можно передавить. Да, именно так я и думаю.

Большой Келлс побледнел… хотя до бледности гостя ему было все-таки далеко.

– Это лишь справедливо. Я, собственно, вот что хотел сказать. Я все заплачу.

Он сходил в дом и вернулся, держа в руках замшевый кошель. Это был кошелек Большого Росса, тот самый, над которым мама плакала в кухне в тот день, когда вдова Смэк отменила занятия и Тим вернулся домой пораньше – еще в Полную Землю, когда жизнь казалась намного лучше, пусть даже и без Большого Росса. Келлс отдал кошель Нелл, та отсчитала требуемую сумму и высыпала драгоценные серебряные кругляшки в ладонь мужа.

Все это время сборщик налогов молча сидел на своем вороном коне, но когда Большой Келлс начал спускаться с крыльца, чтобы отдать деньги – почти все, что у них было, пусть даже Тим уже сам кое-что зарабатывал и вносил свою лепту в общий семейный котел, – гость покачал головой:

– Стой на месте. Я хочу взять их у мальчика, ибо он юн и чист, и я вижу в его чертах лицо его отца. Да, вижу очень хорошо.

Тим сложил ладони чашечкой, и Большой Келлс высыпал в них серебро – такое тяжелое! Мальчик еле расслышал, как отчим шепнул ему на ухо:

– Неси осторожнее. Не урони, бестолковщина.

Как во сне, Тим спустился по ступенькам крыльца. Протянул руки вверх и не успел даже понять, что происходит, как сборщик налогов крепко обхватил его запястья, поднял и усадил перед собой на коня. Тим увидел, что лука седла украшена узором из серебряных рун: лунами, звездами, кометами и кубками, из которых лился холодный огонь. В то же время он осознал, что монет у него в руках больше нет. Сборщик налогов забрал деньги, хотя Тим не помнил, когда и как это произошло.

Нелл закричала и рванулась вперед.

– Лови ее и держи! – Голос сборщика налогов прогремел прямо над ухом Тима, так что мальчик едва не оглох.

Келлс схватил жену за плечи и рывком оттащил назад. Она споткнулась и упала на дощатое крыльцо. Длинные юбки взметнулись, задрались, приоткрыв лодыжки.

– Мама! – закричал Тим и попытался спрыгнуть с седла, но сборщик налогов без труда его удержал. От сборщика пахло приготовленным на костре мясом и застарелым холодным потом.

– Спокойно, юный Тим Росс, она совсем не ушиблась. Смотри, как резво вскочила. – Он обернулся к Нелл, которая и вправду уже успела подняться. – Не беспокойся так, сэй, я хочу лишь перемолвиться с ним парой слов. Не стану же я, в самом деле, обижать будущего налогоплательщика королевства!