– Если обидишь его, я убью тебя, дьявол, – сказала она.

Келлс замахнулся на нее кулаком:

– Закрой рот, дура!

Нелл не отпрянула от кулака. Она смотрела только на Тима, сидевшего на высоком вороном коне перед сборщиком налогов, который крепко держал ее сына, обхватив его руками за грудь.

Сборщик налогов улыбнулся двоим, замершим на крыльце: один из них так и стоял с кулаком, занесенным для удара, а у другой по щекам текли слезы.

– Нелл и Келлс! – провозгласил он. – Счастливая пара!

После чего развернул коня и неспешно поехал к воротам, по-прежнему крепко сжимая Тима в объятиях и обдавая ему щеку зловонным дыханием. У ворот сборщик налогов остановился и прошептал Тиму в ухо, в котором все еще звенело:

– Как тебе нравится твой новый отчим, а, юный Тим? Скажи мне правду, но говори тихо. Это наш разговор, и им его слышать не обязательно.

Тим не хотел оборачиваться, не хотел, чтобы бледное лицо этого человека оказалось еще ближе к нему, но в сердце Тима хранился секрет, который его отравлял. Поэтому он обернулся и прошептал в самое ухо сборщика налогов:

– Он бьет маму, когда напивается.

– Правда? Хотя чему тут удивляться? Его отец тоже бил его мать. То, чему учатся в детстве, потом входит в привычку, и это правда.

Затянутая в перчатку рука подняла полу тяжелого черного плаща и накрыла обоих, как одеялом. Тим почувствовал, что сборщик налогов положил что-то маленькое и твердое ему в карман.

– Это подарок тебе, юный Тим. Ключ. Но не простой, а особенный. Знаешь почему?

Тим покачал головой.

– Это волшебный ключ. Он отпирает любой замок, но всего один раз. После этого он становится бесполезным, как грязь, так что используй его обдуманно! – Сборщик налогов рассмеялся, как будто это была самая лучшая в мире шутка. От запаха его дыхания Тима чуть не вывернуло наизнанку.

– Мне… – Он сглотнул. – Мне нечего открывать. У нас даже двери не запирают. Только в салуне и в тюрьме. А больше замков у нас нет.

– А мне кажется, есть. И ты знаешь, на чем. Разве нет?

Тим посмотрел прямо в черные смеющиеся глаза и ничего не сказал, но сборщик налогов кивнул, как будто услышал ответ.

– Что ты там говоришь моему сыну? – крикнула Нелл с крыльца. – Не вливай яд ему в уши, дьявол!

– Не слушай ее, юный Тим, очень скоро она все поймет. Поймет очень многое, но ничего не увидит. – Сборщик налогов хохотнул. У него были очень большие и очень белые зубы. – Вот тебе загадка! Сможешь ее разгадать? Нет? Ну и ладно тогда. Не бери в голову. Узнаешь ответ в свое время.

– Иногда он его открывает, – медленно, как во сне, проговорил Тим. – Точильный брусок достает. Чтобы топор наточить. А потом запирает опять на замок. И сидит на нем по вечерам, как на стуле, и курит.

Сборщик налогов не стал уточнять, о чем идет речь.

– И каждый раз, проходя мимо, прикасается к нему. Гладит его, как хозяин – любимого пса. Так, юный Тим?

Да, именно так. Но Тим не стал этого говорить. Ему и не надо было ничего говорить. Он уже понял, что этот человек с тонким бледным лицом знает все его тайны. Все до единой.

Он играет со мной, думал Тим. Я для него просто забава, чтобы развеять скуку в тоскливый денек в тоскливой деревне, откуда он очень скоро уедет. Но он ломает свои игрушки. Надо лишь посмотреть на его улыбку, чтобы это понять.

– Я разобью лагерь в лесу. В двух колесах от Тропы железных деревьев. Пробуду здесь еще ночь или две, – проговорил сборщик налогов своим хриплым, режущим ухо голосом. – Путь был неблизкий, и я что-то устал. Меня утомляет весь этот треп, который приходится выслушивать постоянно. Да, в лесу варты, вервелы и змеи, но они хотя бы не трещат.

Ты не можешь устать, подумал Тим. Кто угодно, но только не ты.

– Приходи ко мне, если хочешь. – На этот раз сборщик налогов не хохотнул, а хихикнул, как вредная девчонка. – И если осмелишься, разумеется. Но приходи ночью, потому что твой покорный слуга предпочитает спать днем, когда есть возможность. Или не приходи, если боишься. Мне все равно. Но!

Это последнее слово предназначалось коню, который медленно развернулся и направился обратно к крыльцу, где, заломив руки, стояла Нелл, а рядом с ней хмурился Большой Келлс. Тонкие сильные пальцы сборщика налогов вновь сомкнулись на запястьях Тима – как кандалы – и подняли мальчика над седлом. Уже через секунду Тим стоял на земле и смотрел снизу вверх на бледное лицо и алые губы, растянутые в улыбке. Ключ жегся в кармане. Высоко в небе прогрохотал гром, и начался дождь.

– Феод благодарит вас. – Сборщик налогов коснулся рукой полей шляпы и развернул коня. Но прежде чем гость скрылся в стене дождя, Тим успел разглядеть одну странную вещь: черный плащ взметнулся, надувшись на ветру, и взору Тима открылся большой металлический предмет, притороченный к седельной сумке. Издали этот предмет походил на умывальный таз.

Большой Келлс спустился с крыльца, схватил Тима за плечи и принялся трясти, как тряпичную куклу. Намокшие волосы Келлса облепили лицо. Струи дождя стекали с редеющих прядей и с бороды. Когда Келлс обвивался веревкой с Нелл, его борода была полностью черной, а теперь в ней заметно проглядывала седина.

– Что он тебе говорил? Что-нибудь обо мне? Что он тебе там наплел? Говори!

Тим не мог ничего сказать. Его голова дергалась и моталась из стороны в сторону, так что зубы стучали.

Нелл бросилась вниз по ступенькам.

– Прекрати! Оставь его! Ты обещал, что никогда…

– Не лезь не в свое дело, женщина! – рявкнул Келлс и заехал ей кулаком в лицо. Нелл упала в размокшую грязь, где дождь уже заливал следы, оставленные конем сборщика налогов.

– Ты скотина! – закричал Тим. – Не смей бить маму! Не смей!

Он не почувствовал боли сразу, когда Келлс ударил его по лицу кулаком, – просто перед глазами вспыхнул белый свет, и Тим на какое-то время ослеп. А когда свет поблек, мальчик обнаружил, что лежит на земле рядом с мамой. Голова кружилась, в ушах звенело, а в кармане по-прежнему жегся ключ, словно раскаленный уголек.

– Нис забери вас обоих! – выругался Келлс и пошел прочь под дождем. За воротами он повернул направо. Тим ни капельки не сомневался, куда направляется отчим: в салун. Всю Широкую Землю Большой Келлс не брал в рот ни капли – во всяком случае, Тим ничего такого не замечал, – но сегодня он точно напьется. Судя по скорбному взгляду мамы (лицо мокрое от дождя, волосы липнут к забрызганной грязью щеке, на которой уже наливается синяк), она тоже об этом подумала.

Тим обхватил маму за талию, она обняла его за плечи. Они медленно поднялись на крыльцо и вошли в дом.

Нелл села у стола на кухне. Даже не села, а повалилась на стул. Тим налил в таз воды, намочил тряпку и осторожно приложил ее к маминой щеке, которая уже начала распухать. Пару минут Нелл сидела, прижимая к щеке тряпку, потом молча протянула ее сыну. Чтобы успокоить маму, Тим приложил тряпку к лицу. Она приятно холодила кожу, унимая жаркую пульсацию боли.

– Отлично все складывается, – сказала Нелл с наигранной бодростью. – Жена избита, мальчик избит, а новый муж напивается в кабаке.

Тим не знал, что на это ответить, и промолчал.

Нелл подперла подбородок рукой и проговорила, не поднимая глаз:

– Это я виновата. Сама так решила, на нашу голову. Теперь все еще хуже. Я тогда растерялась. Мне было страшно, у меня ум за разум зашел, хотя это не оправдание. Лучше бы у нас отобрали дом!

Остаться без дома и без земли?! Неужели мало того, что они потеряли отцовский топор и счастливую монетку?! Хотя в одном мама была права: теперь все еще хуже.

Но у меня есть ключ, подумал Тим и нащупал его в кармане.

– И где он теперь? – спросила Нелл, и Тим сразу понял, что она спрашивает вовсе не о Большом Келлсе.

В лесу. В двух колесах от Тропы железных деревьев. Где он меня ждет.