Лишенный иной деятельности, я довольно прилежно конспектировал зрелище с экрана – видеозапись для души. Ну и для печати кое-что пригодилось…

Телевидение в дни Олимпиады поставило своего зрителя в самое привилегированное положение…

Оптимально сфокусированный показ ставил целью своей представить телезрителю Олимпиаду не как сумму соревновательных дисциплин, а как образ всего современного спорта.

От всех других спортивных событий века Олимпиаду в первую очередь отличала предельная обобщенность зрелищного сюжета – зрителю было дано проникнуть не только в суть совершаемого в том или ином спортивном жанре, но и обрести весьма многое на пути познания спорта и спортивной жизни вообще…

Но частности при этом вовсе не страдали, фундаментальность общего замысла способствовала жанровой конкретности показа. Так смело можно, например, сказать: сцены из легкой атлетики…

Человек и его характер крупным планом – принцип спортивного телевидения и содержание сегодняшних соревнований.

Знание спорта сливается благодаря телевидению с общечеловеческим знанием, поскольку к знанию особенностей большого спорта приходят теперь не иначе, как постигая человеческую суть его героев.

Телевидение произвело разведку более глубокую, чем кино или фотография, и открыло в большом спорте дополнительные резервы изобразительной метафоричности, той непрерывной метафоричности, что, может быть, и не сразу превращается в кристаллизованную зрелищность, и не всегда заметна сразу, но зато все время тонизирует восприятие зрителя.

Телевидение научило нас – своих зрителей – читать сосредоточенность спортсмена как самый захватывающий сюжет.

Именно обеспеченность зрелищной стороны спортивного действия содержанием и контролируется, проверяется, испытывается ТВ необычайно строго.

Оптимально, на наш взгляд, сфокусированный показ ставил целью своей представить телезрителю Олимпиаду не как сумму соревновательных дисциплин, а как образ всего современного спорта.

От всех других спортивных событий века Олимпиаду в первую очередь отличала предельная обобщенность зрелищного сюжета – зрителю было дано проникнуть не только в суть совершаемого в том или ином спортивном жанре, но и обрести весьма многое на пути познания спорта и спортивной жизни вообще…

Но «частности» при этом вовсе не страдали, фундаментальность общего замысла способствовала жанровой конкретности показа. Так смело можно, например, сказать: сцены из легкой атлетики…

Человек и его характер крупным планом – принцип спортивного телевидения, содержание сегодняшних соревнований.

Так знание спорта смыкается благодаря телевидению с общечеловеческим знанием, поскольку к знанию особенностей большого спорта приходят теперь не иначе, как постигая человеческую суть его героев.

В драме спортивного зрелища, представляемого регулярно ТВ, спортсмен – современный герой.

К тому же большой спортсмен сегодня и своеобразный артист – мастер чисто телевизионного жанра. Ведь сегодняшний зритель имеет возможность наблюдать соревнующегося во всех подробностях им испытываемых переживаний.

Что касается обратной связи, то она так естественна.

Спорт, образованный ТВ, вошел в каждый дом, но он же и позвал из дома – привел на стадион нового зрителя. Разогрел, подстегнул его интерес. И, подарив эффект сопереживания, увлек возможностью соучастия в зрелище пусть даже из самого верхнего яруса гигантского современного спортивного сооружения. Оторванный от привычного ему крупного плана – постоянной льготы ТВ, он немедленно обнаруживает тех людей, что привык видеть в стенах квартиры на телеэкране. Возникает как бы диапазон контактов.

Без зрителя, без подлинного искусства смотреть спортивное зрелище и болеть горячо и искренне за участвующих в нем людей нет настоящего соревнования.

И ТВ, без сомнения, способствует в формировании самой благородной аудитории своей излюбленной натуре – Спорту.

Спорт метафоричен.

Это всегда привлекало к нему, как к выигрышной натуре, и литературу, и кино, и фотографию.

Но ТВ произвело разведку более глубокую и открыло в большом спорте дополнительные резервы изобретательной метафоричности, той непрерывной метафоричности, что, может быть, не сразу превращается в кристаллизованную зрелищность и не всегда заметна, но зато все время тонизирует восприятие зрителя, превращая его в подлинного соучастника развернувшейся перед ним на экране борьбы.

ТВ научило нас – своих зрителей – читать сосредоточенность спортсмена как самый захватывающий сюжет.

Именно обеспеченность зрелищной стороны спортивного действия истинным содержанием контролируется, проверяется, испытывается ТВ необычайно строго.

…Пока судьи при помощи специальной аппаратуры выяснили, кто же победил (Кондратьева или Гёр из ГДР), на экране видеозапись раз за разом повторяла забег. Так что зрители в ожидании объявления результата могли «выучить» финал наизусть.

Спринтерский забег был развернут перед нами с обстоятельностью почти марафона. Насыщенность подробностями, однако, не лишала бег за олимпийскую награду динамики.

Как говорил выдающийся мхатовский режиссер Михаил Николаевич Кедров: «Высокий ритм – это быстрая смена красок». Обстоятельный показ помогал выявить психологическую окраску финального забега.

Электронной прессе, конечно, было известно, что считавшаяся фавориткой мировая рекордсменка Марлиз Гёр после того, как в начале июня Людмила Кондратьева побила ее рекорд, не могла не нервничать перед очным поединком.

Кондратьева лидировала шестьдесят метров, но потом Гёр стала настигать ее и на самом финише, казалось, настигла.

Бывшие очень внимательными к Людмиле Кондратьевой перед стартом телеоператоры и после финиша сразу же поспешили показать именно ее, чтобы сразу передать ощущение: на второй половине дистанции с нашей рекордсменкой что-то произошло… Они не ошиблись, вскоре выяснилось: у Кондратьевой открылась былая травма – последние метры она добегала, превозмогая боль.

После финиша Кондратьева схватилась за голову, отстранилась от корреспондентов, уходила, заметно прихрамывая… чтобы через короткий промежуток вновь предстать перед всеми, но уже на пьедестале почета, где, казалось, она не столько счастлива, сколько утвердилась в какой-то неопровержимой решимости.

Для телезрителей не стали потом неожиданностью слова Людмилы на пресс-конференции (о них мы узнали из газет) о том, что участвуй даже в Играх американка Эшфорд, она, Кондратьева, все равно бы победила.

Сила характера Людмилы, характера, «пересказанного» всем ТВ, не вызывала ни у кого сомнений…

Марафонский бег до проникновения ТВ в спорт, по существу, вообще обходился без зрителей.

Стадион провожал и встречал марафонцев – о том же, что происходило на дистанции, любитель спорта знал понаслышке.

Сюжет борьбы марафонцев как бы растворялся в расстоянии, ими преодолеваемом.

ТВ сумело превратить марафон в зрелище.

Бегуны в городском пейзаже, в ритмах современной городской жизни – это оказалось новым и неожиданным.

Султан Рахманов появился в телевизионной студии на встрече кандидатов в олимпийскую сборную со строителями олимпийских объектов – его представляли в обстановке непринужденной, приближенной к домашней. Он и штангу приподнял как-то по-концертному, не переодеваясь в соответствующий костюм, а так, как был: в джинсах и летней рубашке. Производил он, уже титулованный тяжеловес, впечатление очень приятное. Чувствовалась в нем основательность, обретенная за последнее время уверенность.

Но стоило в самый канун Олимпиады мелькнуть на телеэкране: подъезжают куда-то на автобусе штангисты, и среди них (ну не среди, конечно, а выделяясь) валко шагнувший из узкой двери на землю Василий Алексеев, как сразу же к олимпийскому турниру супертяжеловесов возник совершенно особый интерес. Все возникшие за время отсутствия Алексеева на большом помосте сомнения моментально рассеялись – раз выйдет на помост, значит, настроен победить.