И Бекингэм терпеливо выслушивал замечания Бражелона, инстинктивно чувствуя, что Рауль умерял порывы де Гиша. Если бы не Рауль, какой-нибудь безумный поступок со стороны де Гиша, или его, Бекингэма, довел бы дело до разрыва, до скандала, быть может, до изгнания.

Со времени памятной беседы между молодыми людьми в Гавре, когда Рауль дал почувствовать герцогу всю неуместность проявлений его страсти, Бекингэм испытывал невольное влечение к Раулю.

Часто он вступал с ним в разговор и почти всегда заводил речь либо о графе де Ла Фер, либо о д’Артаньяне, их общем друге, которым герцог восхищался так же сильно, как Рауль.

Бражелон был особенно рад, когда разговор касался этой темы в присутствии де Варда. Последнего в течение всего путешествия раздражало превосходство Бражелона и его влияние на де Гиша. У де Варда был хитрый и пытливый взгляд, свойственный злым душам; он немедленно заметил печаль де Гиша и его любовь к принцессе.

Но вместо того чтобы относиться к этому чувству с такой же сдержанностью, какую проявлял Рауль, вместо того чтобы щадить, подобно Раулю, достоинство графа и соблюдать приличия, де Вард намеренно задевал чувствительную струну де Гиша, дразня его юношескую отвагу и гордость.

Однажды вечером, во время остановки в Манте, де Гиш и де Вард разговаривали, опершись на ограду, Рауль и Бекингэм тоже беседовали, прогуливаясь взад и вперед, а Маникан занимал принцессу и королеву, которые обращались с ним запросто благодаря гибкости его ума, добродушию и мягкости характера.

— Сознайся, — сказал де Вард графу, — что ты очень болен и твой наставник не может исцелить тебя.

— Я тебя не понимаю, — удивился граф.

— А понять не трудно: ты сохнешь от любви.

— Вздор, де Вард, вздор!

— Это было бы действительно вздором, если бы принцесса оставалась равнодушной к твоим мукам. Но она обращает на них такое внимание, что просто компрометирует себя. Я, право, боюсь, как бы по приезде в Париж твой наставник де Бражелон не выдал вас обоих.

— Де Вард! Де Вард! Опять нападки на Бражелона!

— Ну, полно, что за ребячество, — сказал вполголоса злой гений графа, — ты не хуже меня знаешь все, что я хочу сказать. Ты отлично видишь, что взгляд принцессы смягчается, когда она говорит с тобой. По звуку ее голоса ты понимаешь, что ей нравится слушать тебя. Ты чувствуешь, что она внимает стихам, которые ты декламируешь ей, и ты не станешь отрицать, что она каждое утро рассказывает тебе, что плохо спала ночь.

— Правда, де Вард, правда. Но зачем ты мне все это говоришь?

И он тревожно повернулся в сторону принцессы, точно отвергая намеки де Варда и в то же время желая найти им подтверждение в ее глазах.

— Ага, — засмеялся де Вард, — посмотри: видишь, она тебя зовет? Иди пользуйся случаем: наставника нет поблизости.

Де Гиш не мог выдержать. Непреодолимое чувство влекло его к принцессе.

Де Вард с улыбкой посмотрел ему вслед.

— Вы ошиблись, сударь, — произнес Рауль, перепрыгнув через ограду, на которую только что опирались два собеседника, — наставник здесь, и он слушает вас.

Услышав голос Рауля, который де Вард узнал раньше, чем обернулся, он наполовину обнажил шпагу.

— Вложите шпагу в ножны, — потребовал Рауль, — вы знаете, что во время нашего путешествия все попытки такого рода бесполезны. Вложите шпагу, но не давайте воли и языку. Зачем отравляете вы сердце человека, которого зовете другом? Меня вы хотите восстановить против честного человека, друга моего отца и моих близких. В сердце Гиша вы хотите вселить любовь к невесте вашего повелителя. Право, сударь, я счел бы вас изменником и подлецом, если бы по справедливости не находил вас безумным.

— Сударь, — вскричал выведенный из себя де Вард, — видно, назвав вас наставником, я не ошибся! Вы напоминаете иезуита с розгой, а не дворянина. Прошу вас, не говорите со мной таким тоном. Я ненавижу д’Артаньяна за то, что он совершил подлость по отношению к моему отцу.

— Вы лжете, сударь, — холодно сказал Рауль.

— О, — воскликнул де Вард, — вы обвиняете меня во лжи!

— Почему бы нет, если то, что вы говорите, — ложь?

— Вы обвиняете меня во лжи и не беретесь за шпагу?

— Сударь, я дал себе слово убить вас только тогда, когда вручу принцессу ее супругу.

— Убить меня? О, ваш пук розог не может убить, господин педант.

— Конечно, нет, — спокойно возразил Рауль, — но шпага д’Артаньяна убивает, а эта шпага в моих руках, и он сам научил меня владеть ею. И этой шпагой я отомщу за его имя, оскорбленное вами.

— Виконт, виконт, — воскликнул де Вард, — берегитесь! Если вы тотчас же не попросите извинения, все средства мести будут для меня хороши.

— Ого! — произнес Бекингэм, неожиданно появляясь на поле брани. — Вот угроза, которая наводит на мысль об убийстве и не особенно приличествует дворянину.

— Что вы говорите, герцог? — спросил де Вард, обернувшись.

— Я говорю, что ваши слова режут мой слух англичанина.

— Если так, герцог, — крикнул взбешенный де Вард, — тем лучше. По крайней мере в вашем лице я встречу человека, который не ускользнет у меня между пальцев. Итак, примите мои слова как угодно.

— Я принимаю их как должно, — ответил Бекингэм свойственным ему высокомерным тоном, который придавал его словам вызывающий характер даже в обычной беседе. — Де Бражелон — мой друг; вы оскорбляете виконта, и вы дадите мне удовлетворение за это.

Де Вард взглянул на Бражелона, который, держась избранной им тактики, хранил спокойствие, даже услышав вызов герцога.

— Прежде всего мои слова, надо полагать, вовсе не задевают господина де Бражелона. Ведь у виконта есть шпага, но он, видимо, не считает себя оскорбленным.

— Но вы кого-то оскорбляете?

— Конечно, д’Артаньяна, — продолжал де Вард, заметив, что это имя служило единственным средством возбудить гнев Рауля.

— Тогда, — заметил Бекингэм, — дело другого рода.

— Не правда ли? — спросил де Вард. — Друзья д’Артаньяна должны его защищать.

— Я вполне разделяю ваше мнение, — ответил англичанин, к которому вернулось хладнокровие. — За Бражелона я не мог вступиться, потому что он здесь; но раз дело касается господина д’Артаньяна…

— Вы уступаете, не правда ли? — произнес де Вард.

— Нет, напротив, я обнажаю шпагу, — сказал Бекингэм. — Может быть, господин д’Артаньян и обидел вашего отца, но моему он оказал или, во всяком случае, хотел оказать большую услугу.

Лицо де Варда выразило удивление.

— Д’Артаньян, — заявил Бекингэм, — самый храбрый и честный дворянин, какого я знаю, и так как я лично многим обязан ему, я с восторгом возмещу вам его неоплаченный долг ударом шпаги.

И Бекингэм ловким движением обнажил свою шпагу, поклонился Раулю и стал в позицию.

Де Вард сделал шаг вперед, чтобы скрестить клинки.

— Нет, нет, господа, — поторопился Рауль, выступая и разнимая противников. — Все это не стоит того, чтобы люди пытались заколоть друг друга почти на глазах принцессы. Господин де Вард злословит, даже не зная господина д’Артаньяна.

— Ого! — сказал де Вард, скрежеща зубами и опуская острие шпаги на носок своего сапога. — Вы говорите, что я не знаю д’Артаньяна?

— Да, да, вы его не знаете, — холодно настаивал Рауль. — Вам даже неизвестно, где он сейчас.

— Я? Не знаю, где он?

— Без сомнения, потому что вы стараетесь ссориться из-за него с другими, вместо того чтобы отыскать д’Артаньяна там, где он находится.

Де Вард побледнел.

— Так я вам скажу, где он, — продолжал Рауль, — господин д’Артаньян в Париже. Когда он дежурит, он находится в Лувре, а когда свободен, то у себя, на Ломбардской улице. Д’Артаньяна легко найти в одном из этих мест. У вас накопилось столько злобы против него, что вы будете недостойны имени порядочного человека, если не потребуете от д’Артаньяна удовлетворения, которого, по-видимому, просите у всех, кроме него.

Де Вард отер пот, выступивший у него на лбу.

— Фи, господин де Вард, — презрительно усмехнулся Рауль, — не следует затевать ссоры на каждом шагу, когда издан указ, запрещающий дуэли. Король разгневается на нас за наше непослушание в такую минуту, и он будет прав.