Молодой англичанин покупал одну лошадь за другой, одни драгоценности за другими. Он завладел всеми парижскими вышивальщицами, ювелирами, портными. Между ним и де Гишем происходил поединок изящества, ради счастливого исхода которого герцог готов был истратить миллион, тогда как маршал Граммон выдал де Гишу только шестьдесят тысяч ливров.

Бекингэм, смеясь, тратил свой миллион. Де Гиш вздыхал и без советов де Варда рвал бы на себе волосы.

— Миллион! — каждый день повторял граф. — Я буду побежден. Почему маршал не хочет дать мне вперед мою долю наследства?

— Потому, что ты ее истратишь, — говорил ему Рауль.

— Не все ли ему равно? Раз мне суждено от этого умереть, я умру… Тогда мне уже ничего не будет нужно.

— Но зачем умирать? — спросил Рауль.

— Я не хочу, чтобы англичанин превзошел меня в изяществе.

— Дорогой граф, — сказал тогда Маникан, — изящество вещь не дорогая, а только труднодостижимая.

— Да, но все труднодостижимое стоит дорого, у меня же всего шестьдесят тысяч ливров.

— Право, — заметил де Вард, — какой ты странный! Трать столько же, сколько Бекингэм; тебе не хватает только девятисот сорока тысяч ливров.

— Но где же их достать?

— Делай долги.

— Они у меня уже есть.

— Тем более.

Этот совет оказал свое действие, и де Гиш пустился на сумасбродства, между тем как Бекингэм тратил лишь наличные.

Слухи о такой расточительности радовали всех парижских торговцев; и о домах Бекингэма и Граммона рассказывали всякие чудеса.

Тем временем принцесса отдыхала, а Бражелон писал письма де Лавальер. Были отправлены уже четыре письма, но ни на одно он еще не получил ответа. В утро свадебной церемонии, которая должна была состояться в церкви Пале-Рояля, Рауль сидел, заканчивая свой туалет, когда его лакей доложил:

— Господин де Маликорн.

«Что нужно от меня этому Маликорну?» — подумал Рауль.

— Пусть подождет, — сказал он.

— Господин де Маликорн приехал из Блуа, — прибавил лакей.

— А, пригласите его войти! — воскликнул Рауль.

Вошел сияющий, как звезда, Маликорн, с великолепной шпагой.

Он любезно поклонился виконту:

— Господин де Бражелон, я привез вам тысячу приветов от одной дамы.

Рауль покраснел.

— От дамы из Блуа? — спросил он.

— Да, виконт, от мадемуазель де Монтале.

— А, благодарю, господин Маликорн; теперь я вас узнал, — сказал Рауль. — Что же угодно мадемуазель де Монтале?

Маликорн вынул из кармана четыре письма и подал их Раулю.

— Мои письма! Возможно ли? — произнес Рауль, побледнев. — Мои письма, и нераспечатанные!

— Виконт, эти письма не застали в Блуа той особы, которой были адресованы. Вам их возвращают.

— Луиза де Лавальер уехала из Блуа? — вскричал Рауль.

— Да, неделю тому назад.

— Где же она сейчас?

— Вероятно, в Париже, сударь.

— Но как узнали, что эти письма от меня?

— Ора де Монтале узнала ваш почерк и вашу печать, — объяснил Маликорн.

Рауль смущенно улыбнулся.

— Со стороны мадемуазель де Монтале это очень любезно, — сказал он, — она по-прежнему добра и очаровательна.

— Да, сударь.

— Жаль, что она не дала мне точных сведений о мадемуазель де Лавальер. Трудно ее отыскать в этом огромном Париже.

Маликорн вынул из кармана еще один конверт.

— Может быть, — предположил он, — это письмо скажет вам то, что вы желаете узнать.

Рауль быстро сломал печать и увидел почерк Монтале. Вот что было написано на листке:

— Что это значит? — спросил Рауль Маликорна. — Вы знаете?

— Да, виконт.

— Ради бога, объясните мне…

— Не могу, виконт. Ора де Монтале запретила мне говорить.

Рауль посмотрел на этого странного человека и ничего не сказал.

— По крайней мере, — попросил он, — хоть намекните: ждет меня радость или огорчение?

— Вы скоро узнаете.

— Вы строго храните тайны.

— Виконт, прошу вас о любезности.

— В обмен на ту, которой вы мне не оказываете?

— Вот именно.

— Говорите.

— Мне очень хочется видеть свадебную церемонию, а у меня нет входного билета, хотя я сделал все, чтобы его получить. Вы могли бы провести меня?

— Конечно.

— Пожалуйста, сделайте это, умоляю вас.

— Охотно, вы пройдете со мной.

— Виконт, я ваш покорный слуга.

— Но почему вы не обратились к своему другу Маникану?

— Сегодня утром, присутствуя при его туалете, я опрокинул баночку с лаком на его новый костюм, и он бросился на меня со шпагой так яростно, что я едва спасся. Вот почему я не стал просить у него билет. Он бы меня убил.

— Конечно, — сказал Рауль. — Я знаю, что Маникан способен убить человека, имевшего несчастье совершить подобное преступление, но я исправлю беду: сейчас застегну плащ и буду готов служить вам провожатым.

Принцесса венчалась в дворцовой церкви Пале-Рояля в присутствии немногих избранных придворных.

Однако, хотя приглашение в церковь почиталось за великую милость, Рауль, верный своему слову, провел с собой Маликорна, жаждавшего насладиться любопытным зрелищем.

Выполнив свое обещание, Рауль подошел к де Гишу. Великолепный костюм графа плохо гармонировал с его лицом, до такой степени искаженным печалью, что только герцог Бекингэм мог бы состязаться с ним в бледности и унынии.

— Будь осторожен, граф, — сказал Рауль, подойдя к другу и готовясь его поддержать, когда архиепископ благословлял молодых.

Действительно, принц Конде уже посматривал с удивлением на эти две статуи отчаяния, стоявшие по обеим сторонам алтаря.

Граф стал более внимательно следить за собою.

По окончании обряда король и королева перешли в большую залу, где им были представлены принцесса и ее свита.

Все заметили, что король, по-видимому восхищенный наружностью жены брата, осыпал ее самыми искренними приветствиями.

Все заметили, что Анна Австрийская долго и задумчиво смотрела на Бекингэма, потом наклонилась к г-же де Мотвиль и сказала ей:

— Не находите ли вы, что он очень похож на своего отца?

Все заметили наконец, что принц наблюдал за присутствующими и, казалось, был недоволен.

После приема высоких особ и послов герцог Орлеанский попросил у короля позволения представить ему и принцессе его новый штат.

— Не знаете ли вы, виконт, — шепотом спросил принц Конде, — со вкусом ли тот человек, который составлял штат герцога, и увидим ли мы приятные лица?

— Я совершенно не знаю этого, ваше высочество, — ответил Рауль.

— О, вы разыгрываете неведение.

— Почему, ваше высочество?

— Но ведь вы друг де Гиша, одного из любимцев принца?

— Совершенно верно, но меня это не интересовало. Я не расспрашивал де Гиша, а он сам ничего не говорил мне.

— А Маникан?

— Я видел Маникана в Гавре и по дороге, но я не спрашивал его, так же как и де Гиша. Кроме того, де Маникан — лицо второстепенное и вряд ли знает что-нибудь о составе нового двора.

— Ах, мой милый виконт, откуда вы явились? — сказал Конде. — Ведь в таких случаях именно второстепенные лица играют главную роль, и вот доказательство: почти все делалось по советам Маникана де Гишу и де Гиша — принцу.

— Я этого совсем не знал, — заверил Рауль. — Впервые слышу об этом от вашего высочества.

— Готов вам поверить, хотя это и может показаться неправдоподобным. Впрочем, долго ждать нам не придется. Вот и «летучий отряд»[*], как говорила милейшая королева Екатерина Медичи. Честное слово, прехорошенькие лица!

Действительно, целая толпа молодых девушек вошла в зал под предводительством г-жи де Навайль. К чести Маникана надо сказать, что если он играл ту роль, какую ему приписывал принц Конде, то он отлично справился со своей задачей. Картина могла очаровать ценителя всех типов красоты, каким был Конде. Впереди шла молодая белокурая девушка лет двадцати, с большими голубыми, ослепительно сверкавшими глазами.