Отцу, приехавшему за мной чуть позже, я не стала ничего говорить о найденном номере. Скоро все и так прояснится, когда в больнице поймут, что я ничего не выдумала. Зачем мне снова выслушивать, что это все моя амнезия?
Я, правда, пока еще не придумала, как мой настоящий диагноз сможет объяснить прочие вопиющие несуразности. Такие мелочи, как воскрешение мертвых, чудесное исцеление, а также, не будем забывать, неожиданное появление жениха. Мысленно я пока отмела эти загадки в сторону, будто кружочки конфетти. Нельзя позволять мыслям разбегаться — сперва доктор Уиттекер, а с остальным разберусь потом.
* * *
Наш старый дом был все тот же. В смысле тот же, что и пять лет назад, — перемены, замеченные мной парой дней ранее, исчезли, как не бывало. Пропали металлическая изгородь и деревянные жалюзи, входная дверь и оконные рамы вернулись к первозданному обшарпанному виду и просили хорошей покраски. Сад тоже вновь пришел в упадок. В общем, все выглядело просто чудесно.
Первый сюрприз обнаружился, едва я вслед за отцом переступила через порог и тут же отпрыгнула обратно, когда что-то черное и длинное метнулось из прихожей в гостиную.
— Что за чертовщина?!
— Успокойся, это всего лишь Кицци. Думаю, мы ее напугали.
Неизвестно, кто кого больше напугал.
— Что еще за Кицци?
— Наша кошка. То есть, наверное, теперь уже моя — ты ведь переехала.
Секунду я переваривала это удивительное известие. В детстве у меня никаких животных не было, не считая пары золотых рыбок, и те недолго протянули. Странно, что теперь папа решил вдруг завести домашнего питомца.
— Ты подарила ее, когда уезжала в университет. Сказала, что с кошкой мне будет не так одиноко.
Очень мило с моей стороны. Я медленно двинулась за папой по коридору, осмысливая новое открытие. Значит, я училась в университете. И на стене гостиной среди старенькой, но такой до слез знакомой обстановки меня ждало зримое подтверждение этого. С большой фотографии в позолоченной рамке на меня гордо смотрело мое собственное отражение — в мантии и академической шапочке, с изысканно надписанным свитком в руках. Как ни глупо, глаза у меня защипало от слез. Я закончила университет. Я училась и получила диплом. Моя мечта сбылась. Первый раз мне вдруг пришло в голову — чего ради я так стремлюсь разрушить реальность, которая во всем куда лучше, чем та, в которой я жила?
— Может, чаю? — предложил папа, уже на полпути к кухне. Его поколение считало, что нет такой проблемы, которую нельзя решить, залив кипятком пакетик с сушеной травой.
Я кивнула и собиралась устроиться в одном из уютных потертых кресел, но вместо этого принялась бродить по комнате, сама не зная, чего хочу: то ли найти доказательства того, что все вокруг фикция, то ли заставить себя поверить в невероятное.
Фотография с вручения диплома была не единственной в комнате — на камине стояло еще несколько. Я подошла взглянуть на них поближе. Две я помнила. Свадебное фото родителей — забавный вид давно вышедших из моды нарядов и причесок отходил на второй план, стоило взглянуть на счастливые, лучащиеся улыбками лица молодоженов. Я очень любила этот снимок. На другом — единственном сохранившемся — были мы, все трое, во время поездки куда-то на побережье. Стоим на пирсе, я держу маму и папу за руки. Картинка вдруг задрожала и начала расплываться перед глазами. Меня наполнило чувство невосполнимой утраты. Я давно не испытывала такой тоски по матери, которую, по сути дела, и не знала.
Оставались еще две фотографии. При взгляде на первую я невольно рассмеялась, и всю мою хандру как рукой сняло. Снимок сделали на каком-то школьном спортивном празднике, когда мне было лет семь. Мы с Джимми держали в руках небольшой серебряный кубок, который завоевали на пару в соревнованиях по бегу с яйцом в ложке. По-моему, с тех пор я никогда и ничего не выигрывала. Хотя, как знать, может, в универе я стала чемпионкой по десятиборью? Меня теперь уже ничего не удивит!.. Детские лица на фото сияли гордостью, верностью нашей дружбе и чистым, неподдельным счастьем. И у меня, и у Джимми рот от уха до уха — плевать, что щербатые улыбки не особо фотогеничны.
Последний снимок я раньше не видела. Взяв его с полки, я отошла к окну, чтобы рассмотреть получше. Сделан он был совсем недавно, судя по тому, что выглядела я почти так же, как в зеркале сегодня утром. Та же прическа, то же лицо безо всякого шрама. Обстановка дорогого отеля или ресторана, на переднем плане заваленный подарками стол, а за ним, посередине, виновники торжества — Мэтт и я. Его правая рука крепко обнимает меня за талию, левая поддерживает мою кисть с выставленным на камеру впечатляющих размеров кольцом. Бриллиант на нем сиял и переливался так, что скромная стеклянная рамка с трудом вмещала весь этот блеск.
Звон чашек на подносе объявил о возвращении папы. Я порывисто обернулась, будто застигнутая за чем-то неприличным, и поскорее вернула фото на место.
— Не наводит на воспоминания?
Я сокрушенно покачала головой.
— Те я помню, — махнула я в сторону старых снимков, — но этот вижу впервые в жизни.
Папа, слегка поникнув, опустился в кресло. Мне стало не по себе — сколько ему из-за меня приходится страдать!
— Кольцо, правда, ничего так, — заметила я, стараясь хоть немного развеселить его. — Бриллиант настоящий?
Попытка достигла цели — он улыбнулся. Некоторое время мы молча потягивали горячий чай, что избавляло от необходимости поддерживать разговор. Мне не хотелось нарушать умиротворение момента, но нужно было предупредить отца кое о чем важном.
— Пап, должен позвонить доктор Таллок. Позовешь меня тогда, ладно?
Во взгляде отца читалось удивление.
— Зачем ему? Разве мы не договорились обо всем — что он устроит консультацию со специалистом по амнезии?
Я вздохнула, стараясь не показать, как неприятно мне это слово.
— Я оставила ему записку. Он кое с кем свяжется и потом обязательно перезвонит, я уверена. Не волнуйся — тогда все встанет на свои места.
Слегка озадаченный, папа обещал выполнить мою просьбу и как раз уговаривал меня прилечь, пока он займется обедом, когда неожиданный звук заставил нас обоих подскочить на месте. Уже знакомая мне черная кошка, вскочив на подлокотник дивана, злобно зашипела в мою сторону, подняв шерсть дыбом, потом внезапно соскочила на пол и метнулась к порогу, там повернулась, ширкнув по ковру когтями, и вновь уставилась на меня.
— Какого… — пробормотал отец.
Кошка, не отрывая от меня взгляда, вдруг испустила низкий утробный мяв.
— Кицци! — прикрикнул папа. — Да что на тебя нашло?
Я вжалась в спинку кресла — уж не бросится ли? Глаза у разъяренной бестии мерцали двумя изумрудами. Гневно фыркнув напоследок, она выскочила из комнаты. Мы с папой уставились друг на друга в немом изумлении. Я нарушила молчание первой:
— И часто с ней такое?
— Нет. Вообще никогда. Первый раз вижу, чтобы она так себя вела. Кицци тебя всегда просто обожала.
— Ну, тогда мне повезло. Боюсь представить, что было бы, если бы я ей не нравилась.
Он деланно рассмеялся и начал убирать чашки; я видела, что необъяснимое поведение кошки не дает ему покоя.
Позже, уже днем, отец постучался ко мне с новой чашкой чая. В спальню я вообще-то отправилась, чтобы найти что-то потеплее шелкового костюма, в котором приехала из больницы, однако в процессе, разбирая содержимое шкафа и ящиков комода, совершенно погрузилась в прошлое. На полу вокруг меня были разбросаны в беспорядке старые журналы, одежда и разные памятные мне вещицы. Не без труда преодолев препятствия, папа поставил дымящуюся чашку на прикроватный столик.
— Похоже, я не особенно рвалась что-либо выбрасывать, когда съезжала.
— Это да. Зато теперь может пригодиться. Вдруг что-то подстегнет твою память.
— Тут в основном все совсем древнее. Ничего такого, чего бы я не узнавала… Пап, я по-прежнему думаю, как и раньше. Я знаю, ты очень надеешься, что я вдруг прозрею и все вспомню, но едва ли так случится. Я ведь ничего не забыла, вот в чем дело. У меня нет пробелов в памяти, ни малейших. Я могу восстановить события последних пяти лет буквально день за днем. Только это будут совсем другие пять лет.