— Женат? Э-э, нет. С чего ты вдруг? Ты бы уж была в курсе, наверное, как думаешь?

Я пожала плечами:

— Не обязательно. Я не была в курсе, что сама помолвлена.

— Один-ноль в твою пользу.

Счетчик намотал еще милю, прежде чем я повторила попытку.

— Но у тебя кто-то есть?

Джимми усмехнулся, что только подстегнуло мое любопытство.

— Подруга? Девушка? Может быть, друг?

— Нет. Нет. И нет уж, спасибо.

— Почему же нет?

— Ты спрашиваешь, почему я не гей?

Я шутливо ткнула его в плечо.

— Ты прекрасно понял, о чем я. Почему у тебя никого нет? Ты отличный парень, мог бы составить кому-нибудь чудную пару. Почему ты один?

Кажется, вопрос поставил его в затруднительное положение. Я поняла, что зашла слишком далеко. Но ведь когда-то для нас не было запретных тем. Видимо, теперь все изменилось.

— Во-Во-первыхконечно, работа: долгие дежурства и неудобный график не слишком способствуют романтическим отношениям. А может, меня просто так больше устраивает.

В его словах чувствовалась недосказанность, однако сейчас был не лучший момент для дальнейших расспросов, и я, к видимому облегчению Джимми, не стала продолжать.

К тому времени мы уже кружили по второстепенным улицам Лондона. Найти нужный адрес удалось далеко не сразу. Наконец, несколько раз свернув не туда, мы подъехали к перестроенному викторианскому особняку с изысканным портиком.

— Прибыли, — объявил Джимми, ставя машину на свободное место перед входом. — Дом, милый дом.

— Только не мой, — уныло пробормотала я, но все же открыла дверцу и вылезла наружу.

Задержавшись на холодном утреннем воздухе, я окинула взглядом совершенно незнакомое мне здание. Ничего даже отдаленно узнаваемого в нем не было.

— Идем, надо посмотреть квартиру.

Джимми протянул руку, и я нехотя последовала за ним к поднимающейся ко входу каменной лестнице.

Первое же препятствие выглядело непреодолимым — дверь была с кодовым замком. Я остановилась за три ступеньки до нее и, не скрывая облегчения, проговорила:

— Ну все, приехали.

— Не так быстро, — возразил Джимми, подталкивая меня вперед.

Как раз в этот момент по ту сторону стеклянной двери показалась медсестра в синем халате, стремительно направлявшаяся нам навстречу. Дверь открылась, и Джимми, преодолев последние ступеньки, успел придержать ее. Женщина подозрительно скосила глаза, но, увидев меня, передумала что-либо говорить.

— Спасибо, — проговорил Джимми, проходя мимо.

— Да, спасибо, — машинально повторила я ей в спину.

Уже со ступенек та с готовностью откликнулась, обернувшись через плечо:

— Не за что, Рейчел.

* * *

В лифте мы ехали молча. Напряжение нарастало с каждым этажом. На пятом двери открылись — в обе стороны уходил длинный коридор.

— Направо или налево? — спросил Джимми.

— Откуда мне знать? — буркнула я.

Он шагнул ко мне.

— Рейчел, я понимаю, это непросто. Правда понимаю. Но мы знали, с чем придется столкнуться. Сдаваться еще рано.

Ключ, разумеется, тоже подошел. Мы двинулись по комнатам, будто покупатели, осматривающие квартиру и не знающие, где что. Когда, думая, что открываю дверь в спальню, я очутилась в сушильном шкафу, мы в один голос рассмеялись, и напряжение спало.

Роясь в ящиках и шифоньерах, я ощущала себя грабителем, который вломился в чужой дом и отыскивает, чем поживиться. Я мало что узнавала, хотя время от времени попадались определенно мои вещи: то что-нибудь из одежды, то украшения. Паспорт и налоговые документы, аккуратно хранившиеся в специальной металлической коробке-регистраторе, лишний раз подтвердили то, что и так было уже ясно — я действительно здесь жила.

При любых других обстоятельствах я бы вряд ли огорчилась — отличная квартира, со вкусом обставленная, да еще и чуть ли не вчетверо больше той, над прачечной. Однако улучшение жилищных условий мало меня порадовало. Если это мой дом — а как можно отрицать очевидное? — то какие основания у меня остаются, чтобы не принимать и все остальное?

Пока я обшаривала спальню, Джимми прошел на кухню и вернулся через несколько минут с двумя дымящимися кружками кофе.

— Боюсь, только черный, — извиняющимся тоном проговорил он. — Молоко закончилось. Да у тебя и вообще почти ничего нет — на полках шаром покати. Похоже, питаешься ты в основном вне дома.

Скорее всего. И с образом жизни Мэтта наверняка тоже согласуется. Я осторожно опустилась на сливочного цвета кожаный диван, стараясь не пролить кофе и чувствуя себя в собственной квартире робкой гостьей.

— Но как я могу себе позволить такие апартаменты? — пришло мне вдруг в голову. — Я знаю лондонские цены — аренда наверняка стоит бешеных денег. Не может быть, чтобы мне столько платили.

Глаза Джимми слегка потемнели, и он отвел взгляд, прежде чем ответить:

— Я думаю, квартира принадлежит семье Мэтта — и, вероятно, не она одна здесь. У тебя наверняка большая скидка — ты ведь тоже уже почти своя.

Я вспыхнула, смутившись сама не знаю чего. Что, собственно, в этом такого, почему я должна стыдиться?

— А-а… — пробормотала я. Для журналистки не особенно богатая реплика.

Вместе мы закончили исследование квартиры. Как я ни старалась найти доказательства того, что это не мой дом, все вокруг говорило об обратном. И хотя меня не убедили окончательно даже куча счетов и рекламных писем на мое имя, то с фотографией в серебряной рамке, стоявшей на кофейном столике, спорить было трудно.

Увидев, как я застыла с ней в руках, Джимми подошел сзади и положил подбородок мне на плечо. Из-за стекла на нас глядели Мэтт и я на фоне Эйфелевой башни. Мэтт стоял почти так же, как Джимми сейчас, и мы весело смеялись. Снято было, видимо, зимой — мы оба укутались в пальто и шарфы, — но от фотографии веяло таким теплом, наши лица так сияли, что на миг у меня перехватило дыхание. Столько счастья, беззаботного счастья и… любви. Только теперь я сообразила, что, пытаясь раскопать правду о своем прошлом, я умудрилась за это время совершенно похоронить под вывороченным грунтом свои чувства к Мэтту.

— Наверное, как раз тогда он и сделал тебе предложение, — бесстрастно заметил Джимми.

Я не могла оторвать глаз от фото, и Джимми, помедлив секунду, подчеркнуто отошел прочь.

— Я всегда хотела побывать в Париже… — задумчиво проговорила я.

Джимми, не ответив, наклонился за пустыми кружками и двинулся на кухню. Не знаю, слышал ли он, как я добавила, негромко, но упрямо:

— … но так и не получилось.

* * *

Больше ничто нас в квартире не удерживало. Джимми предложил что-нибудь с собой прихватить, но я отказалась. У меня было такое чувство, будто я краду эти вещи.

В машине я заговорила, пытаясь хоть как-то рассеять повисшую между нами тучу.

— Даже после того, что я видела, это, — махнула я рукой в сторону викторианского особняка, — продолжает казаться чем-то нереальным. Да, с точки зрения логики доказательства неоспоримы. Однако все во мне протестует против них и говорит, что такого просто не может быть.

Джимми сделал над собой усилие, стряхивая удушающее напряжение.

— Не стоит ждать, что память вернется сразу. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом отправимся к тебе на работу. Может, там мы найдем ответы на какие-то вопросы.

Он даже не представлял, насколько пророческими окажутся его слова.

* * *

Хорошо, что Джимми догадался сперва позвонить в редакцию журнала и сообщить о нашем прибытии, — здание было таким огромным, что сами мы никогда бы не нашли дороги до моего отдела. Миновав вестибюль, белый пол которого ослепительно сверкал, мы подошли к огромной изогнутой стойке с несколькими девушками-администраторами. Вокруг мелькали стильно одетые люди, и все они казались здесь на своем месте, а вот сама я, несмотря на похожий наряд, чувствовала себя не в своей тарелке.

Перед стойкой я окончательно потерялась, забыв даже, с кем мы встречаемся, и полезла в сумку за бумажкой, где записала имя.