Исходя из представлений об этой якобы монолитной древней культуре, Даянанда пытается построить и свой утопический проект общественного устройства, в основу которого он кладет древнюю систему четырех варн, полагая, что деление людей на брахманов (жрецы), кшатриев (воины), вайшьев (ремесленники, торговцы, земледельцы) и шудр (слуги) основано на различии психологических типов, темперамента, способностей. Поэтому и соответствующее разделение функций между четырьмя варнами представляется ему естественным и закономерным. При этом Даянанда выступает против кастовой системы, считая ее позднейшим извращением варнадхармы. Он осуждает в качестве «противоестественных» многочисленные кастовые подразделения, отстаивает человеческое достоинство низших каст (в том числе неприкасаемых)[9], проповедует необходимость всеобщего образования, доступного всем индийцам, независимо от кастовой принадлежности.
Учение Даянанды (и в особенности его положения о сварадже и сурадже) несомненно оказало немалое влияние на развитие освободительного движения в Индии, в частности, на идеологию «крайних» (членом «Арья самаджа» был один из их лидеров — Лал Ладжпат Рай). И все же в ряде отношений оно не соответствовало задачам радикального крыла в этом движении. Воинствующий индуизм Даянанды слишком уж явно противоречил потребностям объединения представителей различных вероучений в целях совместной борьбы с колониализмом. Обращение к тонкостям толкований вед, к многочисленным понятным лишь ученым — пандитам различениям, к громоздкой терминологии отнюдь не способствовало массовому распространению идей «Арья самаджа», хотя в целом сфера влияния этой организации и была шире, чем сфера влияния брахмоистов. Символичен тот факт, что в первый период своей деятельности Даянанда публично выступает лишь на санскрите… Наконец, проповедуя сварадж и сурадж, отстаивая национальные принципы организации всей общественной жизни, Даянанда в то же время совершенно не интересуется (разумеется, в силу недостаточной зрелости условий) методами политической борьбы за независимость.
Не случайно новый этап в развитии идеологии освободительного движения в Индии связан с обращением к «Бхагавадгите» (Тилак, Ауробиндо Гхош). Ведь эта религиозно-философская поэма была обращена к самым широким слоям индийцев, она отличалась максимальной религиозной терпимостью. Наконец, этическая проблематика Гиты, концентрирующаяся вокруг проблемы допустимости насилия в политической борьбе, представлялась в высшей степени актуальной в условиях нарастания массового антиколониального движения.
Но теоретическая деятельность Тилака и Ауробиндо была во многих отношениях подготовлена человеком, который с наибольшей силой выразил в Индии конца XIX в. патриотические и радикально-демократические идеи. Этот человек — Свами Вивекананда.
2. Нарендранатх Датта — Свами Вивекананда
12 января 1863 г. в семье зажиточного калькуттского адвоката Вишванатха Датта родился сын, получивший имя Нарендранатх (сокращенно — Нарен). Семья принадлежала к касте каястха, место которой в сложной и запутанной системе кастовой иерархии было предметом многолетнего спора. В Бенгалии членов этой касты по традиции считали кшатриями, но в других частях Индии существовали на этот счет и иные мнения, расходившиеся весьма существенно: каястхов порой относили к брахманам, а порой — к шудрам. Впоследствии это обстоятельство сыграло известную роль в жизни Нарендранатха — в период, когда он стал известным всему миру как Свами Вивекананда, его противники, представители индийской ортодоксии, пытались дискредитировать его в Индии, распространяя слухи о его происхождении из касты шудр. Как отмечают биографы Вивекананды, во многих семьях, принадлежавших к касте каястхов, в середине XIX в. существовали сложные и напряженные отношения между их членами: немало было случаев разрыва с родственниками и кастой в целом по религиозным причинам (вступление в реформаторские общества, связи с представителями иных вероисповеданий и т. д.). Не осталась в стороне от подобного рода конфликтов и семья Датта. Один из родственников Вишванатха — Говиндачандра Датта был исключен из касты за нарушение традиционного запрета пересекать «кала пани» — «черные воды» океана (см. 52, 150). Конечно, это был отнюдь не первый случай подобного рода нарушений, а среди нарушителей был уже такой человек, как Рам Мохан Рай… Но традиция держится упорно — к концу века с ней придется столкнуться Ганди, да и самому Вивекананде, который с горестным недоумением будет клеймить ортодоксов, отстаивающих практику культурного изоляционизма, называя их «лягушками из колодца», чей кругозор ограничен рамками лужи, в которой они обитают (см. 97, 21).
Как бы то ни было, отец Нарендранатха, по единодушному свидетельству современников, придерживался довольно широких, во многом расходящихся с ортодоксальными, взглядов по религиозно-кастовым вопросам. Хотя сам он никогда не был членом реформаторских обществ брахмоистского типа, его симпатии неизменно оставались на стороне реформистов: он одобрял межкастовые браки, вторичные замужества вдов, был сторонником смягчения правил, регулирующих общение между членами различных каст.
Быть может, Ромен Роллан несколько преувеличивает, когда пишет о «почти вольтерьянском свободомыслии» (33, 150) Вишванатха Датта. Но по-видимому, многих людей его круга действительно шокировали непринужденная обстановка в его доме, куда имели доступ люди с различным социальным статусом и с различными религиозными убеждениями, домашняя библиотека, где священные книги индуизма соседствовали с произведениями европейских авторов, да и высказывания хозяина, склонного рассматривать религиозные предания преимущественно с точки зрения их поэтических достоинств. Юный Нарен — любимый сын Вишванатха Датты, которому отец уделял особое внимание и дома, и во время поездок по стране, несомненно получает воспитание, побуждающее его думать, а не слепо следовать тем или иным авторитетам, проявлять терпимость, быть чуждым религиозному фанатизму, лицемерию, обскурантизму. Впоследствии представители ортодоксии, обвиняя Вивекананду в «модернизме», будут писать: «Каков отец, таков и сын» (52, 100).
Влияние отца подкреплялось, впрочем, и некоторыми другими влияниями аналогичного рода. Так, в 1870 г. Нарендранатх поступает в так называемую Metropolitan Institution — школу, основанную пандитом Ишвар Чандра Видьясагаром, и учится в ней до 1877 г. Видьясагар — человек, оставивший заметный след в истории индийского просвещения: составитель хрестоматии о «великих европейцах» (уже упоминавшейся выше), автор научного введения в санскритскую грамматику, а также большого сочинения по истории Бенгала, в котором резко осуждались макиавеллиевские политические принципы Уоррена Хейстингса.
Но, быть может, больше всего этот человек был известен среди современников в силу следующего обстоятельства: после голода, унесшего в 1864 г. многие тысячи жизней индийцев, он усомнился в существовании бога и в конце концов отрекся от него. Видьясагар произвел неизгладимое впечатление на Вивекананду, который в течение всей своей жизни вспоминал о нем с глубоким уважением (см. 33, 164).
В 1879 г. шестнадцатилетний Нарендранатх Датта поступает в колледж. Наступают студенческие годы — годы сомнений, поисков, надежд. Нарендранатх много читает, в особенности по любимым предметам: литературе, истории, философии. Среди прочитанных книг — произведения Канта и Шопенгауэра (впоследствии Вивекананда будет неоднократно ссылаться на них — ему будет импонировать сопоставление идей веданты и Канта, произведенное учеником Шопенгауэра — Дейссеном). Но наибольший интерес вызывают у него в этот период работы английских позитивистов (Милля, Спенсера), а также их предшественника Юма. Правда, Вивекананда никогда не станет безоговорочным сторонником идей этой философской школы; более того, в зрелые годы он сделает позитивистские и утилитаристские идеи одной из главных мишеней своей критики.