— Это конец, Стас, — снимает очки и кладёт на стол, залпом осушает стакан. Как давно она пьёт? Неделю? Неужели из-за разрыва помолвки? Это на неё не похоже.

— В смысле, конец? — не понимаю я. — Объясните нормально, в чём дело и чё вам надо.

Мама открывает рот, но ничего не говорит. Отворачивается, наливает половину стакана, выпивает.

— Я не могу, — бормочет она. — Я так не могу. Я так больше не могу… — запускает руки в волосы, бормочет непонятную дичь.

— Ты можешь объяснить нормально? — начинаю злиться.

Мама осушает третий стакан и только после этого поворачивается ко мне лицом. Медлит.

— Твой отец… и твой брат, — тихо говорит она, — попали в аварию. Максим в больнице в тяжёлом состоянии, а Тёма… — осекается. — Тёмы больше нет…

Трясущейся рукой закрывает рот и отворачивается, начинает снова рыдать. Её плечи дрожат, голова опущена, слышны лишь всхлипы и несвязные бормотания.

Я цепенею. Меня кто-то вырывает из собственного тела и уносит в никуда. Услышанное кажется шуткой, сказкой, сценой из дешёвой мелодрамы. Мой отец в больнице, а брат… что значит «Тёмы больше нет»? Что это, блять, значит?

Это такая попытка заставить меня вернуться в семью? Изощрённая манера наладить со мной отношения? Это ведь бред. Полный бред. Не может этого быть. Сейчас они рассмеются и скажут, что пошутили. Ну, же. Давайте. Не тяните.

— Когда? — только и могу выговорить я.

— Три дня назад, — через силу почти воет мама.

— Три дня назад? — возмущаюсь я, не понимая, что чувствую: обиду, ужас или ярость. — А почему мне только сейчас сказали? Какого хрена?

— А тебе ли не плевать?! — неожиданно вскрикивает Элли, поворачиваясь ко мне лицом. — Ты только и думаешь, что о себе! Какой я бедный маленький мальчик, меня никто не любит, я никому не нужен! А ты сам хоть раз пытался наладить отношения с братом? Хоть с кем-нибудь?!

— Да что ты знаешь?! — в ответ кричу я, делая шаг к блондинке. Краем глаза вижу, как дёргается один из охранников, но ничего не предпринимает. — Ты трахалась у меня за спиной, а сама клялась в любви. Это нормально, по-твоему?!

— При чём тут это?! — взвизгивает Элли. — Речь о Тёме. Тебе всегда было плевать на него, ты его ненавидел! А он все уши про тебя прожужжал. Младший брат, младший брат. Да он о тебе думал больше, чем о компании! А теперь он мёртв!

Элли осекается, замолкая, и на меня неожиданно обрушивается осознание происходящего. Заплаканная мать, невеста брата в истерике, охрана с каменными лицами.

Нет. Это всё брехня. Если бы Тёма действительно погиб… Даже если бы была авария… За три дня по новостям это выпотрошили и собрали бы миллион раз. Все бы только и кричали о несчастном случае, произошедшем с главой крупной компании. Ничего не было. Ничего! До сих пор ведь говорят только о свадьбе брата…

— Хрень полная, — скалюсь я. — За три дня весь мир бы об этом узнал, не только я.

— Информация ещё не просочилась в сеть, — уже спокойнее отвечает Элли, а я только сильнее злюсь из-за рыданий матери, выводящих меня из равновесия. — Пока что всё конфиденциально, но это ненадолго.

Запускаю пальцы в волосы, а потом надавливаю руками на глаза. Какой-то бред. Всё неправда. Всё ложь…

Я не верю.

— Ты, — резко поворачиваюсь к одному из охранников. — Отвезёшь меня к отцу.

Тот смотрит на мать, спрашивая разрешения, но той плевать. Она хватается за бутылку и осушает хрен знает какой по счёту стакан. Надеваю ботинки и беру куртку. Заметив, что охранник медлит, раздражаюсь:

— Живо давай, — скалюсь я, после чего первым выхожу из квартиры.

А в голове так и крутится: ложь, ложь, ложь. Они все лгут. Всегда, везде, каждую секунду. Я не поведусь на их обман, пока сам во всём не удостоверюсь. Пока лично не увижу.

Goody Grace — Two Shots

Ложь 51. Ира

Декабрь подходит к концу, нещадно уничтожая своими морозами. Зима в этом году холодная и неприятно-тоскливая. За месяц мало что меняется: ситуация в школе стихает, шутки практически пропадают, косые взгляды тоже.

Назаров достаёт, но избавляться от него уже поздно. Как-то привыкла, что он всегда рядом, что-то чинит по дому, шутит, вытаскивает из депрессии, поднимает настроение. Нечто родное, но в то же время жутко далёкое и неправильное.

Я не влюблена в Костю так как в Стаса. При виде Скворецкого у меня ноги подкашиваются, сердце разрывается на части, а мысли путаются и ставят в неловкое положение. Я становлюсь безумной, но мне нравится это сумасшествие. Нравится проводить время наедине с парнем, пусть и просто разговаривать, случайно касаться, ловить на себе взгляды синих глаз, представлять другую жизнь, в которой мы могли бы быть вместе.

С Костей проще, легче. Можно болтать ни о чём, не стесняться, не думать, что выгляжу глупо. Наверное, было бы лучше, если бы я ответила на чувства парня, но моё сердце отчаянно требует другого. Ему хочется безумия, запретный плод, зреющий в руках лучшего друга Назарова.

Всё сложно. Мне не у кого попросить совета, а самой разобраться не получается. Поэтому всё плывёт как-то само собой по течению и, возможно, когда-нибудь куда-то приплывёт.

Никогда не думала, что так сложно быть взрослой.

Марины дома нет, брата, похоже, тоже, а мелкая сейчас должна быть в садике. Дверь никто не открывает, но я обязана встретиться с мачехой и забрать у неё «важные вещички», о которых эта женщина прожужжала мне все уши. Оттягивать встречу с ней глупо, ещё одного нудного звонка я точно не выдержу. И почему отец не может принести мне это дерьмо, всё равно же часто приходит. А когда с Назаровым пересекается, так его и подавно не выгонишь. То же мне, приятели нашлись.

Хорошо, что у меня есть запасные ключи от квартиры отца, так что хотя бы мёрзнуть не придётся. Пальто отправляю на вешалку, а сапоги в самый угол, чтобы не мешались. Пока никого нет дома, терроризирую холодильник.

А потом я жду, и жду, и жду, и жду, пока кто-то не начинает открывать входную дверь. Слышу весёлые голоса на лестничной площадке и сразу же узнаю противный смех Марины. Ну, наконец-то!

Судя по звукам, в квартиру заходят двое. В коридоре начинается возня — они раздеваются, а я терпеливо сижу на кухне и жду «долгожданной» встречи. Вот она обрадуется, когда увидит меня.

— Ну, Дима, дай хоть раздеться, — хихикает Марина, и я замираю. Холодок скользит по спине, заставляя прислушиваться к каждому шороху.

Дима? Что ещё за Дима?

— Иди ко мне, моя помпушечка, — мурлычет незнакомый голос.

Помпушечка? Какого дьявола они там творят?

Я вскакиваю на ноги и подхожу к двери, прячась рядом с ней и осторожно выглядывая. Хорошо, что стол находится в другой части кухни, и со стороны входа его невозможно заметить.

— Подожди, а твой муж не вернётся?

— Нет, он на дежурстве. Совсем со своей работой помешался, — бурчит мачеха. — Вот, погоди, ещё немного, и я с ним разберусь. И тогда мы с тобой будем вместе…

Марина взвизгивает, что-то падает. Я вижу их: раскрасневшиеся на морозе, весёлые, смеющиеся. Мужчина с пышными усами и горбатым носом пытается поцеловать мачеху, а та игриво уклоняется от его рта, но Диму это не останавливает. Мужчина небрежно стаскивает с Марины шарф, куртку и начинает целовать в неприкрытые места. Такими темпами они перебираются в спальню, попутно хихикая и разбрасывая одежду.

Твою ж мать! Марина изменяет моему отцу с каким-то Димой! Усатым и противным… Фу! И что значит «разберусь с ним?». Вот я влипла-то… Надо валить, пока меня не заметили.

Бесшумно проскальзываю в коридор, незаметно преодолеваю расстояние до входной двери. Одеваться некогда: хватаю сапоги, пальто и как можно тише покидаю квартиру, а потом со всех ног несусь вниз по лестнице. Только оказавшись на безопасном расстоянии, натягиваю одежду, обувь и, даже не надев шапку, выскакиваю на улицу.

Твою ж мать…

Вот, почему вокруг меня постоянно происходит какая-то хрень?

Не успеваю переварить произошедшее и добраться до остановки, как неожиданный телефонный звонок вырывает меня из мыслей.