– Ты напрасно испытываешь мое терпение, – предупредил Годрик. – Показывай, где твоя одежда, или пойдешь голой.

Мейриона мотнула головой, указывая на сундук у каменной стены, и, когда он отпустил ее плечи, потеряв равновесие, ткнулась ему в грудь, так что Годрику пришлось снова схватить ее за плечи.

Неожиданно ее набухшие соски коснулись его, и непреодолимое, всепоглощающее ощущение пронзило ее. Все же Мейриона заставила себя выпрямиться, если бы она не боялась упасть, то обязательно попыталась бы убежать.

Монтгомери сделал шаг назад, оставив одну руку на ее плече, а второй, потянувшись к сундуку, покопался в нем и, найдя льняную сорочку, протянул ей.

Отпрянув, Мейриона ухватилась за край столешницы, и ее рука наткнулась на мешочек с опиумом, который принесла Мэтти.

Годрик медлил, его широкий торс заполнил все пространство между ними.

– А ты красивая!

Лунный свет, призрачными пятнами проникавший из окна, делал его похожим на огромного леопарда, который собирается сожрать ее, но голос звучал мягко и даже успокаивающе.

Мейриона пристально смотрела на него и чувствовала, как ее страх постепенно исчезает. Одновременно с этим росла ее решимость. Она не сделала ничего, чтобы оказаться отданной на его милость. Несмотря на то что их помолвка разорвана, Годрик вел роскошную жизнь, служил знати на континенте. Он не имел права предъявлять на нее права.

– Ты моя, не забывай об этом, – настойчиво произнес он.

Самоуверенность Монтгомери разозлила ее. «Никогда», – мысленно поклялась Мейриона.

Одним быстрым движением он набросил на нее сорочку. Одеяние скрыло опиум, надежно зажатый в ее ладони. Она едва сдержала улыбку. В конце концов она сумеет спастись, но сначала надо добиться его доверия. Если Годрик будет ей доверять, он не станет ее связывать и она сможет подсыпать ему порошок. Когда он уснет, она спасется.

Годрик нетерпеливо поглядывал на опускающуюся луну. Его своенравной невесте понадобятся крепкие вожжи, подумал он, подталкивая ее к окну.

Мейриона споткнулась, и крепкие руки сомкнулись вокруг нее, не давая упасть. Его ладони, скользнув по узким плечам, легли на ее руки. Когда его мозоли зацепили тонкую ткань сорочки, раздался слабый шуршащий звук.

«Поспеши», – подсказывал Годрику разум, но он уступил желанию получше рассмотреть свой трофей.

Черт возьми, а она привлекательна! Не так, как придворные дамы, но той красотой, которая заставляет мужчину неприлично долго задерживать на женщине свой взгляд.

Ее глаза были слишком крупными, нос – не совсем прямой, а скулы, пожалуй, слишком высоки. Зато волосы – мужчина мог потеряться в ее волосах. Они окутывали ее, как пламя, опускаясь ниже бедер. Кончики этих волнистых волос касались колен, а золотисто-каштановый цвет контрастировал с кожей цвета слоновой кости.

Розовые соски дразнили его через полотно рубашки, и некое звериное чувство толчком отозвалось у него в паху. Благодарение Богу, она еще девушка. Ему нужно лишить ее девственности, сделать ей ребенка, тогда церковь аннулирует прежний брак, поддержит его притязания и он станет ее господином. Его тело, покрытое уродливыми шрамами, послужит доказательством того, что их помолвка была незаконно разорвана.

«Она моя!» Схватив Мейриону за плечо, Годрик подтолкнул ее вперед. Ее запах, подобный нежному аромату омытых дождем роз, щекотал его ноздри: свежий, чистый, он совсем не походил на тот затхлый запах, которым был пропитан бордель, где он в последний раз имел женщину. На мгновение он почувствовал себя нечистым. Воистину он был грязным: он карабкался по склону большую часть ночи, чтобы добраться до нее. Но дело не в этом. Она не заставляла его чувствовать себя грязным – она заставляла его чувствовать себя нечистым.

Монтгомери наполовину волок, наполовину нес Мейриону по истертому ковру, а она только поскуливала, покоряясь силе. Проклятие! Он похищал женщину, словно вор, а это не соответствовало его понятиям о порядочности.

Ему следовало забрать свою заблудшую невесту сразу же после возвращения в Англию, несколько месяцев назад, но в то время у него не было золота, чтобы разработать осаду такого великолепного замка, как Уайтстоун, и он еще не получил весточки от короля. Похищение среди ночи было, конечно, по меньшей мере рискованным, но, когда он узнал о свадьбе, у него не осталось выбора, и Годрик спешно разработал этот план.

Отпустив свой трофей, он быстрым, отточенным движением натянул веревку, лежащую на подоконнике. Девушка осела у ободранного гобелена, ее напряженное тело изогнулось, словно в поиске защиты.

– Дыши медленно носом, и кляп не будет мешать.

Она сделала несколько глубоких вдохов, и Годрик недовольно нахмурился, разозлившись на себя за то, что побеспокоился о ее удобстве. Это не должно его волновать. Ее семья не беспокоилась о нем, они, как собаку, посадили его на цепь и на корабле отправили на Восток, в пожизненное рабство.

Воспоминания снова обожгли его, но шаги за дверью тут же вернули к реальности. Мейриона дернулась, но он лишь крепче прижал ее к себе.

– Молись о том, чтобы они не вошли, – предупредил он.

Мейриона зло посмотрела на него; ее большие глаза метали искры, но Годрик оставался спокойным. Она, без сомнения, плюнет ему в лицо, если он вытащит кляп.

Наконец шаги затихли внизу.

– Если ты будешь мне повиноваться, тебе нечего бояться, – шепотом пообещал Годрик.

Мейриона посмотрела на него с холодным презрением. Пожалуй, он никогда не видел у женщины более злобного взгляда – если только не принимать во внимание взгляды портовых шлюх, которым моряки часто отказывались платить.

Монтгомери усмехнулся. Ее будет нелегко завоевать, но это доставит ему еще большее удовольствие.

Дубовые ставни громыхнули по стене замка, впустив холодный ночной воздух и запах приближающегося дождя. Снизу доносилось пьяное гоготание. Пора. Они итак провели здесь слишком много времени.

Крепко схватив свою добычу, Годрик забросил ее на плечо и шагнул к окну.

Только через несколько часов, на рассвете, когда похититель опустил Мейриону на свежую траву в лесу и вытащил суконный кляп, из ее груди вырвался вздох облегчения. Сухой валежник больно колол кожу, в одной ночной сорочке она стояла на коленях перед Годриком в трехстах футах от замка, посреди дубов и вязов плодородной уайтстоунской долины.

Страх, смешанный с яростью, поднимался внутри ее, и Мейриона дернулась, пытаясь освободиться от веревок, все еще стягивающих ее запястья.

– Никто не сможет тебе помочь. – Сильные пальцы Годрика стиснули ее плечо – то ли для того чтобы успокоить, то ли чтобы напугать.

Девушка повернула голову. Боже милостивый, какой он большой! С помощью веревок и снабженных когтями перчаток Годрик вытащил ее из окна спальни, затем спустился по стене Уайтстоуна и миновал скалу, на которой стоял замок. Она никогда не встречала такой силы и выносливости.

Тяжелое дыхание вздымало широкую грудь Монтгомери, его бицепсы подергивались, словно все еще испытывая напряжение от спуска. Прежде Мейриона ни за что бы не поверила, что человек может совершить нечто подобное.

– Отпусти меня! – прохрипела она.

Ее руки оставались связанными за спиной, отведенные назад плечи выставляли напоказ прикрытую лишь тонкой тканью грудь. Никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя столь беспомощной и столь уязвимой.

Стоя на коленях, Мейриона уткнулась лицом ему в пах, где резко выделялись обтянутые кожаными штанами крупные и жесткие формы его мужского естества, и тут злая мысль мелькнула у нее в голове. Наплевав на последствия, она крепко зажмурилась, чуть согнулась и изо всех сил ударила Годрика головой между ног, отчего он тут же охнул и согнулся, чем немного смягчил удар.

– Боже, за что!

Острое чувство удовлетворения от того, что она смогла хоть как-то противостоять его силе, пронзило Мейриону.