Мы украдкой поглядываем на портфель – большой, пузатый портфель, где скрыты, может быть, самые поразительные неожиданности. Чемодан тоже здесь, Смолин приехал в Отдел прямо с аэродрома.

– Сергей Петрович, хватит мучить ребят, – осторожно говорит Д.Д.

По-моему, дело не только в «ребятах». Сам Д.Д. ждёт новостей.

Ждут чего-то и остальные, весь Отдел собрался в кабинете Смолина.

– Ладно, – вздыхает Смолин и движением фокусника забрасывает чемодан на стол.

Я смотрю в окно. За стеклом хоровод снежинок. Они не хотят ложиться на мокрый асфальт и долго кружатся в воздухе. А на деревьях снег не тает, и глаз никак не может привыкнуть к редкому сочетанию, цветов – белого и зелёного.

– Майя! – зовёт Смолин.

Появляются бусы. На мой взгляд, самые обычные. Но Майя их тут же примеряет и произносит магическое слово: «Модные».

– Люся! – Смолин достаёт галстук.

Выбор отличный, это понимаю даже я. К строгому костюму Люси галстук пойдёт. А он ещё какой-то особенный, шерстяной. Белый с чёрным – скромный и очень нарядный.

– Это вам. – Смолин протягивает Коваленко готовальню.

Коваленко открывает её и чуть не роняет на пол. Не блестящим, а ровным матовым светом горят инструменты.

– Рихтеровская… – шепчет Коваленко. – Большое спасибо. Как вы достали?

– Секрет фирмы, – смеётся Смолин.

Д.Д. получает логарифмическую линейку.

– По-моему, совсем не плохая, – замечает Смолин скромно.

Линейка отличная, по глазам Д.Д. я понимаю это сразу.

– Володя и Гена! – кричит Смолин.

Передо мной возникает чудесный коричневый медвежонок. Гена держит в руках фигурку Дон-Кихота. Дон-Кихот настоящий – с длинной шпагой, с усами. И чем-то похож на самого Гену.

– А теперь… – Смолин широким жестом бросает на стол портфель, – перейдём к официальной части. Поздравляю вас, Данил Данилович!

Он пожимает Д.Д. руку и вручает авторское свидетельство. Д.Д. молча наклоняет голову. В Отделе тихо. У Данила Даниловича много авторских свидетельств. Но все мы знаем, что именно это ему особенно дорого. В Комитете по делам изобретений упёрлись и никак не хотели давать. Несколько лет шла переписка. И вот Смолин добился.

– Поздравляю, Володя! – Сергей Петрович жмёт мне руку. Выпускает и снова жмёт. – Дважды поздравляю.

Я смотрю и с трудом верю. Смолин протягивает мне сразу два авторских свидетельства. И Гене, конечно, тоже – работы общие. «Способ получения перекиси водорода» – заглавие первого. «Аппарат для газовой сварки» – читаю на втором.

– Вручение рождественских подарков по итогам прошлого года окончено, – объявляет Смолин. – Однако Дед-Мороз считает своим долгом обратить ваше внимание на то, что наступает Новый год. И это событие также должно быть отмечено. Как? Граждан просят вносить предложения.

Предложений сколько угодно. Пойти вечером в театр (Люся). В кино (Майя). На бульвар (я). Посидеть за графином пива (Д.Д.). Достать ракеты и устроить фейерверк (Гена).

– К нам на борщ, – предлагает Коваленко.

– Всё принимается, – решает Смолин. – Но знаете ли, во всём этом не хватает чего-то такого (он крутит пальцами)… Созвучного событию. Ага, понял! В ваших проектах нет перспективы. Нет идеи, которая осветила бы путь в Новый год. Нужна генеральная линия пятидесятого года.

– А у вас она есть? – спрашивает Д.Д.

– Всегда! – заявляет Смолин и мгновенно развёртывает перед нами плакат.

Я читаю: «Всесоюзный конкуре на создание первого в мире холодильного костюма…», а в ушах звучит: «…И в огне мы не сгорим».

Несколько месяцев назад, когда я был в Москве и заходил в Министерство угольной промышленности, мне говорили, что предполагается такой конкурс. Я даже слышал кое-что об условиях. Но то были предположения, а тут факт. Всесоюзный конкурс объявлен.

Мы участвуем в конкурсе – тут не может быть сомнений. Подземные пожары – страшное бедствие. 224 человека погибло во время пожара на алмазном руднике Де Бира в Южной Африке. 267 человеческих жизней стоил пожар на американской шахте Черри в Пенсильвании. При пожаре на угольных шахтах близ Шарлеруа (Бельгия) на глубине 850 метров осталось 263 горняка. Спасательным отрядам преградил дорогу огонь. Прорваться сквозь него спасатели не смогли – у них не было холодильных костюмов…

Создать холодильный костюм! Костюм, в котором человек сможет спускаться в горящую шахту, спасать людей и оборудование, бороться с огнём… Позднее мы поняли, что конкурс выходил далеко за пределы шахты, затрагивая одну из вечных проблем человечества – расширение сферы жизни.

Природа жёстко отмерила человеку границы жизни. Температура не выше и не ниже стольких-то градусов. Давление в пределах нескольких атмосфер. Строго определённый состав воздуха. Нарушение хотя бы одной из границ карается смертью.

Почему? Как ни странно, я понял это по-настоящему на заводе синтетического каучука. Химический завод мало похож на обычный, машиностроительный. Идёшь из цеха в цех, а продукции не видно. Трубы, колонны, башни и множество приборов. Если в показаниях приборов не очень разбираешься, приходится верить на слово. Сопровождающий объясняет: «По этой трубе идёт газ». Киваешь – наверное, идёт. «Здесь он охлаждается», – пробуешь рукой: труба действительно холодная. «Тут его обрабатывают серной кислотой». Тянешь носом воздух. Вроде есть лёгкий запах. Но как оно на самом деле – сказать трудно. Это не токарный станок, где всё видно.

Итак, идём. Я приехал на завод как корреспондент газеты. Естественно, мне стараются показать хорошее, с плохим они разберутся сами. Но у меня есть опыт, и я чувствую, что обстановка напряжённая. Работники цехов вежливо отвечают на мои вопросы, однако на инженера, который меня сопровождает, смотрят умоляюще. Мол, будь любезен, скорее уведи корреспондента. В другой раз с удовольствием. А сейчас, сам понимаешь, не до него…

Я чувствую это и начинаю торопиться. Конечно, сегодня я уже ничего не напишу. Мы стремительно проносимся по цехам. Наконец, последний – цех готовой продукции. Облегчённо вздыхаю. И вдруг вижу знакомого – я с ним учился в институте.

– Начальник цеха, – говорит сопровождающий.

Мы, улыбаясь, здороваемся.

– Как дела? – смело спрашиваю я.

– Куда лучше! Сплошной брак…

– Что?!

– Товарищ из газеты, – испуганно предупреждает инженер.

– А хотя бы и с Луны, – следует спокойный ответ. – Брак есть брак.

– Но почему же вы… не принимаете мер?

– Принимаем, – мрачно отвечает знакомый. И смотрит на меня укоризненно: инженер, должен понимать. – Процесс ушёл в сторону. Попробуй найди…

Действительно, попробуй. Какой-то автомат «проморгал», и где-то поднялась или снизилась температура, изменилось давление или состав сырья. Нормальное течение реакций нарушилось. Вместо одних продуктов стали образовываться другие. И, в конечном счёте, получился не каучук, а какое-то иное вещество. Похожее на него, но совершенно бесполезное…

Процессы, идущие в человеческом организме, неизмеримо сложнее. Организм вырабатывает сотни и тысячи тончайших веществ, обладающих строго определёнными свойствами. Изменение температуры, давления, состава «сырья» – и привычный ход реакций нарушится. Процесс выйдет из-под контроля. Организм начнёт вырабатывать вещества, пригодные для чего угодно, только не для жизни…

Но ведь внешние условия меняются? Да. От этих изменений человека защищает сложная система приборов и автоматов. Они предохраняют его от перегрева или переохлаждения, удерживая организм в определённых границах.

Возможности приборов и автоматов не безграничны. Некоторые бактерии и микробы переносят температуры в сотни градусов; давления, измеряемые тысячами атмосфер; могут обходиться без кислорода. Человек не может. Температура в ноль градусов, содержание в воздухе небольших количеств окиси углерода убьют его. И если бы человек опирался только на свои естественные, природные способности, он никогда не вышел бы из тёплой экваториальной зоны, не проник бы в глубины морей, не поднялся бы в стратосферу.