На этот раз то был Джайлз. Он вошел, и она тут же сказала:
– Айви вышла. Джайлз… ну что случилось? Тебя не было целую вечность! – И тут вдруг сердце у нее екнуло. На него было просто страшно смотреть – сердитые глаза, лицо точно окаменело. Он прошел мимо нее в гостиную.
– Я на секунду. Мне нельзя здесь оставаться. Который час? Без десяти семь – эти часы правильные? Твоя тетя скоро вернется. Не хочу ее видеть. Я сейчас просто не в состоянии общаться с кем бы то ни было. Я должен вернуться к себе и попробовать как-то связаться с Мейтлендом. Он мой стряпчий, и, если эта история с выплатой четырехсот фунтов годового содержания правда, возможно, он что-то об этом знает. Вроде бы он переехал за город, но я постараюсь его найти. Чем быстрее он подключится к этому делу, тем лучше. Пусть она не воображает, что может вертеть и крутить мной, как ей заблагорассудится!
Мид была потрясена до глубины души. Он говорил сам с собой, словно не замечая ее присутствия. Точно ее не было здесь вовсе. Прежде она никогда не видела его в таком состоянии – разгневанный, даже взбешенный мужчина, готовый в любой момент кинуться в драку, которому сейчас совершенно не до женщин. Да, она была потрясена, но одновременно немного приободрилась. Раз уж для нее у него не нашлось доброго слова, то для Каролы уж тем более не найдется. Он настроен на борьбу.
Уходя, он положил руку ей на плечо и, не глядя в глаза, бросил:
– Я тебе позвоню.
А потом вышел, решительно и громко захлопнув за собой дверь.
Глава 18
С этого момента последовательность событий имеет уже первостепенное значение.
Джайлз захлопнул дверь в квартиру миссис Андервуд ровно без пяти семь. Примерно в это же время миссис Уиллард предъявила мужу две написанные карандашом записки и разразилась целым потоком упреков и слез. Первая записка гласила:
Хорошо, Уилл, дорогой, встречаемся за ленчем в час, как обычно.
Карола.
Вторую она обнаружила лишь сегодня днем, после тщательного обыска вещей мистера Уилларда. Она была короткой, но привела миссис Уиллард в неистовство и позволила предъявить прямые обвинения.
Так и быть. Как насчет завтра вечером?
К.Р.
Самое ужасное в этой записке было то, что никакой даты там не значилось. Так что, возможно, «завтра вечером» уже прошло. С тем же успехом это мог быть сегодняшний или завтрашний вечер. Миссис Уиллард дошла, как говорится, до точки. На протяжении двадцати лет она была доброй, заботливой женой, но это уж слишком. Протягивая мужу записки, она походила на грозный боевой корабль, входящий во вражескую гавань.
Мистер Уиллард оказался в весьма непростой ситуации. На протяжении всей своей семейной жизни он поддерживал в доме строгую дисциплину, был настоящим хозяином. Слово его являлось законом, он всегда мог топнуть ногой и настоять на своем. Теперь же ему приходилось держать оборону. И слово его оказалось под вопросом, и топать ногой было как-то неуместно. Он откашлялся и сказал:
– Ну, знаешь ли, Амелия…
Миссис Уиллард разразилась слезами и топнула ногой.
– Нечего называть меня Амелией, Альфред, это просто невыносимо! Бегать за скверной девчонкой в твоем-то возрасте!
– Но послушай… это уж слишком…
– Да-да, именно в твоем возрасте, Альфред! Тебе уже пятьдесят, и ты выглядишь на все свои пятьдесят! Как думаешь, что надо от тебя молодой девице, кроме как провести время просто от скуки, заполучить твои денежки и разбить мне сердце…
Тут голос у миссис Уиллард сорвался. И она рухнула на диван – крупная неопрятная женщина с распухшим от слез лицом и растрепанными седыми волосами.
Мистер Уиллард снял очки и начал их протирать. Затем попробовал подпустить в голос строгости, но не вышло:
– Амелия, я настаиваю…
Миссис Уиллард тут же перебила его. Она больше не полагалась на подгибающиеся от слабости ноги и осталась лежать. Диван придавал ей уверенности.
– Разве я не была тебе хорошей женой? Разве я не делала для тебя все, что в моих силах?
– Тут никаких вопросов… – Он снова откашлялся. – А что касается этих записок…
– Да, Альфред, что насчет записок?
Личико мистера Уилларда с мелкими аккуратными чертами резко покраснело, что совсем ему не шло.
– Да ничего такого особенного в них нет, – ответил он. – И лично я удивлен твоим поведением, Амелия, крайне удивлен. И еще хотел бы заметить: просто не верится, что ты могла решиться на такое, шарить по моим карманам!
Вот так-то уже лучше. Знакомое дело – Амелию тотчас же поставили на место. Теперь ей предстояло занимать оборону.
Однако ее яростная отповедь удивила, даже немного ошеломила его.
– А если бы я оставила таблетки сахарина в кармане твоего синего пиджака, который ты велел отнести в химчистку, что бы ты тогда сказал, интересно знать? Потому как именно там я нашла первую записку. И из нее ясно видно, как эта девица расстраивала тебя, запутывала, заманивала в ловко расставленные сети, иначе бы ты ни за что не оставил записку в кармане… чтобы я потом ее нашла. И если ты покажешь мне женщину, которая не сумеет правильно прочесть такую записку, раз уж она попала ей в руки… то я скажу тебе прямо в лицо: это не настоящая женщина, и у нее нет никаких подлинных чувств к законному мужу!
Мистер Уиллард был вновь сбит с толку. И сказал:
– Ну, уж это ты хватила!.. – Он повторил эту фразу несколько раз с разной интонацией, где чувствовались и протест, и раздражение, а в это время миссис Уиллард пыталась сдержать новый поток слез, прижимая к глазам насквозь промокший платочек. – Ну, уж ты тоже скажешь, Амелия! Можно подумать, пригласить соседку на ленч – это преступление!
– Соседку!
– Но ведь она наша соседка, разве нет? И она хотела посоветоваться со мной по одному делу, если тебе уж так хочется знать.
– Делу! – с тем же недоверчивым фырканьем огрызнулась миссис Уиллард.
– А почему нет, Амелия? Если хочешь знать, это касалось ее подоходного налога.
– Подоходного налога?
– Да, представь себе. Подоходного налога.
– Не верю ни единому твоему слову! – твердо заявила миссис Уиллард. – Мне стыдно за тебя, Альфред! Стоишь здесь передо мной и выдаешь одну ложь за другой, и они так и сыплются, точно горошины из стручка. И воображаешь, что я тебе поверю, но этому не бывать никогда! А если она ходила с тобой на ленч лишь для того, чтоб поговорить о каких-то там подоходных налогах, может, скажешь, о чем это вы собрались говорить «завтра вечером»? И когда, каким именно вечером и где? Может, там же, где были в субботу, когда ты сказал мне, что спустишься вниз повидаться с мистером Корнером? Или же ты собираешься придумать отговорку на сегодняшний вечер и подняться к ней? Что скажешь?
Мистеру Уилларду нечего было сказать. Он никогда не подозревал, что Амелия наделена таким талантом – умением выставить его в самом неприглядном свете. Ну что такого он сделал? Поднялся наверх для дружеской беседы или поменять электрическую лампочку, добродушно подтрунивая над этим выдумщиком мистером Корнером. Да она даже не позволила поцеловать себя, назвала его «забавным маленьким человечком», а потом выпроводила, о чем он вспоминал с сожалением. А теперь его Амелия ведет себя так, будто он дал повод для развода. До чего же подозрительный склад ума у этой женщины! И полное отсутствие самоконтроля.
И он произнес голосом властным и строгим:
– Я больше не желаю выслушивать эти… эти обвинения. Они совершенно необоснованные, несправедливые, и я отказываюсь слушать их. Я удивлен твоим поведением, Амелия, и от души надеюсь, что и ты сама в самом скором времени будешь удивлена. Ты абсолютно утратила всякий контроль над собой, утратила чувство меры, и я намереваюсь оставить тебя одну в надежде, что ты сумеешь взять себя в руки. И еще вынужден заметить: я очень тобой недоволен, очень!
На этот раз сработало. Он снова обрел не только голос, но и главенствующее положение в семье. Слова так и лились потоком, так и припечатывали ее. Он развернулся к двери, преисполненный чувства собственного достоинства, и походил в этот момент на маленького задиристого петушка бентамской породы.