«Ирландское счастье» Джон написал после того, как в январе 1972 года британские войска расстреляли демонстрацию в защиту гражданских прав в Северной Ирландии, убив тринадцать человек. «Кровавое воскресенье» вызвало мощную волну протеста ирландцев против британской армии. Через шесть дней после трагедии Джон и Йоко участвовали в демонстрации солидарности с ирландцами, которую организовал в Нью-Йорке профсоюз транспортных рабочих. Там Джон спел новую песню. Вернувшись на Бэнк-стрит, Джон составил заявление для печати, очень решительное и жесткое (себя он называл в третьем лице):

«Сегодня на углу 44-й улицы и Пятой авеню состоялась демонстрация протеста против ареста и убийства ирландцев - участников движения за гражданские права. Среди собравшихся сегодня - а их было пять или шесть тысяч человек - присутствовали сенаторы, конгрессмены, а также Джон и Йоко, Джерри Рубин, Стью Алберт. Джон и Йоко спели песню «Ирландское счастье». Они передают все гонорары за эту песню в фонд движения за гражданские права в Северной Ирландии.

Полиция выражала симпатию демонстрантам, так как многие полицейские Нью-Йорка - ирландцы. Это был мощный митинг, который привлек внимание множества корреспондентов. Было очень холодно. Ленноны выглядели как беженцы: Джон давно небрит, а Йоко завернулась в какую-то рогожу, словно эскимоска. Сначала их не узнали в толпе, но потом объявили об их присутствии.

Люди подпевали Леннонам и выражали свое одобрение аплодисментами и криками, особенно им понравились строчки: «Что там вообще делают английские войска» и «Эти суки устроили там геноцид».

Акция прошла очень успешно, организованно и без беспорядков, так что, если вы услышите иные оценки, знайте, что они ложные. Собравшиеся были в приподнятом настроении, если так можно сказать о митинге, посвященном памяти тринадцати человек, безжалостно расстрелянных британскими империалистами». Этот термин Джон произнес с убежденностью ветерана политических баталий.

«Участники митинга хотели продемонстрировать солидарность с теми, кто завтра выйдет на демонстрации в Северной Ирландии. Выступили представители ИРА, в том числе и те, кто прибыл в Штаты тайно, специально на этот митинг, чтобы обратиться непосредственно к американским ирландцам из среднего класса.

Мы хотим особо отметить, что кульминацией митинга стала вовсе не песня, исполненная известными поп-звездами, а самый дух искренности и дружбы, объединивший собравшихся людей.

В прозвучавших речах выступавшие в основном осуждали действия британских солдат в Ирландии, требуя их вывода из страны. Кроме того, немало было сказано и о том, что в XIX веке английские власти насильно вывозили североанглийских протестантов для колонизации Ольстера. Было заявлено, что судьба Северной Ирландии должна решаться на всенародном референдуме с участием населения Эйре…

Перед тем как Джон и Йоко спели песню, Джон произнес краткую речь о своем ирландском происхождении. Он, в частности, сказал: «Моя фамилия Леннон, а об остальном догадайтесь сами», что вызвало взрыв аплодисментов [он хотел, чтобы все знали о его успехах политического оратора] . Он подчеркнул, что его детство прошло в Ливерпуле, городе, где восемьдесят процентов населения - выходцы из Ирландии. Леннон напомнил собравшимся, что в Англии Ливерпуль называют «столицей Ирландии».

Джон намеревался передать это заявление английским музыкальным журналам. Он попросил своих друзей связаться с агентствами ЮПИ и Рейтер, а сам позвонил приятелю в «Дейли ньюс» и спросил: «Как ты думаешь, это подойдет для вашей газеты?» Он понимал, что немногие газеты согласились бы напечатать этот текст полностью. Джон, Йоко и Джерри Рубин отобрали фотографии для публикации и посмотрели первый телерепортаж о митинге - очень короткое сообщение. Джон разочарованно спросил: «И это все?» Рубин ответил: «Все…» Джон пробормотал: «Вот черт».

Потом он говорил по телефону с каким-то приятелем, который рассказал ему о недавно переданном по радио репортаже. Джон радостно сообщил Йоко и Джерри: «Только что передали кусок нашего выступления, где я говорил, что «правительство, которое не позволяет проводить подобные демонстрации, надо гнать прочь» и где Йоко сказала, что «такие демонстрации должны пройти во всех странах мира». Сообщение об их участии в митинге разместилось на первой полосе лондонской «Таймс».

На другой день в Северной Ирландии двадцать пять тысяч человек, проигнорировав запрет правительства на демонстрации, собрались на митинг протеста в знак осуждения совершенных убийств. В состоявшемся вскоре интервью Джон отвечал на вопрос, как соотносится его поддержка ИРА с неприятием им всяческого насилия. «Мне трудно оценивать их действия, но я могу понять, почему они делают то, что делают, и если бы мне пришлось брать чью-то сторону - ИРА или британской армии, то я - на стороне ИРА. Хотя если выбирать между насилием и ненасилием, то я, разумеется, против насилия. Так что это очень деликатная проблема… Мы оказываем поддержку ирландцам по каналам ирландского движения за гражданские права, а не по каналам ИРА». Это более соответствовало его убеждениям. Он подчеркнул еще одно обстоятельство: «Меня часто обвиняют в том, что я постоянно меняю свои увлечения: то пропагандирую медитацию, то - мир… Что касается ирландского вопроса, то для меня он не нов. Меня всегда интересовал ирландский вопрос».

Позже Джон и Йоко обнародовали заявление, в котором они отвечали своим британским критикам: «Конечно, мы скорбим об убитых и раненых солдатах, где бы они ни воевали, мы сочувствуем и американским солдатам, которых заставляют воевать во Вьетнаме. Но более всего мы сочувствуем всем жертвам американского и английского империализма». Далее они обратились к истории английской колонизации Ирландии, когда в XIX веке англичане создавали здесь свои поселения: «Если протестанты из Северной Англии так жаждут сохранить свою британскую самобытность, пускай они репатриируются в Британию… Мы призываем американских ирландцев осознать свою ответственность в той же мере, в какой еврейский народ осознает свою ответственность за судьбу Израиля».

Эта политическая тема оказалась единственной, где позиция Джона совпала с позицией Пола Маккартни, выпустившего песню «Отдайте Ирландию ирландцам» незадолго до выхода пластинки Джона с записью «Ирландского счастья». Песня Пола была тотчас запрещена на британском радио и телевидении. Фирма «Эй-эм-ай» выразила протест, доказывая, что в песне не было антибританских выпадов и она не содержала призыва к насилию. Несмотря на запрет, песня Пола заняла двадцатое место в британских списках популярности и оставалась там в течение шести недель (в американских - восемь недель). Джон хотел выпустить «Ирландское счастье» как сингл с фотографией на конверте, где он был запечатлен во время исполнения песни на митинге в Нью-Йорке. Несколько пробных экземпляров пластинки разослали диск-жокеям на радиостанции, но их реакция оказалась столь негативной, что Джону вовсе пришлось отказаться от идеи выпустить пластинку крупным тиражом.

Слова песни заставили даже самых преданных поклонников Джона поморщиться. Он пел о «геноциде». Однако убийство тринадцати человек нельзя считать геноцидом. Это риторическое излишество, столь характерное для пропагандистского стиля движения «новых левых» в период его развала, подрывало доверие слушателей к песне. К тому же у этой музыкальной агитки о так называемом геноциде была очень неподходящая мелодия в стиле ирландской народной песни. Наконец, основная идея песни являлась попросту оскорбительной для ирландцев. Джон говорил, что если кому-то привалило такое же счастье, как ирландцам, то «лучше бы ему умереть… лучше бы ему быть англичанином». Когда какой-то американский поклонник Леннона запел эту песню в пивной Белфаста, разъяренные посетители чуть не избили его.

Борьба против преступлений английского империализма в Северной Ирландии, несомненно, сильно увлекла Леннона, однако он ограничился тем, что написал одну песню и принял участие в одной демонстрации…