«Он появился у меня, крича, обезумев от ярости, - вспоминает Джерри Рубин.

– И это - все? - кричал он. - Вот это и все? Я поверить не могу, что все кончено! Вот мы тут с вами сидим в своей революции по уши, как в дерьме, - Джерри Рубин, Джон и Йоко и вся их свита! Что же, вот эти вот гребаные умники из буржуев будут защищать нас от них?

– Ты нас буржуями не называй! - крикнул кто-то из присутствовавших. - Ты сам гребаный капиталист!

– Я знаю, что я гребаный буржуй-капиталист. Но это не значит, что я не могу…

Тут Стэн Бронстайн из ансамбля «Элефантс мемори» прервал его:

– Ты, Джон, сам можешь защитить себя от них. Ты и твои друзья. Организуй друзей, организуй квартал, организуй свой район…

Его поддержали:

– Да-да, организуй людей, тебя будут слушать!

– Слушать меня? Ты что, с луны свалился? Что-то они меня пока не слушали! - И тут Джон начал бегать по комнате, толкая всех и приговаривая: «Ты слабак, ты даже Никсона не смог победить!»

И вот осталось человек шесть, - продолжает Рубин. - Джон подошел к какой-то женщине - ее толком никто не знал - и начал приставать к ней при всех. А потом увел ее в мою спальню. Для Йоко это было очень унизительно. Я никогда не видел, чтобы он так вел себя раньше. Он ничего не соображал - принял большую дозу. Вот тогда-то между ними все было кончено - сразу. Хотя они потом и прожили еще вместе несколько месяцев, все рухнуло. То, что случилось в тот вечер, привело к их разрыву».

Для рок-звезды переспать с женщиной, с которой он познакомился на вечеринке, было обычным делом. Джон и сам называл гастрольные поездки «Битлз» «Сатириконом». Но поведение Джона в квартире Рубина в день президентских выборов шокировало его друзей, потому что он давно уже не воспринимался как обычная рок-звезда. Став свидетелем политического триумфа своих мучителей, он излил безотчетный гнев на друзей, на Йоко. Его политические надежды оказались разбиты, и он нанес сокрушительный удар по собственной судьбе. Вот так неосознанно он лишний раз подтвердил, сколь неразрывной была в его судьбе связь между политикой и личной жизнью.

Примерно в то же время завершили свою политическую карьеру и радикалы, с которыми водил тесную дружбу Джон. Первым сошел со сиены Ренни Дэвис, самозабвенно увлекшись каким-то юным гуру. Рубин, осмеянный новым поколением йиппи (они теперь называли себя «зиппи»), бросил политику и посвятил себя изучению каких-то новомодных биотерапевтических методов лечения. Эбби Хоффмана, занявшегося торговлей кокаином, едва не поймали с поличным, - он ушел в подполье…

Кое-кто из музыкальных критиков и поклонников Джона считал всю эпопею его взаимоотношений с этими людьми ошибкой. Ведь совершенно очевидно, что в идеологии йиппи изъянов было куда больше, чем достоинств. Им нельзя было отказать в дерзости, когда они пытались воздействовать на массовую прессу, но ведь они добились лишь того, что прославились сами, не став при этом ответственными организаторами массового движения. Пусть их эпатирующие выходки разоблачали претенциозность и тупость привычных форм политики, но им оказалось не под силу дать глубокий анализ современной ситуации и выработать серьезную стратегию действий. Пусть они обращались к молодежи контркультуры вне университетов, но они сумели вдохновить ее лишь на бездумные разрушительные акции.

В этом была вина не только йиппи. Сама политическая программа движения «Студенты за демократическое общество» не способствовала развитию политического самосознания лидеров «новых левых» и препятствовала созданию крепких организаций. Политическая неискушенность и опора только на личную преданность идеям, что было характерно для студенческого движения, порождала иллюзию, будто решение любой политической проблемы лежало во все возрастающей агрессивности. Взяв в качестве идеологической модели революции в «третьем мире», «новые левые» фактически изолировали себя от американского общества.

Джон тоже разделял некоторые, хотя и не все, заблуждения йиппи. Он легко привлек к себе внимание прессы и общественности, но при этом лишь отдалился от той политической деятельности, с помощью которой только и возможно создать настоящее общественное движение. Тактика, применявшаяся йиппи во взаимоотношениях со средствами массовой информации, не помогла Джону добиться своих политических целей. Эбби Хоффман и Джерри Рубин смогли «сделать себя» знаменитыми, а Джон Ленной и так был знаменитостью, мечтавшей обрести себя как личность. Однако политические методы йиппи оказались малоудачным способом осуществления этой мечты.

Джон расходился с йиппи и с «новыми левыми» в одном важном политическом пункте - в требовании эскалации насилия. К чести Джона надо сказать, что он никогда не считал, будто насилие может стать «тестом» на преданность делу революции. Поп-звезда, он привык иметь дело с огромными массами молодежи. Возможно, именно это и позволило ему осознать, что именно идеология насилия способствовала изоляции «новых левых». И пацифизм Джона помог ему избежать эксцессов воинственной агрессивности.

Но, невзирая на все свои слабости и недостатки, йиппи привели Леннона в самую гущу политической жизни 60-х годов - это оказалась та сторона действительности, с которой он практически не был знаком в период своего «битловского» существования и которую мало знала Йоко. Вместе с йиппи Джон протестовал против британского вмешательства в Северной Ирландии. С йиппи он выступал против угнетения черных в Америке. И разумеется, он много отдал сил на то, чтобы приблизить конец войны во Вьетнаме…

Друзья Джона по движению часто задумывались над тем, как бы ему следовало вести себя, чтобы не вызвать гнев администрации Никсона. Возможно, Никсон не развернул бы охоту на Джона, если бы тот проигнорировал сумасбродные планы йиппи провести демонстрации во время съезда республиканской партии, или если бы он отказался от амбициозной идеи гастролей, где йиппи намеревались соединить рок и политический радикализм, или если бы он не увлекся многими другими безумными идеями йиппи, или если бы он примкнул к движению чуть раньше, когда оно только набирало силу, а не переживало упадок, или если бы он не попал в орбиту влияния Джерри Рубина, в ком, как в зеркале, отражались слабости его собственной натуры; если бы вместо Рубина он нашел себе иного друга, который мог создать противовес его политическим взглядам, - такого же, как Маккартни, который когда-то создавал противовес для его музыки. И может быть, не будь он таким импульсивным, не будь он столь привержен своим мечтам, столь необуздан в своих поступках, - администрация Никсона оставила бы его в покое.

Но тогда это был бы не Джон. Он просто не мог вести спокойную, размеренную жизнь. А страстная преданность Джона политической борьбе составляла самую основу его лучших музыкальных произведений того времени. К тому же эта неукротимая преданность своим идеалам являлась одной из самых привлекательных черт его характера.

Часто говорили, что движение уничтожило себя само - из-за собственной глупости. Этого нельзя сказать об анти никсоновских гастролях, в которые замыслил отправиться Джон. Эти гастроли сорвались не сами собой - их удалось сорвать правительству, которое чинило Джону всевозможные препоны. Замысел гастролей обещал им успех - потому-то администрация Никсона и вынуждена была предпринять активные контр действия. Так что все беды, обрушившиеся на Джона, произошли вовсе не из-за глупости и наивности его политических проектов, но, скорее, из-за их потенциальной эффективности.

В ФБР после переизбрания Никсона решили, что задача по нейтрализации Леннона выполнена. «Учитывая, что объект перестал принимать активное участие в революционной деятельности и что он, как представляется, отвергнут нью-йоркскими радикалами, его дело может быть закрыто», - докладывал «наверх» руководитель нью-йоркского отделения Бюро.