Зато сама она ощущала жгучее любопытство. Каждый из живущих в доме играл свою роль в той драме, подробности которой ей предстояло расследовать. Из-за того, что кто-то из них сболтнул лишнее, юный Артур Хьюз расстался с жизнью. И что тому виной — чья-то неосторожность, страх или излишняя доверчивость, а может быть, и чей-то злой умысел? Нет, не следует пренебрегать ни секретарем мистера Беллингдона, ни его дочерью, ни его гостьей.

Черты лица Мойры Херн едва ли можно было назвать примечательными, однако волнистые пепельные волосы, светлые глаза с темными ободками вокруг радужной оболочки и матовая белая кожа сразу обращали на себя внимание. Ресницы и брови были искусно подкрашены в золотисто-каштановый цвет. От природы, по-видимому, бледноватые губы покрывала нежно-розовая помада, и лак на ногтях был в точности того же цвета. Дочь Беллингдона молча устремила на мисс Силвер равнодушный взгляд.

Внешность и манеры миссис Скотт составляли разительный контраст с обликом и поведением Мойры. Это была высокая стройная женщина с гладкими темными волосами и темными глазами, розоватой кожей, крупным ртом и ослепительно белыми зубами. Ей можно было дать от двадцати пяти до сорока. Поздоровавшись с мисс Силвер, она села рядом с Люшесом Беллингдоном и принялась болтать с ним о разных пустяках, звучавших, впрочем, в ее устах необычайно занимательно. Мисс Силвер не понадобилось и минуты, чтобы понять, что Беллингдон испытывает к своей гостье отнюдь не только дружеские чувства.

Мистер Гэррет оказался мужчиной средних лет, склонным к полноте. Он занял место напротив Беллингдона, между Мойрой Херн и мисс Брей; бледный и подавленный, ел он мало, а говорил и того меньше. Мисс Силвер, сидевшая между мисс Брей и хозяином дома, едва ли могла найти лучшее место Ей было незачем поддерживать беседу, так как мистер Беллингдон разговаривал с миссис Скотт, поэтому она могла слушать и наблюдать.

Разговор так бы и держался в пределах этого конца стола, если бы не Элейн Брей, которая, казалось, умела говорить и есть одновременно и то и дело выражала тревогу по поводу мистера Гэррета и его плохого аппетита.

— Вы непременно должны попробовать омлет под луковым соусом — полагаю, это португальский рецепт. Сыр нейтрализует запах лука. Откуда, по-вашему, вы возьмете силы, если не будете кушать?

— Не знаю, — буркнул мистер Гэррет. Положив себе с пол-ложечки предлагаемого блюда, он так к нему и не притронулся.

Мойра Херн пришла ему на помощь, сказав, что обожает лук, — хрипло, с растяжкой, что странно контрастировало с ее воздушным, прямо-таки неземным обликом, и наводило мисс Силвер на мысль, что контраст этот, пожалуй, осознанный и намеренно подчеркнутый.

— Миссис Хилтон чудесно готовит, — заметила Аннабел Скотт. Тепло улыбнувшись Хилтон, она снова обернулась к Люшесу. — Я поправлюсь на несколько фунтов, если задержусь здесь надолго!

Когда дворецкий отошел за очередным блюдом, Мойра произнесла тем же хрипловатым и тягучим голосом:

— Уилфрид собирается к нам на уикэнд.

— Тот самый парень — Гонт? — осведомился Люшес. — Он был здесь на прошлой неделе, верно? Не могу сказать, что я от него в восторге.

— Я на это и не рассчитывала, — отозвалась Мойра. — Мы с ним часто танцевали в городе. Он просто чудо.

— Боже! — воскликнула Элейн.

— В каком смысле — как танцор? — спросил Люшес.

— Да, конечно.

— А чем он зарабатывает на жизнь?

— Уилфрид — художник. Две его картины выставлены в галерее Мастерса.

Беллингдон сразу насторожился.

— На днях я купил там одно недурное полотно.

— Вот как? А кто автор?

— Боюсь, не твой друг Уилфрид. Молодой человек по фамилии Морей — Дэвид Морей.

Большие голубые глаза смотрели на него без всякого выражения. В голосе Мойры также отсутствовало выражение, когда она промолвила:

— Уилфрид его терпеть не может.

— То-то радость для них обоих! — расхохотался Люшес. — Морей тоже приедет на уикэнд. Я пригласил его посмотреть мои картины, и он согласился.

— На картине Уилфрида изображены надгробие и аспидистра, — сообщила Мойра. — Надгробие все в голубом тумане, а аспидистра в розовом горшке. И еще там нарисовано несколько костей.

Аннабел рассмеялась.

— А зачем?

— Не знаю. Так ему захотелось. На самом деле это никакое не надгробие и аспидистра, а вещи, происходящие в нашем подсознании.

— Не хотела бы я держать в своем подсознаний розовую аспидистру!

Мойра покачала головой.

— Это горшок у нее розовый.

— Боже мой, Люшес! — забеспокоилась мисс Брей. — Ты в самом деле думаешь, что в такое время можно устраивать прием?

Взгляд Мойры переместился на нее.

— Что ты называешь приемом, Эллен? Пригласить двух человек на уикэнд?

Лицо мисс Брей сделалось пунцовым. Называть ее Эллен было у Мойры излюбленным способом мести. Как правило, мисс Брей избегала подавать к этому повод, но на сей раз было задето ее чувство приличия.

— Полагаю, от нас ожидают более скромного поведения, — добавила мисс Брей, руководствуясь пословицей «семь бед — один ответ». — В доме и так многовато народу. — Она покосилась на Аннабел Скотт, встретила недовольный взгляд Люшеса и сразу стушевалась. — Хотя дознание отложено и похороны уже позади… Я вовсе не имела в виду, что мы должны сидеть взаперти и не можем принять одного-двух друзей…

— Тогда что ты имела в виду? — допытывалась Мойра Херн.

Мисс Брей нервно теребила гагатовые бусы.

— Я думала о бале. Не знаю, что вы решили, но приглашено столько гостей…

— Решать тут нечего, — прервала Мойра.

Мисс Брей снова посмотрела на Люшеса Беллингдона и увидела, что он еще больше нахмурился.

— Бал состоится в назначенное время — через месяц, — решительно заявил он. — Никто и не ожидает, что мы отменим его.

— Да, конечно… Я просто подумала, что нам следует знать заранее… Естественно, месяц, как ты сказал, достаточно большой срок.

— Разве я это говорил? — усмехнулся Люшес. — Что-то не припомню. Как бы то ни было, беспокоиться не о чем.

Хьюберт Гэррет не принимал участия в разговоре. Он крошил хлеб и пил воду из стакана. Формально организация бала, возможно, не имела к нему отношения, но значительная часть работы все равно приходилась на его долю.

После ленча он сразу исчез.

Остальные перешли в гостиную пить кофе. Мисс Силвер оказалась рядом с миссис Скотт. Она собиралась уже завести беседу о прекрасном виде из окна на зеленую лужайку, плавно спускающуюся к обсаженному нарциссами берегу ручья, когда к ним подошла Мойра Херн с кофейной чашкой в руке.

— Мне придется придумывать другой наряд для бала, — сказала она. — Какая досада!

Аннабел засмеялась.

— Почему новый наряд — это досада? И зачем он тебе?

— Ведь прежний был копией подлинного платья Марии Антуанетты, — объяснила Мойра. — Без ожерелья я его надевать не намерена. К тому же говорят, что все ее вещи приносят несчастье.

Аннабел Скотт посмотрела на нее оценивающе — словно на картину или статую.

— Не знаю насчет несчастья, но тебе они, безусловно, не к лицу.

— Не поняла?

Оценивающий взгляд сменила ослепительная улыбка.

— К чему портить пудрой такой цвет лица, как у тебя, и скрывать под париком такие прекрасные волосы!

Мойра нахмурилась.

— Об этом я не думала. Я хотела надеть ожерелье, но раз оно исчезло, так об остальном и говорить незачем. Но я не знаю, какой костюм мне выбрать.

— Тебе лучше всего нарядиться Ундиной. Раньше я не говорила об этом, поскольку все решили без меня.

— Кто такая Ундина? Никогда о ней не слышала.

Мисс Силвер была шокирована. Она, конечно, знала, что для нынешнего поколения литераторы-классики ее молодости стали лишь тенями прошлого, но то, что +++++ Мотт Фуке[10] перестал быть даже тенью, потрясло ее до глубины души. Однако миссис Скотт, как оказалось, кое-что знала о его самом знаменитом творении.