— Совет гидранов не имеет влияния даже на своих людей. Он не может повлиять на террористов, — заметил Кенсо.

— Возможно, поэтому ДНО думает, что оно может выдвигать требования, — сказал я. — Потому что когда они говорят «пожалуйста», вы не слышите их. — Глаза Перримида умоляли меня замолчать, я отвел взгляд. — Они хотят, чтобы инспектора составили беспристрастный доклад.

— Инспектора — беспристрастный? — пробормотал Ситан. — Это оксиморон. [2]

— Я видел кое-что из того, что гидраны хотят изменить.

— Ты видел то, что тебе показали террористы.

— Медицинский центр Фриктауна — это какая-то нелепость, — сказал я. — Кроме того, там много наркоманов, сидящих на наркотиках, которые они могут получать только на этой стороне реки. Если вы хотите получать от них прибыль, почему бы вам не продавать им медицинскую технику, а не наркотики?

— Это все ложь, — произнес Боросэйж, впервые за все это время открыв рот.

— Думаю, твое мнение тут мало что значит. — Я обвел глазами все лица, остановил взгляд снова на Боросэйже. — Они используют те же наркотики, с помощью которых ты удерживал их в тюрьме. Откуда они берут их? Не ты ли продаешь?

Он вскочил со стула, горя ненавистью ко мне. Санд взглядом остановил его. Перримид сжал мои пальцы с такой силой, что стало больно.

— Кот, — пробормотал он. — Ради Бога…

— Держи лучше свои наивные суждения о политике при себе, — сказал Кенсо. — Ты вызвал уже достаточно бед. — Его пустой взгляд смотрел прямо сквозь меня. Он перевел взгляд на Санда, мертвые глаза встретились с мертвыми глазами до того, как я успел хотя бы закрыть рот. — Безусловно, мы не собираемся соглашаться с их требованиями, — продолжал он. — Мы стоим на более сильной позиции. То, чем нам придется заплатить за любой наш шаг к примирению, делает его совершенно недопустимым.

— Насколько я понимаю, вы считаете встречу Кота с ДНО абсолютно бесполезной? — спросил Санд. — И все попытки через связь с террористами снова получить контроль над ситуацией ничего не дадут?

— Терпеливое отношение к диссидентам-гидранам никогда не входило в нашу политику, — сказал Кенсо. Он, прищурившись, посмотрел на Санда, пытаясь решить, что на самом деле лежало за его вопросом. Политика корпораций была игрой умов, минным полем, где такие незначительные решения, что их может пропустить и псион, могут означать жизнь или смерть всего правления. — В этом мы не можем быть мягкими, вы знаете, к чему это приведет. Администратор Боросэйж довольно ясно обрисовал ситуацию: терроризм должен быть вырван с корнем, иначе он разрастется. — Он снова исподтишка кинул взгляд на Санда, следя за его реакцией.

Санд не сказал ничего — он лишь продолжал бесстрастно слушать, в то время как прочие одобряюще зашумели. Никто не предложил ничего другого. Никто не задал вопросов.

Я выругался про себя.

— А что насчет Джеби? — спросил я.

— Кого? — удивился кто-то.

— Похищенного ими мальчика! — Мой голос сорвался. С этими людьми было бесполезно спорить о справедливости. Даже сострадание, скорее всего, для них ничего не значило.

— Ты сам сказал, что не думаешь, что они причинят ему вред, — сказал Кенсо. — Разве мы не уверены, что эти люди не склонны к насилию? — Он посмотрел на Санда. Тот пожал плечами. — После того, как уедут представители ФТУ, им незачем будет держать у себя мальчика. Они отпустят его.

— А что, если нет? — спросил я и посмотрел на Перримида. — Что, если нет? — Он сидел, как замороженный, без движения, избегая моего взгляда.

— Тогда, значит, нам не повезло, — сказал Кенсо. Он сделал глоток воды, словно необходимость выражения любых чувств, даже ложных, вызывала у него приступ жажды. — Но ребенок безнадежно болен, не так ли? Возможно, его семья будет счастлива избавиться от такой ноши. Они ведь твои родственники, не правда ли, Перримид? Что ты об этом думаешь?

Перримид, сидевший рядом со мной, пошевелился.

— Да, сэр, — сказал он хрипло. — Возможно, это будет именно так.

Я развернулся на стуле, чтобы посмотреть ему в глаза. Желание выкрикнуть, какой он трус и ублюдок, росло во мне, пока у меня не перехватило горло. Все, что говорила мне Мийа, не могло не быть правдой: почему Джеби родился с генетическим отклонением, почему у его родителей никогда уже не будет другого ребенка… почему Тау предпочла бы, чтобы он к ним не возвратился? Мне внезапно захотелось, исчезнуть из этой комнаты. А еще больше мне хотелось, чтобы нога моя не ступала вообще никогда на эту планету.

— У нас получается опасно изменчивая ситуация, — обратился Санд к Кенсо после минуты тишины, которая показалась десятилетием. — Используй любую возможность, чтобы держать ее под контролем. С гуманистической целью… и с практической. Твои решения должны быть гибкими. Я думаю, ты понял, о чем я говорю. — Взгляд Санда обратился ко мне: — Ты сказал, что сделаешь все, что в твоих силах, чтобы помочь Джеби. Твоей целью будет дать понять этим радикалам, что терроризмом они ничего не добьются. Тау не выполнит их требований. Те, ради которых, как они говорят, все это делалось, только пострадают, если у Тау возникнут проблемы с ФТУ. Это окажется гибельным для Тау, и — в равной мере — для гидранов. Я уверен, что они этого не хотят. В такой игре победителей не будет. Заставь их это увидеть. — Его глаза были подобны черным дырам, всасывающим меня.

— Я? — переспросил я. — Я не дипломат. Как, ты предполагаешь, я изменю их мысли? Я не могу изменить даже ваши.

Он посмотрел на меня:

— Ты веришь тому, что я только что тебе сказал? — Я согласно кивнул. — Тогда ты можешь заставить их поверить в это. Просто дай им заглянуть в твой мозг… твою душу. — Его лицо было абсолютно бесстрастно.

— Я даже не знаю, как найти их.

— Ясно, как день, что они выбрали тебя своим посредником. Они сами пойдут на контакт с тобой. Скоро, как я думаю. — Он поднялся со стула, плавно и неожиданно, кивнув по очереди каждому фантому правления.

— Я никогда не был посредником, — запротестовал я, в то время как он приближался ко мне. — Я даже не гражданин Тау. Почему вы взваливаете это на меня?

— Потому что, — пробормотал он, наклоняясь ко мне и понизив голос, так что услышать его мог только я, — судя по тому, что я вижу, ни у кого, связанного с Тау, не возникает ни малейшей идеи, как разрешить сложившуюся ситуацию бескровно. — Он снова выпрямился. — Я уверен, что ты сделаешь все возможное, чтобы избежать развития трагедии, Кот.

Я подумал, не смеется ли он надо мной.

— Если всего, что ты сделаешь, будет недостаточно, администратор Боросэйж может принимать любые меры, с которыми согласится Тау. — Он посмотрел на Боросэйжа, потом снова на меня. — А сейчас, леди и джентльмены борта, я удаляюсь и закрываю собрание.

— Удаляешься? — спросил я. — Уезжаешь?

Санд пожал плечами:

— Дракон отозвал меня домой.

С линии огня. Худшее, что я мог предположить, придя на это собрание, случилось еще до того, как оно началось: Дракон уже отдалился, буквально и фигурально, от всех неприятностей, готовых обрушиться на Тау.

Я упал на стул.

— Ты трус, — выдохнул я и заметил, как он нахмурился, но без остановки прошел к лифту.

Сидящие за столом члены правления стали растворяться один за одним, пока я не остался в компании с Перримидом — этой безжизненной куклой — и улыбающимся Боросэйжем.