— И о роли в этом чле… патриотов! — спросил я. — О похищении ребенка? Ты для того взяла его, чтобы возник кризис между вами и Тау?

«Нет!» — сказала она с яростью, которую я почувствовал и услышал.

— Тогда для чего же?

— Наох, — пробормотала она, ее мысли соскользнули с моего мозга в тот момент, как что-то исчезло из ее глаз. — Наох сказала, что это необходимо. Я не хотела верить этому. Но… это было необходимо. Она показала мне…

Я поднялся и пересек комнату, стал всматриваться через пыльные стекла одинокого маленького окошка. Я хотел увидеть рифы: они должны быть где-то в отдалении за дымчатыми контурами Фриктауна, но не мог даже солгать себе, что вижу их. Я думал о Киссиндре и о нашей команде, работающей теперь где-то не так далеко. Что сказали им утром обо мне и что они будут думать, когда обнаружат правду — если когда-нибудь обнаружат? Не станут ли мои промахи причиной провала экспедиции, не возненавидит ли меня Киссиндра за все это?

Я дотронулся до запястья, опустил на него глаза. Неважно, чего я хочу: без ленты данных мне нет дороги назад, в ту жизнь, которой я жил на другом берегу реки. На какую-то долю секунды я потерял ощущение реальности, путы запретов спали с меня, и мой образ по кусочкам отправился в свободное падение.

Я моментально собрался, не желая, чтобы Мийа увидела меня таким, не желая, чтобы она думала, что я сомневаюсь в ней. Я стоял к ней спиной, пока не обрел уверенность в том, что стою на твердой земле, все еще во Фриктауне, вглядываясь через тусклое окошко в пустоту.

— Биан, — пробормотала Мийа. Я не сразу понял, что она зовет меня.

— Что? — спросил я. Мой голос звучал как чужой.

Она оказалась едва ли на расстоянии вытянутой руки от меня, когда я обернулся. Я замер в удивлении, даже когда она потянулась ко мне.

— Биан, — ласково повторила она, словно пытаясь мне что-то напомнить. — Ты сейчас один из нас, но Наох права, ты не знаешь, что это значит. Ты должен узнать. Позволь мне показать тебе. Пойдем со мной. — Она взяла меня за руки, увлекая за собой.

Я вздохнул и последовал за ней через комнату. Она наклонилась и подняла Джеби, он потянулся ко мне. Я протянул руки, и Мийа отдала его мне. Вес его маленького тела был довольно ощутимым, чтобы вернуть меня в реальность. Морщинки у глаз Мийи слегка разгладились.

— Мийа, — сказал я, — у нас нет времени. Боросэйж не станет ждать. Мы должны найти способ нейтрализовать его. Тау уже спустил его с привязи.

— У Наох есть план, — повторила она отстраненно, глядя на Джеби. — Она видела Путь. Если мы поверим в ее видение, то не погибнем — победим. Нам будет дано все, что нужно, чтобы переделать наш мир. Я верю ей…

Я промолчал, желая верить так же. Впервые за все время, как я потерял контроль над своим даром, я нашел причину радоваться преградам, которые воздвиг, чтобы ограждаться от мира, поскольку они ограждали и от Наох. Даже когда мы были одни, Мийа не могла объективно оценивать ситуацию, не будучи свободной от паранойи Наох, замутняющей разум. Я только сейчас понял, как много сил Мийа тратила на заботу о Джеби. И как облегчало это обстоятельство задачу для ее сестры.

Мне не хотелось думать так, но Наох использовала ее, намеренно или нет, пользовалась ее доверием, обращала все хорошее в ней против нее же. Наох втягивала ее в мысленную сеть сатохов, пока она не оказалась там так глубоко, что уже не могла смотреть на все своими глазами.

— Кому еще ты веришь? Хэньену? Ойазин? — Она нахмурилась, когда я упомянул Хэньена. Я вспомнил, что говорила о нем Наох — Ойазин, — повторил я. — Мы должны спросить у нее, как видит все это она. Возможно Тау следит за ней. Ты не можешь доставить нас в монастырь?

Мийа кивнула. Она колебалась, но глаза ее прошлись по мне так, словно я наконец сказал что-то, что не вызвало противоречий в ее душе. Я наблюдал, как собиралась она внутренне, почувствовал, как она подготовила меня, ребенка у меня на руках… ребенка внутри меня, боящегося темноты и все же жаждущего ее.

И все изменилось — стало черно-белым…

Мы стояли во внутреннем дворике монастыря, окруженные белоснежными стенами. Группка ребят миновала нас, разбежавшись, подобно спугнутым мышам. Они скрылись в дверях дальше по коридору.

Затем, один за другим, вернулись. Некоторых из них сопровождали взрослые, в основном — женщины. Они молча столпились в дальнем конце коридора, разглядывая нас.

Появилась Бабушка. Гидраны расступились, не оглядываясь. Не знаю точно, откуда она появилась, но это не имело значения.

— Намастэ, — сказала она нам так спокойно, словно мы были не преследуемыми беглецами, приведшими с собой похищенного ребенка, а просто еще одной семьей, ищущей приюта. — Я знала, что вы придете.

Я поклонился по примеру Мийи, прикусив язык, чтобы у меня не выскочил вопрос, откуда на этот раз она знала это. Вместо этого я спросил:

— Наше пребывание здесь безопасно? Для вас? Бабушка ответила кивком, прижав палец к губам.

— Сейчас — да, — сказала она мягко на языке гидранов, словно знала, что я пойму ее.

Она подошла поближе, не сводя глаз с Джеби. Она не пыталась взять его из моих рук, но мне показалось, что она подошла к нему как бы с распростертыми объятиями. Если у меня еще и оставались вопросы насчет того, знает ли она, что делали сатохи, то она только что ответила на них. Но, наблюдая за Мийей уголком глаза, я заметил, как изменилось ее лицо, когда Бабушка сняла эту ношу с ее плеч — ношу, которую я не мог помочь ей нести, которую я даже не мог увидеть. Бабушка слегка прикоснулась к Джеби, как бы благословляя, а он улыбался ей, словно ему было знакомо касание ее руки, ее мыслей.

— Ойазин, — пробормотала Мийа, покорно опуская глаза, — мы пришли попросить тебя помочь нам яснее увидеть Путь. — Она посмотрела на меня, и я понял, что она говорила негромко ради меня. — Сестра моя говорит, что видела будущее. Но Биан утверждает, что она неверно видела его. — Она замолчала, и застыла пустота в ее глазах, словно внезапно она поняла, что у нас нет вообще никакого будущего.

Тишина опустилась на нас: Мийа делилась с Бабушкой всем, что слышала. Я ждал, наблюдая за их лицами.

Наконец Бабушка кивнула. Она сложила руки, лицо стало бесстрастным, и мысли сконцентрировались на чем-то. Возможно, на будущем.

Ее глаза ожили снова. Бабушка посмотрела на меня и произнесла:

— Нам надо идти.

И не успел я спросить куда, как вихрь двух миров перестроил пространство, снова увлекая меня и Джеби куда-то еще.

Я со свистом втянул в легкие холодный воздух, ошеломленный тем, что узнал место, где мы оказались.

— Рифы? — пробормотал я. Джеби изогнулся и замер на моих руках. Я гладил его по спине, пока он не успокоился, и пытался привести в порядок собственные пять чувств, привыкая к ощущению твердой почвы, которая снова была у меня под ногами.

— Ойазин сказала, что даже ей Путь виден не совсем ясно. Она увидела только, что ты… мы… должны прийти сюда, — сказала Мийа.

Она обвела взглядом раскинувшиеся перед нами рифы и почтительно и покорно сделала поклон приветствия.

Мы стояли на берегу реки, но достаточно далеко от той площадки, где собирала данные наша исследовательская экспедиция. Контуры срезанных холмов и низких пригорков, игра света и теней оставались теми же, но в то же время были совершенно другими, словно те же звезды, наблюдаемые из другого мира.

Я снова подумал о команде: возможно, она уже вернулась в Ривертон. Потом подумал о той половине жизни, которую только и мог считать жизнью, пока несколько дней назад… Жизнь, которую я оставил навсегда, чтобы принять эту. Я посмотрел на Мийю, задержав дыхание, стараясь скорее избавиться от этих мыслей.

— И что теперь? — спросил я, обернувшись к Бабушке, которая, поворачивалась по кругу и кланялась раскинувшейся красоте. Завершив круг, она снова поклонилась темным теням под отвесной скалой. Я понял, что это углубление в рифах, может быть, даже пещера.