Олег Иваныч встал на пирсе, широко расставив ноги, приложил окуляр трубы к правому глазу…
Суда. Около двух десятков. Судя по парусам – каравеллы. У многих обломаны мачты – видно, недавно попали в жестокий шторм. Несмотря на это, корабли быстро приближались, настолько быстро, что уже хорошо заметными стали кормовые флаги с вышитым изображением Святой Софии.
– Наши, ребята! Наши, – опустив подзорную трубу, широко улыбнулся Олег Иваныч. – Быстро же они, однако… На, Гриша, взгляни сам.
– Рожи – точно новгородские, – глядя в окуляр, промолвил Григорий. – Того, что машет руками в корзине на мачте, я на Торгу не раз видел. Так, а на корме… Ага, сейчас, уберут парус… ха! Мать честная, Жоакин, собственной персоной! Ну, теперь наладим кораблишки. Интересно, с женой он или так, а, Олег Иваныч?
– Я почем знаю? Эй, ребята! – Адмирал-воевода повернулся к стражникам. – Пошлите кого-нибудь в собор, к отцу Меркушу – пусть во все колокола трезвонят, пусть все знают – радость в Ново-Михайловске нынче! Великая радость!
Ударили колокола в церквях, почти что все разом. Отражаясь от волн, от облаков, от скал, поплыл над побережьем Калифорнийского залива малиновый русский звон. И под звон этот, до боли знакомый, близкий, родной, салютуя пушками, входили в Ново-Михайловскую гавань суда – второй флот Господина Великого Новгорода. Впереди, легко взбираясь на волны, шел флагман – «Святой Антоний Дымский».
Звон колоколов разбудил странника – одетый в лохмотья, тот спал в ущелье, спрятавшись меж кустами. Услыхав звон, странник встрепенулся. Молодой круглолицый парень. Вскочив на ноги, огляделся вокруг безумными широко раскрытыми глазами. Подхватив пожитки – небольшую котомку – бросился по тропке куда-то, мелькая грязными кудрями. Бегом спустившись в долину, наткнулся на пастухов, испуганно попятился, потом перекрестился, молвил:
– Мир вам, добрые люди.
– Мир и тебе, странник. Поди, в монастырь идешь?
– Туда, – кивнул парень. – Далеко ль еще до обители?
– К обедне будешь. Если поспешишь, конечно.
– Храни вас Господь, пастушки.
– И тебя тоже.
К вечеру в небольшой обители близ Масатлана объявился новый монах – брат Афанасий, молодой круглолицый парень. Братия смиренно приняла нового члена, тихого да исполнительного. Очень в колокола звонить любил новый брат да глядел иногда долго на небо смурными, какими-то потерявшимися глазами.
А над главной площадью Ново-Михайловска сияло солнце. Разогнав тучи, кувыркалось в лазурном небе, весело подмигивая прохожим. Лучи его, теплые, ласковые, нежные, проникая через распахнутое оконце, падали, золотистые от танцующих мелких пылинок, на лицо спящему младенцу. Младенец иногда открывал левый глаз и смешно морщился. Павел. Павел Олегович Завойский. Сын.