– Вот, слышишь, Никита? Вот так он постоянно бубнит! То обвиняет меня в том, что у меня манер нет, то начинает учить, как должна себя вести благовоспитанная девица, чтоб заполучить жениха. Я что, похожа на благовоспитанную девицу?
– Конечно нет, – поспешно сказал сисадмин. – Не похожа совсем. Даже и не расстраивайся.
– Ох, опять? У меня и без того голова – как стеклянная. Кажется, вот-вот разлетится вдребезги от любого звука Каждое слово отдается в ней, точно эхо в пещере. А во рту… – Тут речь невидимки стала почти неразборчивой. – Во рту словно тролли нагадили… Ух, как плохо, как мне плохо…
– Плохо-шмохо… ты что, заболел? – поинтересовался сисадмин, рассматривая кресло и безуспешно пытаясь различить невидимку. – Сати, что с ним?
Та пожала плечами:
– Понятия не имею. Вчера был, как огурчик. Весь день изводил меня расспросами о приданом, уточнял, сколько у меня овец да коз, сколько земли и слуг. Я уж думала, он жениться на мне решил. А сегодня – на тебе! Что ж с тобой такое случилось?
– Случилось? Ну заболел, заболел, – угасающим голосом отозвался Джулис. – Ваш климат действует на меня губительно… Вот-вот погубит окончательно. Сведет в могилу… и тогда я… – голос его зазвучал торжественно и мрачно, – навсегда попрощаюсь с вашим жестоким миром…
Сати забеспокоилась.
– Слушай, раб лампы, – начала она, оглядываясь на дверь. – А ты не можешь попрощаться с жестоким миром на улице? Ведь гораздо лучше на свежем-то воздухе! Выйдешь на бульвар, ляжешь на лавочку – и прощайся сколько хочешь. Умрешь с комфортом, любуясь видами реки, набережной! – принялась уговаривать она. Потом заметила удивленный взгляд Никиты и принялась оправдываться: – Он же в кресле Хамера умирать вздумал! А Игорь вот-вот явится. Представь, что будет, если ему придет в голову плюхнуться в свое собственное кресло? У Игоря нервы, конечно, крепкие, все-таки криминальный корреспондент… но он, знаешь, сейчас курить бросает, так что иной раз немного не в себе…
– Ты способна выгнать умирающего человека на улицу? – просипел Джулис. – Что ж… неудивительно… должен сказать тебе – жестокосердием ты не уступаешь и магам! А я-то терялся в догадках, как это тебе удалось найти общий язык с моим другом Тильвусом!
Сати закатила глаза:
– Теперь еще и жестокосердие приплел! Да я просто так спросила – долго ты будешь умирать? Спросить нельзя, что ли? Ты уж постарайся в пару часов уложиться, ладно? А то потом Хамер вернется, Люся приедет…
– Торопиться не собираюсь, – отрезал невидимка. – У меня раскалывается голова, затылок ломит, будто меня огрели дубинкой, в глаза – точно песку насыпали… не до спешки.
Никита кашлянул.
– Знакомые симптомы, – сдержанно проговорил он. – Очень знакомые… Что отмечал?
– «Что отмечал? Что отмечал?» – простонал Джулис. – Обязательно вопить, как взбесившийся гоблин?
– А! – внезапно догадалась Сати. – Да он никак напился вчера! Ничего себе!
– Я же только что просил… умолял… не кричать… почему бы не вести беседу негромко, как подобает воспитанным людям? Да, я познакомился с хорошим человеком. И мы немного выпили, – проговорил Джулис с большим достоинством. – Возможно, я чуток перебрал. Совсем чуть-чуть. С кем не бывает?
Он повозился, отчего пустое кресло заскрипело и покачнулось. – Иногда, в теплой компании друзей, за приятной беседой даже мой друг Тильвус не прочь осушить…
– Вот как? – кисло спросила Сати. – Не прочь, значит?
– Да, но еще не родился тот маг, который смог бы его перепить! Он как-то всегда ухитряется и на ногах держаться, и голову ясную сохранить. Устойчивость к выпивке, – глубокомысленно заметил Джулис. – Вот что это такое. Хорошая устойчивость к выпивке. Или какое-то хитрое заклинание, которого я не знаю.
– Чего только не услышишь, – процедила Сати, – о нашем общем друге Тильвусе. Мало того, что он за каждой юбкой волочился, так он, оказывается, и выпить не дурак!
Никита хмыкнул.
– А ты, раб лампы, перебирайся куда-нибудь из этого кресла, – посоветовал он. – А то и правда – явится Игорь раньше времени, будет тогда у нас в конторе бесплатный цирк…
Кресло снова заскрипело, потом послышались шаркающие шаги.
– «Раб лампы, раб лампы»… вижу, твоим воспитанием тоже никто не озаботился, – осуждающе пробубнил голос. – Никакого сострадания… Что ж… я приметил вон в той каморке скромное ложе. – Голос Джулиса удалялся в сторону небольшой комнатки, служившей журналистам кухней. – Пойду, лягу… Возможно, умру…
– Какое это ты ложе заметил на кухне? – удивился сисадмин. – А, диван…
– Давай, давай, – бессердечно добавила Сати. – Если решил умереть, не откладывай. А то когда еще снова соберешься.
– Моя жизнь близится к концу, – прохрипел невидимка. Пружины старого продавленного дивана запели на все голоса. – Я уже чувствую, как силы покидают меня. Ох… голова прямо-таки раскалывается… конечно, если бы я был сейчас в своем мире, все было бы гораздо лучше. Одно простенькое заклинание, доступное даже начинающим магам – и похмелья как не бывало! Но здесь, на этой чужой негостеприимной земле… Ох…
Сати и Никита переглянулись.
– Может, в бухгалтерию сходить? – предложил жалостливый сисадмин. – Там в аптечке наверняка есть алка-зельтцер.
– Только попробуй! – прошипела Сати. – Он только что сказал, что у нас нет сострадания! И вдобавок заявил, что наш город – негостеприимный. Вот и пусть мучается!
Из кухни снова донесся слабый голос Джулиса:
– Пока я еще не умер… ты не могла бы выполнить мою предсмертную просьбу?
Он сделал паузу. Сати демонстративно молчала.
– Даже осужденным на казнь разбойникам позволяют высказать предсмертную просьбу, – так и не дождавшись ответа, продолжил невидимка.
– А ее выполняют? – поинтересовался Никита.
– Мм… не всегда. Но попросить-то можно?
Сати подумала.
– Ладно, – нехотя сказала она. – Проси. Но только если просьба действительно будет предсмертной. То есть я хочу знать – ты точно потом умрешь? Не обманешь?
Джулис оставил вопрос без ответа и перешел сразу к просьбе.
– На столе я видел… кажется, ты говорила слово «журнал»? Да, именно! Журнал с картинками. Принеси-ка его сюда. Хочу скрасить последние минуты перед смертью.
Сати недовольно хмыкнула, шагнула к столу Хамера и порылась в бумагах.
– «Плейбой»? – не веря своим глазам, сказала она, вытаскивая новенький журнал из-под папки с надписью «Грабежи и разбойные нападения». – Вот что тебе нужно в последние минуты?
– «В последние минуты, в последние минуты!» Вот именно! Не забудь, я умираю и это моя предсмертная просьба, – заторопился Джулис. – Ты обязана ее выполнить. Ну неси же, неси скорей, чего ты копаешься?
– Сдается мне, он не то чтобы умирал, – проницательно заметил Никита, – а скорее наоборот…
Сати прихватила журнал, направилась в кухню и, остановившись на пороге, с размаху прицельно швырнула журнал на диван.
– Ой! – взвыл Джулис.
Она удовлетворенно хмыкнула:
– Все, раб лампы. Мы с Никитой по делам пошли, а ты гляди в оба! Как только кто в редакции появится – никаких журналов! Затаись, ясно? А то доведешь людей до инфаркта.
– Ладно, ладно, – отозвался невидимка. – И не называй меня рабом Лампы, сколько можно говорить!
Страницы журнала с тихим шорохом стали переворачиваться.
Джулис проводил людей взглядом и принялся раздумывать – начинать ли паниковать прямо сейчас или подождать еще немного? Похоже было, что возвращение домой пока что откладывалось, попадаться на глаза великому магу как-то не хотелось. Девица же ничего важного не сообщила, судя по всему, беседам с Тильвусом никакого значения не придает. Не понимает, какой чести удостаивается! Маг оказывает ей огромную услугу, пытается вывести из снов Воина Сновидений, а она? Воспринимает как должное! Никакого почтения, никакого благоговения, словно каждый день общается с прославленными чародеями. Нужно будет внушить, чтоб она хотя бы кланялась ему при встрече, все-таки с великим магом общается, а не с шарлатаном-фокусником с ярмарки.