Панченко сделал предложение, от которого трудно было отказаться. В обмен на инвестиции в свое производство он готов был в течение года поставлять яйца и мясо кур почти по себестоимости, что было крайне выгодно. Остальная продукция, будучи наполовину своей, тоже имела крайне низкую закупочную стоимость при высоком качестве, которое он, Епифанов, мог и должен был контролировать. А это сулило большие выгоды — открытие новых магазинов в престижных районах Москвы, в центре, где люди озабочены правильным питанием. И к черту вас, голландцы, бельгийцы, немцы и всякие там турки! Что ж, мы в России не можем производить качественную курятину, свинину, говядину?! Еще как можем! И пошли вы к едрене матери со своими современными технологиями!

Епифанов снова созвал своих менеджеров, велел просчитать все плюсы и возможные минусы участия в этом проекте и послезавтра предоставить ему полную информацию, точнее, бизнес-план со всеми возможными вариантами развития событий. А завтра он намеревался самолично посетить владения Панченко, все увидеть и попробовать жареную курицу, на которую сам укажет. «Доверяй, но проверяй» ушло в прошлое. Теперь главное было проверить, а потом решить, доверять или нет.

Но все эти радужные планы почему-то не радовали Епифанова. Дело, оно, конечно, главное, но есть то, что главнее, а именно — личная жизнь. Его жена, умница-красавица, в последнее время стала вести себя странно, с чего бы это? Постоянно встречается с подругой, а та разочарована своей семейной жизнью, наверное, ищет развлечений на стороне. Может, и Леру приобщила? Одна только мысль об этом ледяной молнией пронизывала душу, заставляя ее замереть в ожидании тепла.

Идиотская, совершенно глупая мысль, но куда от нее денешься? Лера ведь чувствовала его состояние, могла бы помочь, рассказать, объяснить, если какие-то проблемы возникли, но почему-то не хотела. Да что с ней творится, черт побери?! Это нужно было выяснить, но… что, собственно, выяснять? Что жена ему верна? А что это за жена, если об этом приходится думать? Или не верна? А тогда зачем ему такая жена?

Но он ведь женился на любимой и любящей женщине, она его тыл, его помощник в делах, более того, друг и соратник. Подозревать такого человека в измене еще хуже, чем подозревать у себя смертельную болезнь. А он сейчас чем занят?..

Едет домой, и, пожалуй, впервые со времени женитьбы едет без особой радости. И погода, как назло, пасмурная, даже оранжевые фонари не в силах приукрасить неприветливый лик Москвы.

На лестничной площадке витали ароматы жареного мяса и специй, выплывающие явно из его квартиры.

— Привет, — сказал Епифанов, останавливаясь в прихожей. — У тебя тут вкусно пахнет, хозяйка.

И тут же заметил пьяный блеск в глазах жены. Опять пила? С кем, по какому поводу? Лера отвела глаза, вяло обняла мужа, поцеловала в щеку:

— Переодевайся, Жора, я сегодня приготовила азу по-татарски с солеными огурцами, тебе это блюдо всегда нравилось. А на гарнир сварила макароны.

Епифанов внимательно посмотрел на жену:

— У тебя все нормально, Лера?

— Да, а что?

— Просто так спросил. Кажется, ты немного выпила?

— Людка приезжала с бутылкой джина, у нее дома вроде все теперь хорошо, вот и приехала… Кстати, привезла бутылку «Гордонс», если хочешь…

— Нет, не хочу, — сказал Епифанов и пошел в свой кабинет.

Сбросил служебную амуницию — костюм, рубашку, галстук. Так и называл дорогую одежду, ибо не любил ее, с удовольствием надевал бы сейчас свитер, куртку и джинсы, да нельзя. Ну хоть дома можно ходить в тренировочном костюме. Двигаться не хотелось, Епифанов сел в кресло, призадумался. Значит, Лера выпивала тут с подругой? Допустим. А где гарантия, что не было мужиков? С такой-то подругой они просто обязаны быть… Ну и что? Были? Тоскливо заныло в области сердца, все дела, переговоры, планы, проекты стали далекими, глупыми, ненужными. Что дела, для кого их делать, ради кого стараться, если самый близкий и самый надежный человек может предать? Для себя?

Не очень-то это интересно, тем более что у него есть возможность еще лет десять обеспечивать безбедное существование родителям и Анфиске.

— Жора, ты пойдешь ужинать? — спросила Лера, входя в кабинет.

— Пожалуй… не пойду. Спасибо, но я объелся жареной курицей, тут возник один проект, и я… должен был попробовать. Вкусная курица оказалась. Лера, что с тобой? Ты в последнее время какая-то странная.

— А в чем это выражается?

— Выпиваешь с подругой…

— Ну и что? Если она приехала с бутылкой джина с радостной вестью, я должна выгонять ее, так, по-твоему? Почему ты об этом спрашиваешь, Жора? Я приготовила то, что ты любишь, а ты не хочешь есть. Сам скажи, что с тобой происходит? О чем ты все время думаешь?

— «Радостная весть» — для кого?

— И для меня тоже. Когда у подруги все хорошо, можно и порадоваться за нее. Или нет?

— Вот о подруге я и думаю. У нее не может быть ничего нормального, потому что она — дура.

— Да? Значит, я вру, по-твоему? А ты где был весь день? С кем ел жареную курицу? Может, в какой-то сауне с голыми девицами?

— Да перестань, Лера! Курицу привез Панченко, возможно, мы с ним будем реализовывать общий проект. Ты можешь позвонить и спросить.

— Если какой-то Панченко был с тобой в сауне, я догадываюсь, что он скажет. Тут и звонить без толку.

Епифанов понял, что разговор перерастает в примитивную склоку, где главным аргументом становится утверждение «сам дурак». В такой ситуации нужно было успокоиться, отложить разговор на утро, а можно и ночью, в постели, аккуратно продолжить его без истерики. Но успокоиться почему-то не получалось.

— Черт побери! — заорал он. — Ты позвони, Лера! А завтра, если хочешь, поезжай вместе со мной на ферму Панченко, там сама все увидишь! Сауну… из голых кур, в смысле — ощипанных, на вкус можешь попробовать их! Я это устрою, запросто!

— А ты можешь позвонить Людке и спросить, что она делала сегодня у меня! — запальчиво крикнула Лера.

Знала, что не позвонит, а то поостереглась бы говорить такое, ведь Людка все, что угодно, может сказать о причине своего визита, только о хороших отношениях с мужем не упомянула бы, скорее, напротив… после вчерашнего-то звонка Дмитрия. Епифанов только рукой махнул:

— За кого ты меня принимаешь?

— А ты меня? Жора, ну, пожалуйста, не нужно так нервничать… — Лера села на подлокотник кресла, обняла мужа. — Все нормально, я тебя люблю, я тебе верю. И ты мне тоже верь, это важно. А теперь пойдем, я тебя покормлю. И настоящего английского джина налью.

— Только не его, — буркнул Епифанов, вставая с кресла. — Лучше налей водки.

Она ему, видите ли, верит! А разве он давал ей хоть малейший повод не верить? Стыдно признаться — ни разу не изменил жене! Столько возможностей упустил пообщаться в темноте с красивыми женщинами, даже самому иногда страшно становилось, но ничего не мог с собой поделать. Вернее, наоборот — мог вежливо попрощаться и уйти в самый последний момент.

— Не хочешь Людкин джин? — спросила на кухне Лера. — А что делать, Жора, если она пришла без приглашения с бутылкой. Во-первых, чтобы извиниться за вчерашний звонок Дмитрия, во-вторых, чтобы отметить мир и согласие в их семье. Не выгонять же ее, подруга все-таки.

— Выгонять! — решительно заявил Епифанов.

И тут же понял, что сморозил глупость. Людмила всегда с обожанием смотрела на него, говорила, что Лере нужно беречь такого мужа — и состоятельный, и интеллигент, и вообще красавец мужчина, а он отшучивался, говорил, что сам должен беречь жену, красавицу-умницу. Как выгонишь?

Он выпил рюмку водки и принялся за азу. Мясо было мягким и вкусным, подлива — ароматной, но аппетита не было. Лера сидела напротив, подперев щеку кулачком, задумчиво смотрела на мужа.

— Очень вкусно, спасибо, — сказал Епифанов. — Ты, кажется, чем-то озабочена? Может, поделишься своими сомнениями?

Хотелось ей, очень хотелось поделиться мыслями с мужем, рассказать ему все, но… разве это можно сделать?