— Та то ж не проблема, — вздохнул Алесь. — Тебе легко говорить, Жора, а шо я жинке скажу?
— Заработал. Купил акции, потом продал через знакомого маклера, получилось удачно.
— Та ни в жисть! Она ж скажеть — ты теперь усе время покупай и продавай, мне ж теперь надо машину, квартиру другую, а потом и в Анталию, на курорт… Не, не скажу.
— Тогда скажи… спас жизнь пьяному банкиру. Он привез тебя домой и в благодарность отдал вещи, оставшиеся от бывшей жены.
— Как же я спасу ему… Та где ж…
— Вытащил из-под трамвая.
— Та шо ж он делал там, у трамвае?
— Дорогу переходил, чтобы купить себе бутылку виски, поскользнулся… Придумай сам и позвони мне завтра в офис, как добрался. Хорошо?
Алесь молча кивнул. Дальше до самого Киевского вокзала они не сказали друг другу ни слова. Епифанов вручил Алесю сумку, обнял его, потом легонько подтолкнул к зданию вокзала:
— Счастливого пути, Алесь.
— Та и ты ж будь… Слухай, Жорка, а может — ну его на хрен, а? Ну шо то за дело? Помирись с Лерой, та лучше как-нибудь у гости пригласишь.
— Что сделано, то сделано. Ну, пока!
Алесь растерянно закивал и поплелся к вокзалу. До отхода поезда оставалось двадцать минут.
Епифанов сел в машину, погнал «ауди» в Текстильщики, убеждая себя в том, что поступил правильно. Лишил жену дорогих вещей? Лишил. Но не потому, что он жлоб, не себе эти вещи оставил, а отдал приличному человеку. Это, разумеется, нехорошо, отнимать подаренное, а изменять мужу — хорошо? Она первая нарушила неписаные законы семейной жизни, ему ничего другого не оставалось. И потом — следы!.. Пусть подергается, понервничает, призадумается, с кем связалась! Отличный план придумал.
А все равно — мерзко было на душе.
Глава 27
— Георгий Петрович, вы гениальный бизнесмен! — сказал Тарасов. — Даже я не мог представить такого успеха.
Епифанов вяло кивнул, поглядывая на часы. Четвертый час пополудни, Лера вот-вот вернется домой или уже вернулась. Наверное, вначале позвонит рыжему ублюдку, а потом — ему.
— Партия нашего пива уходит в первой половине дня. Народу нравится: и цена подходящая, и вкус отличный, и — свое, можно сказать, персональное! А мы еще плакаты повесили в обоих магазинах о пользе непастеризованного, нефильтрованного пива. И это — осенью! А что будет летом? Я считаю, нужно подумать о расширении производства, это же супервыгодный проект! Знаете, какая у нас прибыль по пиву только за эти два дня?
— Цыплят по осени считают, — мрачно сказал Епифанов. — Как насчет нового магазина в престижном районе?
— Есть соображения, ведем переговоры. Может быть, не весь магазин, а часть площади арендуем, сделаем отдельный вход. Проблемы понятные — конкурентов под боком никто не хочет видеть. Но мы упираем на то, что будем торговать только курами.
— Хорошо, Паша. Извини, я жду звонка, очень важного.
— Георгий Петрович, я еще хотел…
На столе ожил телефон. Епифанов властным жестом велел Тарасову убраться, что тот и сделал, пробормотав, что зайдет в конце рабочего дня. Едва дверь за ним закрылась, Епифанов глубоко вздохнул и взял трубку:
— Але?
— Георгий Епифанов? — услышал он мужской голос, не сразу сообразив, что это Зеленин.
Черт бы его побрал, нашел время звонить! Что ему нужно?
— Да! — раздраженно сказал Епифанов.
— Жора… тебя можно так называть?
— Валяй.
— А я — Дима. Подъезжай ко мне, немедленно.
— Зачем?
— Есть кое-какие новости… о твоей жене.
— Какие, на хрен, новости?! Я и так знаю…
— Не все, Жора, далеко не все. Давай прямо сейчас. Это будет очень интересно для тебя. Я жду.
Епифанов с подозрением смотрел на трубку телефона, из которой слышались короткие гудки. У него есть новости… О Лере?! Да к черту, ему и так хватает того, что сам видел, сам знает! Новости? Которые для него будут интересны? Понятно, какие это новости… Позорище-то какое, выслушивать от гориллоподобного мужика рассказ о похождениях собственной жены! А что делать, что делать? Надо ехать. Он положил трубку, схватился за голову. И Людка все узнает, будет смеяться над ним. То все завидовала, ах, какая у вас замечательная семья, ах, как уютно, красиво, как вы смотритесь вместе… Сглазила, зараза! Думал ли он когда-нибудь, что доживет до такого позора?
Телефон снова ожил, Епифанов нехотя взял трубку.
— Жора, — каким-то странным, чужим голосом сказала Лера. — Нас ограбили.
— Что, аппаратуру взяли, деньги?
— Нет, — со вздохом сказала она. — Только мои ценные вещи.
Ее странный голос насторожил Епифанова. Может, узнала или догадалась, что это он ее ограбил?
— Кошмар! Ты заявила в милицию?
— Это бессмысленно. Приезжай, поговорим. Нам давно уже нужно поговорить.
Так он и думал, заявлять не хочет! Но… почему?
— Почему, Лера?
— Потому что я сама в этом виновата. Пожалуйста, приезжай, мне что-то нехорошо. Я жду тебя.
— Ладно, как только с делами разберусь, сразу домой, — сказал Епифанов и положил трубку.
Ей, видите ли, плохо! А ему хорошо было? Мерзкие мысли, мерзкие, это же Лера, его Лера… Но ведь сама сказала, что виновата! Эх, Лера, Лера, что ты натворила! Была — его… А ведь еще нужно ехать к Зеленину, слушать, что он там раскопал, сыщик хренов!
Епифанов долго сидел за столом не двигаясь, потом тяжело поднялся с кресла, подошел к зеркалу, висевшему на стене, спросил у своего отражения:
— Ты ли это, Жора?
— Я, — ответило отражение. — Таким вот стал, потому что слишком любил женщину, слишком доверял ей… А не надо было.
— Это верно, — сказал Епифанов. — Нужно будет учесть на будущее.
Он надел кожаную куртку и вышел из кабинета.
— Ирина Матвеевна, сегодня уже не вернусь. Если Паша будет спрашивать, скажите, пусть оставит на столе свои предложения, я с утра ознакомлюсь.
— Георгий Петрович, простите за откровенность, но вы в последнее время неважно выглядите. Бандиты отвязались, следовательно… в семье нелады?
— Потом как-нибудь расскажу, Ирина Матвеевна. А пока что… По пиву у нас идет большая прибыль, передайте главному бухгалтеру мой приказ — всю прибыль за месяц распределить в качестве премии между сотрудниками. Исключая меня.
— Как же это, Георгий Петрович? Вы же были главным инициатором этой идеи.
— Мне теперь не очень много нужно, Ирина Матвеевна, — с тоскливой усмешкой сказал Епифанов. — Всего вам доброго.
— Может, выпьешь, Жора? — спросил Зеленин. Сегодня он был каким-то особенно вежливым, да оно и понятно — на столе лежала видеокассета, наверное, заснял Леру… Какая мерзость, Господи! Конечно, Зеленин чувствовал свое превосходство, мол, он такой грубый, властный, и жена у него в порядке, а его Лера… из-за его мягкости, любви… Слюна во рту стала клейкой, тошнота подступила к горлу. Он должен на это смотреть, да еще и в присутствии… А тот уже видел…
— Налей, Дима. Что у тебя есть?
— «Джим Бим», кстати, любимое виски старика Канарца. Тебе с содовой?
— Давай так. Стакан, полный.
Зеленин понимающе кивнул, налил Епифанову стакан виски, себе тоже плеснул немалую порцию.
— Извини, Жора, что так получилось…
— Да я все понимаю, Дима.
Епифанов выпил полстакана, перевел дух.
— У тебя в квартире был один рыжий мудак.
— Знаю.
— Посмотри.
Зеленин вставил кассету в видеомагнитофон, телевизор под ним уже был включен. Епифанов сжал кулаки, машинально допил виски. Капли пота катились по его бледным щекам. На экране возникло черно-белое изображение… гостиная его квартиры. На диване лежала… Боже! Да это ж Людмила! Еще одетая, лежала и кокетничала с каким-то рыжим… с тем самым! Вот он стал обнимать ее, раздевать… А где же Лера?
Зеленин выключил видеомагнитофон:
— Больше не могу, я все видел, но тебе это не так интересно.
— А Лера?
— На кухне сидела, переживала, что согласилась предоставить свою квартиру для свидания подруги с каким-то уродом. — Зеленин снова наполнил стаканы, на сей раз себе налил тоже полный.