Все произошло настолько быстро, что Игорь ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.

— Сволочи, мать ва… — только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем, как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.

— Вырубите третьего, — приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло скрытое черной маской лицо.

Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.

11 сентября 1967 года (год Овцы)

Основной вектор реальности ISTS-63.18.К

— Откуда это у тебя? — спросила она.

— Ерунда, — пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок.

Она осторожно коснулась кончиками пальцев старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.

Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища — сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик неотложки; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? — а-а, помню: Резо, барон Балканский, из Серебряного Пояса — где он интересно? где он теперь?..); и еще: два офицера-преподавателя и гвардииподполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, напружиненно ступая по асфальту; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: «Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки и закончим с этим делом». «Нет», — говорит Константин твердо. «Нет», — вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки…

— Ерунда, — сказал он Вере с неопределенной интонацией. — Память о детских играх.

Вера приподнялась на локте.

— Странные у тебя были игры, — сказала она тихо и очень печально.

Он постарался улыбнуться и положил руку ей на бедро:

— А какие у тебя были игры?

Она помолчала.

— Игры… игры… Как давно это было… В другом времени… В другом мире… В другой жизни…

…Дуэль-мастер открывает футляр. Внутри на мягком бархате лежат две рапиры: простые, без украшений.

«В таком случае, господа, поторопитесь», — говорит дуэль-мастер, давая тем самым понять, что они сегодня не последние, что сегодня есть еще желающие свести счеты, и они ждут своей очереди. «Мы быстро», — отвечает Константин…

— К несчастью, — сказал Михаил, и Вера отметила, что голос его стал внезапно сухим, и как бы даже ломким, — к несчастью, мы имеем возможность жить в разных мирах и в разные времена, но жизнь у нас все равно только одна.

Вера перевернулась на живот, и Михаил увидел на ее ресницах слезы. Еще секунда, и он понял: она уткнется лицом в подушку и…

— Будут потери … — голос Веры дрогнул.

Он быстро обнял ее за плечи, привлек.

— Не думай об этом, — зашептал горячо. — Не нужно думать об этом. Так устроен мир. И все мы что-то находим, и что-то теряем. Таково положение вещей, такова природа вещей, и изменить ее — не в силах человека… И знаешь, я счастлив, я действительно счастлив, пусть и прозвучит это кощунством, но я счастлив, что судьба свела нас, что мы встретились… любимая моя, родная моя…

…Они выходят в центр площадки, становятся друг напротив друга, салютуют друг другу рапирами. А потом Михаил отводит согнутую левую руку назад, за пояс и делает первый выпад…

Вера тихо плакала, а он гладил ее плечо, думая о том, что поступает, мягко говоря, несправедливо, ставя на чаши одних весов потерю Верой семьи, друзей, родного мира и приобретение ею… кого, тебя?.. самовлюбленный поручик, эгоист-имперец до мозга костей, вот ты кто — и это единственная и самая правильная твоя характеристика. Барон Приамурский, как же!..

А еще он подумал, что потери и для него, и для Веры не закончились; они только начинаются…

О том же думала и Вера. И плача (он не мог догадаться, что оплакивает она сегодня не старые и зарубцевавшиеся уже во многом раны — оплакивает она будущее), Вера произнесла одно слово:

— Мобилизация, — сказала она.

— Я знаю, — сказал он. — Я получил предписание сегодня утром.

…Константин делает неуловимое для глаза движение кистью руки, и Михаила обжигает боль. На распоротой белой сорочке проступает багровое пятно. Но он ждал этой боли, он приготовился к ней, потому что эта «ошибка» была частью его холодно продуманного плана. В то же мгновение он делает резкий выпад снизу вверх, и острый клинок рвет Константину печень…

— Я получу предписание завтра, — сказала она, и слезы вновь покатились по ее лицу.

— Мы больше не встретимся… — сказала она. — Мы никогда больше не встретимся… Война…

Он подумал, что она права. Война в Платиновом Поясе смажет судьбы миллионов людей. Как кисть бездарного штукатура смазывает порой краски на картине гения. Война легко оборвет миллионы тонких и спутанных жизненных нитей. Время войны — всегда время потерь.

Он подумал, что она права. Однако вслух сказал иное:

— Мы встретимся, любимая моя. Отныне нам суждено быть вместе. Мы встретимся. Главное — верить, и мы встретимся…

— Главное — верить, — прошептала она. — Я буду верить. Я буду ждать. Я буду искать тебя, Михаил. Не исчезай, не исчезай, пожалуйста.

— Мы встретимся, любимая моя, — он целовал ее в губы, в нос, в глаза, утирал ей слезы, как малому ребенку, и снова целовал. — Я найду тебя, я вернусь к тебе…

…Константин всхлипнул. Мгновенно побледнел. Его рапира вывалилась из ослабевших пальцев и покатилась, звеня, по асфальту дуэльной площадки. Потом он рухнул на колени и простоял так еще секунду, зажимая рану руками.

Тяжело дыша, чувствуя, как быстро намокает кровью сорочка на груди, Михаил стоял над ним и смотрел, как Константин (вчера еще — друг, лучший друг, почти брат, а сегодня — кто?) умирает у его ног. К ним с возгласами бежали секунданты, и санитары разворачивали уже складные носилки, а он стоял и смотрел.

На широко открытые тускнеющие глаза.

На помертвевшее серое лицо.

На сбившиеся мокрые от пота волосы.

На сгибающееся в судороге тело.

На темные, почти черные капли крови.

На смерть.

Глупые злые мальчишки…

ВОСКРЕСЕНЬЕ

«—…Вы куда хотите — в будущее или в прошлое?

— В будущее, — сказал я.

— А, — произнес он, как мне показалось, разочарованно».

Аркадий и Борис Стругацкие

10 мая 1992 года (год Обезьяны)

Основной вектор реальности PAST— ?. ?. ?

Подобной встряски Вячеслав Красев не испытывал давно.

После того, как пол в резиденции двойника выскользнул у него из-под ног, Красева закрутило, как в водовороте. В один момент были ввергнуты в шок все органы чувств. В том числе, и новоприобретенные. Вячеслав ослеп, оглох, был лишен обоняния, осязания и чувства времени.

В какой-то момент Красев подумал, что вот он и умер, однако сам факт того, что эта мысль пришла ему в голову, утверждал обратное.

Нормаль не отзывалась на призывы помочь, хоть как-то оценить ситуацию и шансы выбраться из переделки живым. И вот когда Вячеслав отчаялся вернуться в мир привычных ощущений, реальность взрывоподобной комбинацией цветов, запахов, шумов, болей обрушилась на него.

Он лежал на спине, чувствуя, как что-то твердое и острое упирается ему в бок и смотрел в вечернее небо. Точнее ему показалось, что оно вечернее. Небо это выглядело непривычным для человеческих глаз: матово-оранжевое, расчерченное тонкими, похожими на инверсионные следы, полосами — облаков? Полосатое небо. Что за бредовая фантазия?

«Нормаль!» — позвал Вячеслав в первую очередь.

Нет ответа.