«Эк сказанул», — подумал Антон с восхищением.

Ему нравились подобные лихо закрученные высказывания.

— Верно треплешься, — поддержал вдруг Влада задорный парень Роб. — Все очень точно. Только ты вот ненавидишь, да критикуешь, а выход нужно искать!

— Какой еще выход? — Влад брюзгливо поморщился.

— Простой выход, — Роб обернулся к Алине и подмигнул ей. — Чистить надо! Генофонд чистить от «вшивых». Не убивать, конечно. Принудительная стерилизация — вот выход…

Антона передернуло. Подобного он стерпеть не мог и уже хотел было высказаться в том смысле, что уж не вы ли, уважаемый Роб, беретесь точно нам указать, кто «вшивый», а кто нет, и кому будет дозволено плодиться-размножаться, а кому нет; и если да, то на основании каких данных вы будете принимать решение? Уж не на основании ли таких вот дурацких тестов? Но помешал Антону Ким. Он засмеялся и сказал, погрозив задорному парню пальцем:

— У-у, белокурая бестия. Не слушай его, Антон. Он так вовсе не думает.

— Зачем же тогда говорит? — проворчал Антон.

— Да, ляпнет бывает, чтобы чью-нибудь идею с ходу опошлить, а так в общем-то парнишка правильный.

— Вот, перебивают, сказать слова не дают, — наигранно возмутился Роб. — Нет у нас еще культуры дискуссий.

— И не будет, — насмешливо отвечал Ким, снова погрозив ему пальцем.

— Но выход же должен быть какой-то, — задумался Антон. — Выход всегда должен быть.

— Безусловно, — согласился Ким. — И выход этот — свобода.

— Почти готов с вами, Витязи, согласиться, — вставил Влад. — Один только вопрос остается открытым, и человеки, звучащие гордо, ответа на него пока не дали.

— Какой же? — Ким взглянул на Влада с любопытством.

— Что есть свобода?..

Валентин обернулся.

Ощущение постороннего присутствия немедленно исчезло. Кануло в черную болотную жижу.

Валентин рукавом отер со лба пот, отмахнулся от комарья. Нет, кто-то здесь все-таки был, прятался невдалеке, наблюдая за одиноким путником. Валентин умел доверять собственному чутью. И еще он научился с большой долей вероятности определять природу опасности — от кого она может исходить: от человека или зверя. Но сейчас почему-то не сумел уверенно сказать. Значит, другое это. Чужое?

Замельтешили, засуетились панические мыслишки.

— Спокойно! — громко, во весь голос, отпугивая собственный страх, произнес Валентин. — Не паникуй!

Он пошел медленнее, прощупывая болото длинным шестом. Под ногами чавкало. И снова затылком почувствовал чужой, со стороны, взгляд.

— Плевать! — объявил Валентин болоту. — Плевать я на вас хотел! С высокой колокольни.

Он не должен был более задерживаться, потому что рассчитывал пересечь к утру шоссе и выйти к озеру.

Луна висела над лесом прямо по курсу движения. Болото хорошо просматривалось. Орали лягушки. Время от времени Валентин бросал быстрый взгляд на лунный диск. Искаженное болью женское лицо виделось ему в темных пятнах морей на ярко-желтом фоне, как многим и многим до него, однако восемь месяцев назад там появилось еще кое-что — серебристый прямоугольник — маленький, но все-таки хорошо с Земли различимый. Клеймо Пришествия.

Послышался шорох. Именно шорох — подобный шороху листьев под ветром. И сразу замолчали лягушки, беспорядочным роем отнесло в сторону комаров.

«Ох не нравится мне это», — подумал Валентин, выбираясь наконец на сухое место.

Здесь он отбросил шест в сторону, зашагал быстрее. Однако шорох не отставал.

Валентину представилось, что вот идет он в лунном свете, а по пятам крадется нечто, способное принимать любую форму; катится за ним, постепенно нагоняя, оборачиваясь то болотной жижей, то рядом кочек, то серым в сумраке мхом, замирает в обманчивой неподвижности, когда Валентин глянет в его сторону, и снова продолжает свой шелестящий бег. И вот это нечто настигает, и нет нужды ему теперь маскироваться; оно встает дыбом над болотом, отращивает зубастую пасть и совершает последний бросок.

И словно в подтверждение худших опасений, шорох сделался громче. И оттого Валентин по-настоящему испугался. В который раз он оглянулся через плечо, и ему показалось, что он успел заметить краем глаза движение, мгновенно прекратившееся.

«Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот».

И тогда Валентин побежал.

Бежать в сапогах, с рюкзаком и карабином, было тяжело, но Валентин сознавал, что вряд ли сумеет теперь заставить себя перейти на шаг. Он бежал.

Он бежал через лес. Проламывался сквозь кустарник, уворачивался от веток. Здесь он думал об одном: только бы не споткнуться. И он закричал, когда пробираясь сквозь особенно густые заросли, потерял вдруг опору. Он провалился куда-то — сверху его всей тяжестью придавил рюкзак — и оказался на дне глубокой канавы, заполненной жидкой вонючей грязью. Вылезая из канавы, Валентин потерял сапог, но не заметил этого, выскочил неожиданно для себя на открытое и ярко освещенное место. Через секунду он опомнился, но было поздно. Единственное, что успел, — это упасть лицом вниз, и сейчас же воздух над ним с визгом прошила автоматная очередь.

Валентин оказался на шоссе, к которому с таким упорством шел. Он лежал, прижимаясь телом к холодному асфальту, и все планы его летели к черту. Потому как встретил он людей, а это часто бывало похуже, чем столкнуться нос к носу в ночной темноте с инопланетным чудовищем.

Перед тем, как упасть, Валентин успел разглядеть и запомнить стоявший поперек шоссе и ярко пылающий автомобиль, совсем близко — мертвеца, распростертого в луже крови, и нескольких живых — их фигуры четко вырисовывались на фоне догорающей машины.

Несколько минут назад здесь произошла трагедия. Живые обернулись на шум, который выдал Валентина, когда он, не разбирая дороги, слепо вырвался на шоссе, в руках его был карабин, и кто-то сразу дал очередь, повинуясь выработанному годами рефлексу.

Валентин чуть приподнялся на локтях и осторожно, пальцами, потянулся под куртку к спрятанной кобуре.

— Эй ты, чмо! — крикнули ему. — Не вздумай, блядь, рыпаться. Лежи как лежишь.

Валентин услышал шаги.

— Встал! — приказали ему, подойдя.

Валентин поднялся с асфальта, выпрямился.

— Снимай рюкзак. Руки за голову. Резвый, обыщи его.

«Резвый» — безусый мальчишка, стриженный наголо, с большим родимым пятном на щеке — подошел вплотную, умело обыскал. Нащупал, конечно, пистолет, передал оружие худосочному парню с высокомерным взглядом темных глаз, с некрасивым шрамом через лицо, облаченному в форму морского пехотинца. Все время, пока длилась процедура обыска, за спиной и справа стоял еще один, держал Валентина на прицеле. Был и четвертый, но близко не подошел. Валентин пригляделся и с удивлением понял, что это девушка, хотя и так же, как эти трое, наголо остриженная. В руках у нее был автомат, и в алом сумраке лицо ее казалось лицом хищника — хотя и чем-то очень напуганного хищника. Все они, кроме худосочного и высокомерного, были одеты в черные, плотно обтягивающие тело свитера и джинсы.

Высокомерный принял пистолет, секунду разглядывал его, потом сунул в сумку на боку. Валентин обратил внимание, что кисти рук у этого молодчика покрыты сложной татуировкой.

Резвый задумался, а потом рывком снял с Валентина куртку с плеч вниз и до пояса. Естественно, сразу обнаружилась метательная спица в специальном чехле за спиной. Резвый аккуратно снял спицу.

— Опытный, сука, — констатировал худосочный. — Из боевиков.

Теперь он разглядывал спицу.

— Что ж ты, опытный такой, делаешь глупости? Такие как ты не любят лишнего шума, особенно когда идут в одиночку…

Валентин молчал. Худосочный и высокомерный, конечно, прав: он совершил ошибку и получит за это девять граммов свинца в затылок. Одного только жаль — дойти до цели не успел.

И тут завизжала девица.