Проницательный читатель, без сомнения, догадался уже, чем и как закончится настоящая повесть. К этому все шло, именно в этом направлении с подачи Автора двигался, разгоняясь, сюжет. Поэтому не будем более испытывать ваше терпение, объявим 

> 

На выходе из «Чумы» их ослепили яркие вспышки.

— Что это? — Ким заслонился рукой.

Ответ на его вопрос отыскался быстро. Их окружила бурно жестикулирующая, непрерывно вопящая, ощетинившаяся микрофонами толпа. Репортеры.

— Господин Витязь, — тут же на передний план вылезла вульгарно раскрашенная рыжая девица, от которой на километр несло профессионально-наглым напором, — что бы вы могли сказать по поводу перестройки абортариев Пеллюсидара с целью увеличения их пропускной способности?

— Э-э, — растерялся Ким, все еще плохо соображающий с похмелья, — вообще-то, я противник абортов…

— Вы противник абортов по идейным соображениям?

На этот вопрос рыжей девицы Ким ответить не успел, потому как ее несколько оттерли, и теперь вопросы задавал плюгавый коротышка в пиджаке самых невероятных расцветок.

— Гражданин Витязь! — завопил он фальцетом так, что у рядом стоявшего Антона заложило в ушах. — Почему до сих пор! Вами! Не решена! Проблема! Подконтрольности! Органов! Исполнительной! Власти! До каких пор! Мы будем терпеть! Взяточников! От ЕЕЕ!

— А я-то здесь при чем? — удивился Ким. — Я в Единство никогда не вступал. И не вступлю.

— Ваша власть! Всем приелась! Гражданин Витязь! — заявил коротышка, словно плюнул, и исчез с арены блиц-опроса.

Его место занял высокий лохматый парень в протертых на коленях джинсах и в майке навыпуск, обвешанный фотоаппаратами с ног до головы. Парень непрерывно что-то жевал, поэтому был слегка невнятен.

— Дружбан, — сказал он Киму в свойской манере, — пара вопросов для журнала «Масс-культ». Как ты усекаешь по натуре? И в приколе мастать горазд?

— К-хм, — кашлянул Ким, вроде бы даже и польщенный вниманием творческой интеллигенции Пеллюсидара. — Клёво усекаю. Но вот в приколе пока не рубим: парша заедает.

Парня сменил страдающий одышкой толстяк в хотя и строгого покроя, но засаленном до чрезвычайности костюме. Вокруг шеи толстяка был повязан красный пионерский галстук.

— Товарищ Витязь, — обратился он к Киму низким рокочущим басом. — Будет ли сегодня до двенадцати подписан указ о применении чрезвычайных мер по отношению к фашиствующим элементам и группам элементов нашего города?

Киму наконец все это надоело.

— А ну дайте пройти! — рявкнул он и, выставив плечо, двинулся сквозь толпу к своему автомобилю.

Антон, недоумевая, последовал за ним.

Однако это было еще не все. Сразу за толпой репортеров на них с Кимом налетела стайка длинноногих загорелых и весьма симпатичных девушек с букетами цветов в руках.

— Да здравствуют наши освободители! — провозгласил многократно усиленный динамиками голос, и тут же рядом расположившийся оркестр бодро сыграл туш. — Да здравствуют наши славные Витязи! Ура-а!

Кима и Антона забросали цветами и осыпали поцелуями, после чего в кадре появился некий прилизанный, скользкий по виду тип при галстучке и хороших манерах. Он долго жал Витязю руку и, наверное, даже облобызал бы его, если бы Ким вовремя не отстранился.

— Как представитель городской администрации и ЕЕЕ я рад засвидетельствовать вам, дорогой друг, свое уважение, почитание и благодарность за то нелегкое, но святое дело, которое вы и ваши коллеги приняли на свои плечи. Мы готовы оказать вам всемерное содействие в реализации любых ваших проектов, замыслов, программ.

— Может, и Муравья сюда доставите? — с нехорошей усмешкой поинтересовался Ким, отнимая руку.

— Муравей? — разыграл удивление представитель городской администрации. — А кто это?

— Все ясно, — подытожил Ким. — Пошли, Антон. Очередная показуха.

— Но может быть все-таки вы согласитесь принять участие в консультативных слушаниях ЦК ЕЕЕ по вопросам урегулирования?

— Не до грибов! — отрезал Ким, усаживаясь в машину.

Тут как раз хлопнула дверь, на пороге в «Чуму» появился Витязь Иннокентий, и внимание публики мгновенно переключилось на него: снова засверкали фотовспышки, побежали девушки, заиграл оркестр.

— Не понимаю, — пробормотал Ким, когда они отмотали километр по проспекту, — с чего бы это вдруг такое всеобщее признание? Девицы эти, цветы, репортеры?..

— Награда нашла героя, — шутливо предположил Антон.

— Как же, нашла… — Ким покусал губу. — Не понимаю… Может, в рамках нового курса? Но тогда сегодняшний Муравей должен хорошо знать нас. И по меньшей мере, бояться.

— Или уважать.

— Вряд ли. С чего бы ему нас уважать? Хотя если Фил Муравьем заделается… — Ким рассмеялся на это свое гипотетическое допущение.

— А что подсказывает меч?

Ким наклонил голову, прищурился.

— Зудит как-то непонятно… — сказал он. — У меня такое было однажды. Опохмелиться надо, вот что.

Антон так и не уловил, в связи с чем Ким высказал желание опохмелиться: то ли в надежде устранить «зуд» меча, то ли из общих соображений улучшения состояния организма.

На улицах сегодня было полно торговых палаток — еще одна примета нового курса; в одном месте они вообще перегородили проезд, и Киму пришлось приложить все свое водительское умение, чтобы объехать их и, не дай бог, кого-нибудь не задеть. При этом он непрерывно чертыхался и ворчал в том смысле, что Муравью не плохо было бы сначала продумать экономическую политику: на фига спрашивается эти дурные палатки, когда полно магазинов?

— Это нам знакомо, — высказал особое мнение Антон. — Дело, Ким, в том, что палатки в отличие от магазинов более остро реагируют на спрос и позволяют получить в отдельно взятый момент максимально возможную прибыль.

— Ну-ну, — изрек Ким скептически. — У вас что, на Земле, то же самое?

— В общем, к этому идет, — признался Антон.

Они помолчали. Миновали, притормозив у светофора, перекресток и ярмарку-распродажу по левую руку.

— Скажи, Ким, — обратился к Витязю Антон, — а почему ты отверг предложение того типа?

— Какого типа?

— Ну, представителя этого от ЕЕЕ и администрации?

— А почему я должен был его не отвергнуть?

— Но ведь это реальная возможность участвовать в решении политических и экономических проблем Пеллюсидара.

— Меня, знаешь ли, мало интересуют политические и экономические проблемы. Вспомни, о чем тебе Черномор рассказывал. Людей надо менять. Здесь наша главная проблема, — он, сняв правую руку с руля, постучал себя пальцем по лбу. — А согласившись быть на побегушках у власти, грыжу только себе наживешь и все… А че-ерт!

Ким резко затормозил. Торговых палаток здесь тоже хватало, только причиной внезапной остановки были не они. Выше по проспекту велись ремонтные работы. Причем, настолько широкомасштабные, что проехать далее не представлялось никакой возможности.

— Смотри-ка, — удивился Ким. — Метро восстанавливают! Сегодняшний Муравей совсем сбрендил.

Антон почувствовал смутное беспокойство. Что-то ему напоминали предпринятые с утра действия Муравья: приглашение Витязям участвовать в Большой Политике, палатки эти торговые, теперь — капитальный ремонт метрополитена.

«Может, это я Муравей? — пришла Антону в голову сумасбродная мысль. — Да нет, ерунда. Многомиллионный город — вероятность нулевая».

— А скажи мне, Антон, — повернулся к нему Ким, — в палатках слабоалкогольные напитки продаются?

— Должны, по теории.

— Ну тогда пошли, посмотрим.

Ким запахнул плащ, и они вылезли из автомобиля. Направились в сторону копошащихся за забором у входа в метро рабочих. Беспокойство Антона не прошло, а только усилилось. Он оглянулся на Кима. Тот остановился у палатки, покупая пиво. Потом нагнал, подавая Антону бутылку и на ходу прикладываясь к своей. Антон принял пиво с благодарностью, отхлебнул. Сразу полегчало.