«Может быть, сегодня я продолжу идти».

Но стоило солнцу пойти на закат, и его решимость угасала, а ноги неизменно поворачивали назад.

Когда показывался дом, он замедлял ход, невзирая на крики родителей, вопреки ужасу в их голосах. В это время суток в нем так и кипела жизнь! Он наблюдал, как тонет солнце, затмеваемое переменой в мире земном. Тени удлинялись. Он ждал до последнего, а затем опрометью мчался к дому, пришпоренный и возбужденный страхом, от которого колотилось сердце и тряслись руки. В считаные секунды воздух становился вкуснее, а тело оживало от обострившихся ощущений. Не было зрелища прекраснее заката, окрашенного в багровый и оранжевый цвета; не было звука более волнующего, чем предостерегающие крики родителей. Он перелетал через порог, стараясь не повредить метки, и оборачивался, чтобы взглянуть на восстающих подземников.

Когда истаивали последние лучи тепла и земля начинала отдавать воздуху дневной жар, из Недр поднимались на пляску огненные демоны.

Его быстро утаскивали в дом и запирали тяжелую дверь на брус (как будто это остановит подземника!). Затем отец снова проверял метки на подоконниках и пороге – вдруг стерлись. Он говорил Арлену, что достаточно троекратной проверки, но ни разу не удержался от четвертой.

Арлен всегда получал нагоняй. Иногда – отцовским ремнем. Но в глубине души родители знали: никакая взбучка не удержит его от бродяжничества.

За наказанием следовал ужин, а после, когда мать бралась за вязание, а отец – за резец, готовя меченые столбы, Арлен садился у окна и наблюдал за танцем подземников. Они были грациозны, даже красивы! Иногда он замечал воздушного демона – тень, пикирующую на кожистых крыльях и освещенную горящими глазами и пастями ее огненных сородичей.

Не столь прекрасными и, к счастью, не такими частыми гостями были скальные демоны, чьи мускулистые туши скрывались под панцирями, о которые ломались даже лучшие копья. Не будучи плясунами, они медленно бродили по двору и скалили ряды бритвенно-острых зубов в поисках добычи.

Водных демонов Арлен ни разу не видел, но слышал рассказы жонглеров. Эти твари могли пробить днище лодки и утащить под воду незадачливых рыбаков. Арлен содрогался при мысли об озерных глубинах, кишащих темными, жуткими силуэтами. Он ужасался и все же мечтал дойти и взглянуть.

Иногда демоны атаковали метки. Они бросались на двери и окна, но вспышки магии отшвыривали их. Родители Арлена, видевшие это всю жизнь, обычно и ухом не вели.

– Чего они лезут, если все равно не прорваться? – спросил однажды Арлен отца.

– Ищут бреши в сети, – ответил тот, подходя к окну. – А они есть всегда. В каждой. Подземникам не хватает ума изучить метки и выявить слабые участки, но они могут выискивать дыры нападая. В одну и ту же ночь подземник никогда не суется дважды в одно и то же место. – Он постучал по виску. – Запоминают. И знают, что даже самые сильные метки со временем слабеют.

Ночь снова и снова озарялась вспышками по мере того, как подземники испытывали метки; магия рассылала крошечные молнии, выхватывавшие из мрака двор и демонов, которые пытались то сокрушить колодец, то добраться до мяса в мариновальне.

Они атаковали и хлев, но метки там оказались не хуже. Арлен слышал, как блеет и мычит перепуганный скот. Животные были не в силах привыкнуть к демонам. Инстинкт подсказывал им, что произойдет, если подземники прорвутся.

Знал это и Арлен. В семь лет он беспомощно смотрел, как демоны рвут на части овчарку, расшвыривая кишки по всему двору.

Подземникам очень нравилось убивать.

Рассказывали, что когда-то демоны не были такими наглыми. Тогда еще не предались забвению самые мощные метки, и демоны не покидали Недр, страшась человечества. Но ту эпоху, если ее не выдумали, забыли даже прапрадеды нынешних долгожителей. А метки превратились в жонглерскую байку.

Следя за тварями, укравшими у него очередную ночь, Арлен мечтал вернуть метки. Он воображал, как покинет Тиббетс-Брук и отправится странствовать, решив окончательно, что когда-нибудь так и поступит, даже если придется провести ночь снаружи.

С демонами.

Это мой любимейший эпизод, мое несчастное отвергнутое детище. Он относится к тринадцатой главе «Меченого» («Должно быть что-то еще») и следует сразу за стычкой между Гаредом и Мариком на базарной площади Лесорубовой Лощины. Его задача – столкнуть Лишу с Брианной, которая была ее закадычной подругой до того, как их дружбу разрушили события в жизни Лиши. Он также был призван показать, какой уверенной и сильной стала Лиша за время обучения у травницы Бруны.

Я беру на себя полную ответственность за изъятие этого эпизода. Об этом не просили ни издатели, ни читатели из тест-группы. Пришлось сокращать книгу в целом, а в этой сцене, как бы она ни нравилась мне, было больше трех тысяч слов, удаление прошло гладко – его не заметил никто, кроме меня. То, что Лиша переросла Лесорубову Лощину, и так стало ясно, а остальные события совершенно не влияли на сюжет.

Я не жалею о своем решении. В окончательной версии повествование стало стройным и захватывающим, каждый эпизод вырастает из предыдущего. А эта сцена иная, она только соприкасается с основным рассказом. Вдобавок ее удаление помогло выверить эфирное время Лиши и Рожера, которое я хотел поделить поровну, но Лише досталось (и достается) больше.

И все-таки мне дорог этот небольшой, стоящий особняком рассказ, и я очень рад поделиться им с людьми, которым он, возможно, понравится.

– Нужна твоя помощь, – сказала Мэйри.

– Ты захворала? – встревожилась Лиша и тылом кисти потрогала ее лоб, но Мэйри покачала головой и отстранилась.

– Нет, не мне.

– Детям? – Лиша быстро оглядела всех на предмет нездоровья. – Или Бенну?

Мэйри снова мотнула головой.

– Брианне, – сказала она. – У нее разболелся живот. Она скрывает, но я вижу, как она морщится. Что-то неладно. Мы решили, что ты скорее поможешь, если попрошу я.

– А я-то зачем? – удивилась Лиша. – Ее травница – Дарси.

– Ты сама сказала, что Дарси чаще действует наобум. А прошлой зимой она не спасла ребенка Дага и Меррем.

– Я не говорила, что это ее вина, – заметила Лиша.

– Тебе и не нужно. Об этом шепчется полгорода, как только она нарисуется. Брианна слишком горда, чтобы обратиться к тебе за помощью.

– Даже если бы обратилась – с какой мне стати соглашаться?

– Потому что она больна, а ты – травница, – ответила Мэйри.

– Она почти семь лет говорит про меня гадости, – сердито сказала Лиша. – И не забывай, она сделала все, чтобы разрушить мою жизнь.

Лиша отвернулась, но совесть не успокоилась. Травницы дают обет помогать всем нуждающимся.

– Она оплакивала тебя, – бросила Мэйри ей в спину. – Как и все мы.

– Ты о чем? – поворотилась к ней Лиша.

– В то утро, когда твоя маменька пришла в город и сообщила, что ты не вернулась домой до темноты. Брианна подняла на ноги весь город в поисках… – Мэйри отвела глаза. – Твоего тела.

– Мы были уверены, что ты мертва, – продолжила Мэйри чуть погодя, не дождавшись от Лиши ответа. – Брианна сказала, что это она виновата, и давай реветь. Мы говорили, что ничего подобного, но она была безутешна. – Мэйри тронула Лишу за плечо. – Она понимает, что обидела тебя, Лиша.

– Я не слыхала ни слова раскаяния, – возразила та. – Если на то пошло, с тех пор она еще худшего наговорила. Не думай, что до меня не дошло.