Я, как и все на флоте, знал, что нечего и мечтать о высадке войск на Воркеллин. Не говоря уж о том, что мы не имели представления, сколько и каких вражеских войск там находится, освобождение острова не сняло бы осаду крепости Дракона. Любые военные действия на острове, даже если бы они завершились полным успехом, были бы бесплодной победой.
Но, осознавая все это, я очень хотел рискнуть. Мне казалось, что это было бы моим ответом на обещание Резолюту, хотя я знал, что один ничего не добьюсь. И другие с тоской глядели на берег, некоторые — со страхом, но никто не страдал больше, чем Сит.
— Таготча подогнал нас так близко назло мне, — Сит опиралась о верхушку мачты «Непобедимого», ее черные волосы рассыпались по плечам, — потому что я показала ему свое презрение, и теперь он хочет разбить мое сердце.
Я стоял рядом с ней, сжавшись под холодным бризом, и изучал остров, который когда-то был ее домом. Его трудно описать, потому что многое я воспринимал под аккомпанемент ее печального голоса или затаенной тоски в ее глазах. По ее словам получалось, что лучше страны не найти. Понятно, что она рассказывала вовсе не о том, сколько приходится урожая на акр, или кубометров собранного лесоматериала, или сколько воды требуется для ведения хозяйства. Ей был нужен Воркеллин так же, как мне — воздух для дыхания и вода для поддержания жизни.
Сам по себе остров казался тенью того, что возникало из ее описаний. Весь он был черным, как склон холма после лесного пожара. С деревьев облетела листва, и хрупкие черные ветви угрожающе торчали в небо. Перед нашими глазами разворачивались долины, одна чернее другой; холмы, казалось, отбрасывают за собой черные тени. К морю по темным откосам скал сбегали ручьи, вода в которых была чернее скопившейся в трюмах судов.
Пока солнце освещало остров, не было заметно никаких признаков жизни, но с наступлением темноты земля ожила. По всему острову тускло засветились миллионы красных огоньков, как будто в сердцевине мертвых деревьев еще горели красные угли. Я вытянул руки вперед — не почувствую ли тепло? Но нет, рукам стало холоднее. По острову двигались какие-то фигуры, время от времени загораживая красные огоньки. С холмов раздавались ужасные крики, сопровождаемые рычанием. Но это не был благородный вой хищников или гордое победное рычание над пойманной добычей. Нет, в этих звуках слышался страх быть сожранным или страх, что отнимут пойманную добычу.
Воркеллин стал мертвой зоной, где царили грубость и жестокость.
Я погладил Сит по спине:
— Очень тебе сочувствую в твоей утрате!
Минуту она молчала, покусывая нижнюю губу, потом подняла глаза на меня. По щеке ее стекала одна-единственная слеза.
— Когда они пришли к нам, я была на три года младше, чем ты сейчас. Всего за несколько дней до того я прошла ритуал связи с родной землей. Сначала нам сказали, что мы можем не волноваться, что наши воины выстоят, но так говорили потому, что никто не мог поверить, что Крикук сможет долго продолжать осаду. Но его корабли все приходили, приставали на севере, и на юге, и на западе. Мы рассчитывали, что море послужит нам крепостью, но Таготча нас предал.
Мне поручили сестру и младшего брата, и я не отпускала их от себя. Мы уехали с большой флотилией. Нас увезли в безопасное место. Себция, Сапорция, Мурозо, торговые флотилии всех стран и даже рыбаки, те мужчины и женщины, которые никогда не приближались к Воркеллину, наслушавшись диких рассказов о том, что мы с ними сделаем, если поймаем за рыбной ловлей в наших водах, даже они пришли к нам на помощь.
Она засопела, и еще одна слезинка поползла из глаза. Я протянул к ней руку и стер эту слезинку.
— А Локеллин? Они дали корабли?
— Мне говорили, что они несколько кораблей дали, хотя локэльфы твердят, что их корабли были заняты — громили флот авроланов. Может, это и так, может, они помешали прийти подкреплениям армии Крикука на Воркеллин, но к тому времени было уже поздно. Нашу родину захватили, и началось ее осквернение.
Сит заставила себя чуть улыбнуться.
— Хочешь знать, почему большинство воркэльфов терпят такие условия жизни в человеческих городах, как в Низине? Почему мы называем себя человеческими именами? Потому что, спасая нас, люди проявили храбрость и доброту. Мы ценим эту честь и уважаем ваше понимание крайней необходимости.
— Не понял.
Тут она, в свою очередь, протянула руку и погладила меня по щеке:
— Долгая жизнь предоставляет эльфам достаточно свободного времени, так что они могут наблюдать цикличность событий жизни: время и явления приходят и уходят, как прилив и отлив. Мы ждем, пока не наступит самый подходящий момент для чего-то, а не хватаемся за простую возможность. Вот люди, например, работают, когда надо выполнить работу, и радуются, как легко у них это вышло, если работа сделана в нужный момент. Но они не выжидают, пока наступит соответствующее время. Воркэльфы не могут ждать, пока наступит лучшее время для возвращения им Воркеллина. Эльфы говорят нам, что сейчас не то время, а люди… ну, трудно понять, какая им выгода проливать кровь ради освобождения страны, на которую они не претендуют. У Резолюта нет особой надежды на успех кампании по освобождению Воркеллина. Вот лично я присоединилась к этому походу, сражаюсь вместе с тобой за спасение людей, потому что надеюсь, что вдохновлю и остальных оказать нам помощь.
Я торжественно кивнул:
— Я пообещал Резолюту, что до своей смерти обязательно увижу Воркеллин освобожденным. И тебе это обещаю.
Сит молча смотрела на меня своими неподвижными золотыми глазами. Потом широко улыбнулась, но брови ее оставались сдвинутыми, что придавало ее лицу озадаченное выражение.
— Интересный ты человек, Таррант Хокинс. Ты и молод, и в то же время очень стар, но ужасно глуп. Ты ясно видишь все происходящее, но ты недальновиден. И тем не менее, ты предан своим друзьям и своим идеалам и ты их не бросаешь.
Я с трудом проглотил комок в горле.
— Не знаю, что тебе ответить.
— Значит, согласен с моими словами, — усмехнулась она. — Это одно из твоих самых подкупающих качеств.
Я чуть не разразился быстрым бойким замечанием, на которые так горазд Ли, но предпочел промолчать.
— Спасибо и на этом.
— Да пожалуйста, Таррант, всегда с удовольствием. — Она опять повернулась лицом по ходу корабля, оперлась локтями на вельсы и рассматривала красные огоньки, горевшие на земле ее родины. — Я знаю, что ты выполнишь свое обещание, и мечтаю оказаться вместе с тобой в сердце обновленного Воркеллина.
Мы целый день плыли вдоль берегов Воркеллина. И все это время я простоял рядом с Сит. Я завернул ее в одеяло, которое мне подарил Ли, и вместе с ней подремал у фальшборта. Я принес нам поесть и попить. Мы особенно не разговаривали. У нас просто не было в этом необходимости. Время от времени мы касались друг друга, я чувствовал, что она прислонилась ко мне, — больше ничего и не надо. Я думаю, вполне естественно и правильно в ее положении было надеяться, что люди спасут Воркеллин, и так же естественно — надеяться, что они утешат ее, когда корабль проплывает вдоль родных берегов.
Когда наши корабли миновали остров Воркеллин, было решено, что мы встанем на стоянку в какой-нибудь из многочисленных бухточек и гаваней, усеивающих побережье Призрачных Границ. Мы высадим небольшие группы разведчиков и узнаем все, что сможем, о войсках авроланов в этой местности. Арканслатовые сообщения из крепости Дракона показали, что войско авроланов — размером в две армии — отрезало полуостров от материка. Этого и следовало ожидать, поскольку Кайтрин не могла себе позволить оставить крепость Дракона в тылу, где наши войска могли бы разорвать линии снабжения и двинуться вперед.
Ее флот блокировал гавань в крепости Дракона, и хотя считалось, что мы сможем прорвать эту блокаду, подобные действия не привели бы к снятию осады. Высказывалось мнение, что снять осаду мы сможем, если высадимся на берег на западе и подойдем к крепости сухопутным путем, а наш флот тем временем займется флотом авроланов. Наземные войска Кайтрин могут счесть, что к крепости Дракона на этом участке подошла вся наша армия, тогда они будут уязвимы для атаки с тыла.