Свернув шею в штопор, он вглядывался на звук, в сплетение улиц, в страшную мглу. На макушке пирамиды в центре Оранжереи кактусы никак не отреагировали на трепет. Тотчас из глубины сознания полезли неприятнейшие фантазии. Все сбежали, никого не осталось под куполом, кроме Ягарека и конструкций-обезьян. А эта россыпь движущихся точек в ущельях улиц – не более чем огни-призраки...
Больше он не слышал хлопков, но перед глазами проплыло черное пятно – во мраке взлетел кто-то огромный. Страх родился на подсознательном уровне, гораздо глубже той спокойной плоскости, где обитали мысли. Ягарек напрягся, сдавил пальцами металл, до боли вжался в опору купола, рывком повернул голову к ферме, за которую он держался. И всмотрелся в зеркала.
Тварь поднималась вверх. Она находилась совсем рядом, на одном уровне с Ягареком. Она вынырнула из какого-то дома и преодолела крошечное расстояние до купола, а дальше полезла, хватаясь руками, щупальцами, языком, навстречу свежему воздуху и мглистому простору.
Даже яджху-саак не помог. Сердце Яга река забилось как бешеное. Он следил в зеркала за продвижением мотылька. Как завороженный наблюдал за адовой тварью – темнокрылой, обросшей грозными конечностями, истекающей слюной. Крылья были сложены, лишь изредка мотылек плавно раздвигал их, словно сушил теплым воздухом.
Страшной черной улиткой он полз навстречу нью-кробюзонской ночной мгле.
Ягарек не сумел обнаружить гнездо, и это было очень плохо. Взгляд его метался между коварной тварью и лоскутом рельефной мглы, откуда эта тварь выпорхнула.
Он всматривался в прикрепленные к шлему зеркала и наконец увидел то, что так сильно хотел увидеть.
Ягарек прикипел взглядом к нагромождению старых построек на юго-западном краю Оранжереи. Квартал этот некогда был престижным. Сейчас же дома, кое-как подправленные-подлатанные за годы хозяйничанья кактусов, почти ничем не отличались от соседних. Разве что были чуть выше да крыши срезаны изгибом купола. Вместо того чтобы снести подчистую, кактусы выборочно обкорнали постройки, частично демонтировали верхние этажи, где должны были пройти фермы и стекла купола, а прочее оставили как было. Чем дальше от центра находится дом, тем ниже нависает над ним купол, тем больше удалено верхних квартир.
Здание, на которое смотрел Ягарек, было клинообразным и стояло в том месте, где улица разветвлялась, образуя вилку. Чердак сохранился целиком, снята была только крыша. Ниже – наискось обрезанные кирпичные этажи, они почти примыкают к стене на самом краю города кактусов.
Из проема на самом верхнем этаже этого старого здания появилась голова мотылька. Ошибиться было невозможно.
Снова у Ягарека сильнее забилось сердце, и вернуть прежний ритм было совсем не просто. Все же он управлял своими эмоциями, пропуская их через фильтр охотничьего транса. Ягарек отвлеченно осознавал, что чувствует страх, а сейчас к нему добавилось и возбуждение.
Он обнаружил, где гнездятся мотыльки.
Дело сделано, Ягарек нашел то, что искал. И лучше всего теперь бы спуститься, спрятаться от мотыльков на земле, под каким-нибудь навесом. Но спешить опасно, можно привлечь внимание чудовищ. Придется ждать, потея, не шевелясь и храня молчание, пока они не уберутся подальше во мрак.
Второй мотылек без малейшего звука взмыл в воздух. Секунду он планировал на раскинутых крыльях, затем прилип к металлическим костям Оранжереи. И, тошнотворно изгибаясь, полез наверх, к своему товарищу.
Ягарек не двигался, ждал.
Через несколько минут появился третий мотылек.
Его родственники уже достигли вершины купола, проделав долгое скрытное восхождение. Третий же был слишком нетерпелив. Он постоял в том же окне, из которого появились остальные, подержался за раму, балансируя бесформенным туловищем. Потом явственно хлопнули крылья. Зверь устремился прямо вверх, в небо.
Раздались новые звуки. Ягарек не взялся бы утверждать, что это два крадущихся мотылька неодобрительно или предостерегающе шипят на летящего, но такое объяснение казалось ему наиболее вероятным.
В тишине Оранжереи стрекот шестеренок на вершине храма услышать было легко. Ягарек был неподвижен, точно статуя.
С верхушки пирамиды ударил свет, ослепительный белый луч, такой резкий и четкий, что казалось, будто он сделан из твердого вещества. Свет бил из линз необычной машины. Ягарек смотрел в зеркала. В слабых отсветах металлических деталей машины он видел возле нее старых кактов, каждый что-то торопливо регулировал. Один сжимал две громадные рукоятки, торчащие из верха светового мотора. Он наклонял и разворачивал машину, управляя лучом.
Слепящий свет наугад выхватывал стекла купола.
Затем оператор направил его в другую сторону. Луч беспорядочно побегал и вдруг уперся в нетерпеливого мотылька. Как раз в тот момент, когда тот достиг разбитых стекол.
Чудовищная тварь повернула на свет глаза-рожки и зашипела.
Кактусы на зиккурате закричали. Их язык Ягареку был наполовину знаком – не язык, а дрянная смесь. Большинство слов он слышал в Шанкелле. Хватало и нью-кробюзонских слов, и совсем непривычных для уха. Ягарек гладиаторствовал в городе посреди пустыни, и его букмекерами были в основном кактусы; тогда-то он и усвоил мало-мальски их язык. И вот сейчас он слышит давным-давно устаревшие выражения, искаженные, с примесью чужих языков.
Тем не менее ему удавалось понять почти все. «Вот они!» – разобрал Ягарек. А еще что-то насчет света.
Мотылек камнем полетел вниз, спеша укрыться в темноте, и Ягарек очень явственно услышал: «Он летит сюда!»
Тварь с легкостью ушла от громадного луча. Тот неистово кружился – какт изо всех сил старался опять найти цель, в отчаянии шарил лучом по домам, по куполу.
Остальные два мотылька оставались невидимы, они распластались на стеклах.
«...Готовность... небо...» – разбирал Ягарек. А потом услышал слово, похожее на шанкеллское, которое означало одновременно солнце и копье. «Слишком далеко! – кричали другие. – Слишком далеко».
Кактус, стоявший сразу за циклопическим прожектором, рявкнул приказ, и его подчиненные заработали слаженнее. Он потребовал каких-то «границ» – Ягарек не догадался, что это значит.
Неистово пометавшись по куполу, свет опять нашел свою цель. На миг чудовище отбросило на стену купола призрачную тень.
«Готовы?» – выкрикнул начальник, и ответом ему были утвердительные возгласы.
Он не прекращал водить лучом, стремясь найти им верткого мотылька. Круглое пятно света описывало над крышами зданий дуги, круги и спирали, спорадически выхватывая ловких воздушных акробатов под куполом гигантского цирка.
И вот опять он поймал на миг в высоте раскинувшего крылья мотылька, поймал целиком, и казалось, само время замерло при виде этой невыразимо грозной красоты.
Наводчик прожектора тотчас потянул какой-то рычаг. И линзы плюнули ярчайше-белым. У Ягарека от изумления выпучились глаза. Комок концентрированного света и тепла рассеялся, не долетев до стекла нескольких футов.
Казалось, эта вспышка выжгла в куполе все звуки. Ягарек проморгался, согнав с сетчатки образ энергетического снаряда.
Внизу снова загомонили какты.
«Попали?» – спросил кто-то. Отклики были противоречивы.
Как и Ягарек, старики высматривали наверху порхающего мотылька. Шарили взглядами и по земле, водили мощным лучом по домам. Ягарек видел на улицах вооруженных патрульных, они застыли, наблюдая за метанием луча. Когда по ним скользило световое пятно, они стояли так же неподвижно.
«Их нет!» – крикнул один из патрульных старейшинам, и в других секторах повторили его доклад, пронзив криками клаустрофобическую ночь.
По толстым шторам, по деревянным ставням окон Оранжереи прочертились ниточки света. В комнатах зажглись факелы и газовые фонари. Но разбуженные какты не смели выглянуть наружу – они догадывались, что могут там увидеть. Никто не выбежал на помощь стражникам.
И тут раздался дружный вздох, похожий на шелест ветра. Старейшины на верхней площадке храма поняли, что не попали в мотылька. Тот зигзагом стремительно ушел из-под выстрела и полетел над крышами. Едва не касаясь их, подкрался к башне, медленно взмыл и вдруг оказался у всех на виду – в царственной позе: крылья распахнуты, по ним темным огнем пробегают гипнотические узоры.