Он поднял конец кабеля, перекинул через плечо.

– Это не совсем то, на что я рассчитывал, – сказал он. – Лучше было бы добраться до центра вокзала.

Он огляделся, пожевал губами.

«Это неважно, – подумал Айзек. – Я выбрал вокзал, чтобы уйти со свалки, уйти от Совета, пока... пока он не предал».

Но в душе все же оставалось желание проникнуть в самое сердце вокзала, как будто там, в его кирпичах, была заключена некая могущественная сила.

Айзек показал на юго-восток, на крутые и почти горизонтальные скаты – будто ступенчатая пирамида венчала громадную плоскую стену из грязного бетона. Самый верхний скат заканчивался футах в сорока от Айзека и его спутников, и он надеялся, что дальше – ровная площадка. Исполинская Г-образная шиферная стена продолжалась кверху, поднимаясь почти на шестьдесят футов, обнимая гипотетическую площадку с двух сторон.

– Нам туда, – превозмогая сомнения, сказал Айзек.

Пройдя полдороги по уступчатой крыше, Айзек и его спутники кое-кого потревожили.

Вдруг раздался хриплый пьяный голос. Айзек и Дерхан дружно схватились за пистолеты, но это оказался пьяный оборванец – возник перед ними, точно материализовался из воздуха, и, двигаясь совершенно не по-человечески, убежал вниз. Только взметнулись его лохмотья.

Затем стали попадаться на глаза и другие обитатели вокзальной крыши. В потайных двориках мерцали костерки, возле них угадывались темные силуэты голодных бродяг; в закутках возле старых шпилей спали, свернувшись клубочком, другие оборванцы. Мир отверженных, мир чужих. Крошечное бродячее племя горцев. И совершенно иная экология.

Высоко над головами обитателей крыш в небе проплывали пузатые воздушные корабли – бесшумные хищники. В ночном облаке зигзагами продвигались грязные пятна света и тьмы.

К большому облегчению Айзека, вершина шиферного холма оказалась и впрямь горизонтальной, около пятнадцати квадратных футов – достаточно просторно. Он махнул пистолетом, разрешая Андрею сесть, и тот сразу обмяк, медленно опустился в углу, сгорбился, поджал ноги, охватил руками лодыжки.

– Яг, ты тут посторожи, – сказал Айзек.

Ягарек бросил последний виток кабеля и стал часовым на краю маленькой площадки, озирая изломанный горизонт. Айзек зашатался под весом всего мешка, положил его и стал вынимать аппаратуру.

Три зеркальных шлема – один он надел. Второй взяла себе Дерхан, третий передала Ягареку. Четыре аналитических вычислителя, каждый величиной с большую пишмашинку. Две изрядные химикомагические батареи. Третья батарея, метазаводная, хеприйского производства. Несколько соединительных кабелей, два больших коммуникативных шлема, таких же, как тот, с помощью которого Совет конструкций и Айзек поймали мотылька. Факелы. Черный порох и пули. Стопка программных карт. Несколько трансформаторов и волшебных преобразователей. Контуры весьма загадочного предназначения, из меди и сплава олова со свинцом. Миниатюрные моторы и динамо-машины.

Все – видавшее виды. В выбоинах, трещинах, грязи. Печальное зрелище. Самый настоящий хлам.

Айзек опустился на корточки перед грудой вещей и занялся приготовлениями.

Голова его покачивалась под тяжестью шлема. Он соединил два вычислителя, получилась мощная сеть. Затем приступил к гораздо более сложной задаче сборке остального хлама в работоспособный контур.

Подсоединил к моторам провода, другие их концы – к большей вычислительной машинке. Во второй машинке покопался, чуть изменил настройки. Клапаны теперь будут работать не только на блокирование или пропуск информации, они смогут задерживать «грязь», ошибки, мутные потоки кризисной математики.

Айзек воткнул штырьки в гнезда, соединив кризисную машину с динамо и устройствами для преобразования загадочной энергии в другую, не менее загадочную, форму. Вскоре по всей тесной площадке раскинулась импровизированная цепь.

Напоследок он вынул из мешка невзрачную самодельную коробочку из черной жести, величиной с туфлю. Взялся за конец кабеля, того, что уходил к огромной сети, созданной прихожанами на полосе длиной в две мили, от вокзала до огромного тайного разума, царившего на свалке Грисского меандра. Айзек быстро распрямил концы жил у среза и воткнул их в гнезда черной коробочки и посмотрел на Дерхан, которая следила за его движениями, держа пистолет направленным на Андрея.

– Прерыватель, – объяснил Айзек. – Этот клапан будет пропускать ток только в одну сторону. Я отрезал Совет от нас. – Он похлопал по корпусу кризисной машины.

Дерхан медленно кивнула.

Уже почти совсем стемнело. Айзек, глядя на Дерхан, мрачно добавил, подключая последние элементы:

– Нельзя допустить, чтобы эта штуковина заполучила кризисную машину. Помнишь, что она говорила? Аватара – выловленный из реки труп. Черта с два! Это живое тело... Да, безмозглое, но сердце бьется, легкие работают. Совет конструкций вылущил у человека мозги, пока тот еще дышал, иначе бы он просто сгнил. Может, кто-нибудь из его чокнутой паствы собой пожертвовал, добровольно, а может, и нет. В любом случае, Совет без всяких колебаний прикончит человека или нечеловека, если... сочтет это целесообразным. Нет у него ни чувств, ни морали, – продолжал Айзек, втискивая неподатливую железку. – Это просто... считающий рассудок. Дебет-кредит... Вдобавок он пытается себя оптимизировать. И ради усиления своей власти пойдет на все. Будет нам врать, будет убивать. – Айзек на миг оторвался от работы и взглянул на Дерхан. – Я теперь понял, зачем ему нужна кризисная машина, ведь не случайно Совет о ней так часто заговаривал. Вот поэтому-то я и запасся им. – Айзек похлопал по прерывателю. – Если б я напрямик подключил Совет, он бы получил обратную связь, смог бы контролировать кризисную машину. Сам он пока такую штуковину сконструировать не способен. Спорим на что угодно – только ради этого мы ему и понадобились. Ди, Яг, вы знаете, что может эта вещица. Конечно, это всего лишь модель, но она худо-бедно работает. А представьте, Совет увидит ее в действии, да вдобавок – изнутри, изучит ее устройство, найдет и устранит неполадки, сделает все по уму? Представляете, на что он тогда будет способен? На все! – Айзек помолчал, возясь с проводами. – Кризис – повсюду. И если машина способна обнаружить поле, если способна его сфокусировать, отвести в заданном направлении, то это означает всемогущество! Моя-то модель барахлит из-за математики – каждую задачу для вычислителя приходится выражать языком формул, для того и нужны программные карты. А чертов Совет думает математически! Все только через формулы выражает. Если этот ублюдок присосется к кризисной машине, его прихожане перестанут быть психами. Вы в курсе, что они его называют Богом-машиной? Ну так вот, они будут правы.

Все трое помолчали. Андрей беспомощно таращился, он не понял ин единого слова. Айзек попытался вообразить существование города под властью Совета, представить, как Совет подключается к маленькой машине, как монтирует новые, большие, увеличивая их число в геометрической прогрессии, питая их собственной чародейской, электрохимической и паровой энергией. В недрах свалки стучат чудовищные клапаны, меняя ткань реальности эффективнее, чем фильеры Ткача, – и все это по воле огромного холодного разума, не способного чувствовать, умеющего только вычислять и капризного, как ребенок.

Айзек пощупал прерыватель, осторожно встряхнул, мысленно помолился о том, чтобы устройство сработало как надо.

Он тяжело вздохнул и взял толстую стопку напечатанных Советом программных карт. Скептически пробежал глазами кривой машинописный текст Совет пользовался изношенным принтером.

– Десяти еще нет вроде? – спросил он. Дерхан кивнула. – И в воздухе по-прежнему ничего такого? Значит, к вылету мотыльков мы должны успеть. – Он опустил глаза и передвинул рычажок на одной из двух химических батарей. Внутри смешались реактивы, но кипения почти не было слышно. А затем вдруг защелкали клапаны, загудели выходные сигналы – пошел ток. Собранный на крыше механизм ожил.