Из-за ближайшего забора глухо заворчали и мощно ударили в хлипкие доски. Те затрещали. Нервы мальчишки не выдержали, и он закричал:

— Эй! Тут собаки!

Ушедший далеко вперед дед обернулся и, к изумлению Володьки, шавке будто пасть чем заткнули: она задрожала, поджала хвост и с полузадушенным писком скрылась в густом кустарнике. Невидимая басовитая поддержка перешла на жалкий визг секундой позже. От забора же ломанули так, что земля загудела.

Володька замер, прислушиваясь. Ему почему-то стало не по себе. Показалось вдруг: не просто так собаки сбежали. И дед как-то странно оскалился. Или ему померещилось?

Володька недоуменно пожал плечами и снова со всех ног бросился догонять старика.

Ивасиком оказалась небольшая и удивительно лохматая лошаденка, спокойно дремавшая у домика с громкой вывеской: «Магазин». Седла на ней мальчик не увидел, зато через спину были переброшены два мешка, довольно прилично набитых чем-то.

Дед ласково потрепал вздрогнувшую лошадку по холке и принялся пристраивать рюкзаки. Володька кивнул на мешки:

— А что там?

— Всего хватает. Крупы, мука, сахар и так, по мелочи…

— Зачем так много?

— Много? Почему — много? Тут же не только нам. Кое-что и соседям.

— Понятно. А соседи — это кто?

— Соседи-то? Люди — человеки обычные. Сам скоро увидишь.

— Я имел в виду: дети в вашей деревне есть?

— Дети-то? Есть.

— Кто? Много?

Старик выпрямился и насмешливо посмотрел на внука:

— Откуда — много-то? Не город, поди. В Волчьей сыти с пяток домов всего и осталось…

И он решительно зашагал к почте. А Володька во второй раз подумал: «Точно вляпался. Каникулы, блин…»

На глаза попался вынырнувший из папоротника огромный, серый котище, поразительно напоминающий Ваську. Как понял Володька минутой позже: такой же ленивый. Во всяком случае, котяра ничуть не протестовал, когда его потянули на руки. А когда Володька принялся почесывать ему за ушами, так даже благодарно замурлыкал. И глазища свои зеленые тут же прикрыл. Так же, как и Васька.

«Интересно, — Володька прислонился спиной к огромной, истекающей смолой сосне, — что я в этой дыре целых три недели делать буду? Дышать свежим воздухом — и все? Телевизор смотреть? Ну, что еще? В лес за грибами-ягодами лазить?»

Неожиданно вспомнилось странное название дедовой деревушки, и Володька невольно поморщился: «Вочья сыть. Надо же. Придумывали явно не на ночь глядя. Еще бы знать, шутили или всерьез. Если всерьез… Пожалуй, далеко от деревни и не отойдешь. Сожрут еще! Или летом нет? Что-то такое я читал… Вспомнить бы…»

Кот завозился у него на руках, устраиваясь поудобнее. Володька тяжело вздохнул. Ему вдруг стало жалко брошенного в городе несчастного Ваську. Весь день сидеть одному в пустой квартире…

Но не тащить же его с собой в такую-то даль!

Володька раздраженно посмотрел на здание почты: «Елки, дед так и не ответил, сколько в его деревушке детей! Хорошо бы, кто моего возраста оказался. А что? Запросто на лето могли сюда отправить. Не только же моя мамуля помешалась на экологии и свежем воздухе…»

Дверь почтового отделения заскрипела, и на улицу вышел довольный телефонным разговором прапрадед. Володька выпрямился и раскрыл было рот, но спросить ничего не успел.

Кот, только что безмятежно дремавший у него на руках, неожиданно встрепенулся. Заорал дурным голосом и рванулся изо всех своих немалых силенок на волю.

Результаты оказались плачевными: руки Володьки чуть ли не до плечей были разодраны острыми, как бритвы, когтями.

Вой обезумевшего животного затихал по мере его удаления, а нижняя челюсть ошеломленного мальчишки никак не хотела возвращаться на место.

Старик невнятно выругался и поспешно спустился с крыльца. Ивасик взволнованно затоптался рядом, стараясь прижаться к Володьке поплотнее. Мальчик машинально отметил, что лошадь бьет крупная дрожь.

— Ну, чадо, ну, обрадовал деда! На минуту оставить нельзя! Ты что ж, всех котов теперь подбирать будешь? Всех дворовых шавок привечать?

Роман Феоктистыч сердито посмотрел на внука и распорядился:

— Руки-то вытяни! А то всю одежду кровью испоганишь! Нет, ну надо же, как располосовал, стервец. Уж постарался, ничего не скажешь.

Володька машинально вытянул руки, и глаза его испуганно округлились: в пыль шлепнулась крупная алая капля. Старик с досадой сплюнул. Внимательно осмотрел рваные полосы и почти побежал к группе красовавшихся у самого магазина рябин. Там он склонился и начал зачем-то шарить в густо разросшейся, высоченной траве. Потом вернулся и протянул мальчику широкий, мясистый, с многочисленными фиолетовыми прожилками лист:

— Пожуй, горе мое! Только не глотай. Просто кашицей смажь царапины. Вот так, правильно. Да не морщься, не убудет тебя! Ну, пощиплет малость, зато кровь остановит. Не ты первый, не ты последний сей травкой пользуешься.

Зеленоватая масса, смешиваясь с кровью, пенилась, и странная, уже буроватая корка быстро подсыхала. Через пару минут Володька со вздохом облегчения опустил руки и пробормотал:

— Спасибо…

— Спасибо! — раздраженно передразнил дед. — Так и без глаза недолго остаться!

— Да не знаю я, что с ним случилось, — Володька недоуменно пожал плечами. — Как с цепи сорвался…

— Загадку нашел! Волка почуял, вот и сорвался, — огрызнулся Роман Феоктистыч.

— Волка?!

— А ты решил: котяра ради развлечения так рванул?!

— Но… откуда? Деревня же!

Старик сумрачно посмотрел на внука, глаза его странно блеснули, и он поспешно отвел их в сторону. Потом неохотно буркнул:

— Деревня! Лес-то вот он, в двух шагах…

Он поднял взгляд на быстро темнеющее небо. Шумно втянул носом воздух и проворчал:

— Торопиться надо. Полдень миновал, и тучи что-то слишком быстро нагоняет. Как бы дождь нас в дороге не застал.

К Володькиному удивлению, довольно широкая тропа у реки как-то быстро сошла на нет. Дальше пришлось буквально продираться сквозь густой подлесок.

Шли цепочкой. Дорогу прокладывал прапрадед. За ним неторопливо трюхал флегматичный Ивасик. Позади всех, проклиная мамину любовь к чистому воздуху, брел усталый Володька.

Вначале он еще как-то реагировал на окружающее: удивлялся и абсолютно чистой речушке, дно которой можно рассмотреть до мельчайшей песчинки; и лесу, совершенно непохожему на пригородный; и мелькавшим над самой головой непуганым, хлопотливым белкам; и обилию земляничных полян, убегавших от реки в величественный сосняк…

Но через пару часов его и на это не хватало. Мальчишка просто сомнамбулой тащился следом за лошадью и тупо завидовал ее четырем ногам. Володьке почему-то казалось, что так идти легче.

Роман Феоктистыч с легкой насмешкой наблюдал за правнуком. Ему было интересно, когда Володька сдастся и запросит отдыха. Но мальчишка, несмотря на явную усталость — ведь не привык к подобным походам! — все же держался. И старик одобрительно проворчал себе под нос:

— Ишь, волчонок! Упорный…

Небо на глазах затягивалось низкими облаками, откуда-то потянуло освежающим, прохладным ветерком. Только что стоявшее в самом зените солнце вдруг исчезло, в лесу стремительно темнело.

Ноздри хрящеватого носа жадно затрепетали. Старик смерил оценивающим взглядом тяжелые, набухшие влагой тучи и быстрым шагом вернулся к мальчику:

— Идти-то еще можешь? До дома минут тридцать осталось.

— Могу, — прохрипел Володька, почти с ненавистью всматриваясь в бодрого, ничуть не уставшего деда.

— А то, может, на Ивасика? Правда, он без седла. Однако если навык есть… Или ты верхом не пробовал?

— Откуда? — зло буркнул Володька.

— Не скажи! В твоем городишке, помню, ипподром был…

— Ну и что? Я все равно верхом никогда не ездил. Очень надо!

— Не сядешь, значит? Смотри, того и гляди, дождь хлынет. Подмочит славно…