Володька ожесточенно замотал головой:
— Чушь какая! Чушь!
— Плюнь, — равнодушно посоветовал Пашка, азартно вытягивая уже второго окуня. — Еще на всякие дурацкие сплетни внимание обращать!
Володька тяжело вздохнул и нехотя занялся своей удочкой. Нужный настрой исчез бесследно, и мысли его были отнюдь не о рыбалке.
Володька безразлично смотрел на поплавок. Сидел рядом с забывшим обо всем Пашкой и думал о своем. В голову лезла абсолютнейшая чепуха.
Ни с того, ни с сего вспомнился вдруг день приезда. Безобидная рыжая дворняга, с визгом улепетывающая в кусты без всяких видимых причин. Огромный котяра, от страха разодравший ему все руки. Нервно вздрагивающий при каждом приближении деда флегматичный Ивасик. Странные, угрюмые взгляды, что бросал на него самого старик. Его нескрываемое отвращение к обычной человеческой пище…
Елки, а зубы?! Полный рот белоснежных, острейших зубов! И это в сто сорок восемь лет?!
Володька в серцах сплюнул: «Конечно, все это глупости! Просто совпадения. И вообще, поменьше нужно фантастики читать. Особенно, страшилок…»
Выдержки хватило минут на десять. Потом Володька, злясь на себя, обернулся к товарищу:
— Слушай, расскажи, а?
— Что?
— Ну, что там вам бабка о моем деде рассказывала.
— Ага, тебе тоже интересно?
— Ну да, — Володька криво усмехнулся. — Я об оборотнях лишь фильмы смотрел. Одни ужастики, знаешь. Дед, вроде бы, совсем не такой. Почему вдруг о нем болтать стали, а?
Пашка озадаченно поскреб затылок. Помолчал немного, размышляя, и пожал плечами:
— Я знаю? Наверное, он на других мало похож. Бабка говорит: почти все время в лесу проводит, в деревне его и не видят совсем. И не меняется он у тебя. По бабкиным словам. Лет пятьдесят уже якобы. Брехня, конечно…
Володька покосился на приятеля и нехотя пробормотал:
— Как раз это не брехня.
И, решаясь, выдохнул:
— Знаешь, а ведь он мне не дед!
Пашка открыл рот:
— А кто?!
— Прапрадед.
— С ума сойти! И сколько ему?
— Дед сказал: скоро сто сорок восемь исполнится.
— Блин! Теперь все понятно!
— Ты о чем?
— Ну, моей-то бабке всего шестьдесят шесть. Сам подумай, она же его всю жизнь видит, а он все тот же. Класс! Твой прапрадед долгожитель, представляешь?! Вот они и накрутили вокруг него ерунды всякой. — И Пашка восхищенно присвистнул. — Сто сорок восемь — здорово! Полтора века отмотал и как огурчик! Повезло мужику.
— И все-таки, что о нем болтают?
— Ну… как бы это…
Володька нетерпеливо заерзал. Пашка бросил на приятеля осторожный взгляд и проворчал:
— Да гадости всякие. Даже пересказывать противно.
— Слушай, не крути! Не перед девчонкой же распинаешься!
— А-а, черт с тобой! Только смотри, чтоб ни живой душе, я бабке слово давал.
Пашка вытер о джинсы вдруг вспотевшие ладони. Помолчал с минуту, потом буркнул:
— Говорят, видели, как к его дому волчара шел. Матерый, с сединой уже. Крупнющий, жуть! Почти с лошадь. А потом кто-то из мужиков и следы находил. Мол, у обычных волков много мельче. А этой зимой и волчица какая-то все у его дома крутилась. — Пашка понизил голос. — Отца Петькиного знаешь? Ох и злющий же мужик!
— Ну?
— Несколько раз подстрелить ее пытался. А волчица будто в воздухе таяла. До оврага он проследит ее — ну, чуть ниже твоего дома проходит! — а дальше — никак. Петькин отец болтает: оборотень волчицу в своем доме прятал. Она старая совсем и больная, еле ноги таскала, ее пристрелить бы…
Пашка замолчал, искоса поглядывая на товарища. Володька, прикусив нижнюю губу, мрачно перебирал в уме полученную информацию.
В то, что его дед — оборотень, Володька не верил. А вот насчет крутившихся у его дома волков…
«Может, дед, правда, подкармливал больных? — подумал Володька. — И лаз отсюда, и миска с водой в углу. Раз он все по лесам бродит, мог и приручить кого. Особенно, если со щенков начинал…»
Володька представил, как сталкивается в тесном лазу со свирепым волчарой, и его передернуло, а по спине словно мурашки пробежали.
Да, был бы номер!
Повезло ему.
Однако прирученные волки это одно, а клепать на его деда, считая его оборотнем, — совсем другое. Володька еще раз обдумал сказанное и развернулся к Пашке:
— Это все?!
— Еще бабка легенду рассказывала, — неохотно признался Пашка.
— Какую?
— Старинную. Будто бы еще от своей бабушки моя в детстве слышала.
— Ну?
— Что ты все «ну», да «ну»?! Блин! Да не умею я!
— Слушай, а давай мы твою бабулю попросим. Пусть она и мне расскажет!
— С ума сошел! — испугался Пашка. — Забыл? Я же слово давал! Нет, уж лучше сам…
Пашка смешно повздыхал. Поморщил свой в десятый раз за лето облупившийся нос. Взлохматил рыжеватые волосы и наконец с бесконечными запинками начал:
— Э-э… В старину, бабка говорит, каждый род на Руси своим предком какого-нибудь зверя считал. Ну, медведя там, лисицу, змею… Хрен его знает, кого еще! А те, кто в этих лесах жили, так волка. И будто находились умельцы, что перекидывались. Те, в кого дух предка вселялся. Они вождями становились. — Пашка поморщил лоб, припоминая. — Потом христианство сюда пришло и об этом забывать стали. Только легенды остались. Мол, кто из народа что-то эдакое в себе сохранил, — и не спрашивай меня: я не знаю что именно! — тот и сейчас это сможет. Ну, перекинуться! Только не сам по себе. А после того, как волчьи ягоды поест. Знаешь, такие красные. Их везде полно. Яд чистый!
Володька завороженно слушал. Даже рот открыл. Пашка задумчиво пробормотал:
— И вроде, еще до революции твой дед какого-то местного воротилу пришиб. Учти, это легенда! Тот, бабка сказала, над его женой… э-э… как бы это…
— Надругался, что ли? — угрюмо подсказал Володька.
— Ну да. Только бабка моя говорила: ссильничал. А твой дед и разозлился. Ужас как разозлился! Голыми руками шею этому мужику свернул. И при свидетелях. Вранье, конечно…
— Ты дальше давай!
— Ну вот. Он его убил, а сам убежал. В леса. Так за ним настоящая охота началась! Полиции, собак нагнали, не счесть. Прямо по следам шли. И в болоте каком-то твоего деда заперли. Окружили так плотно, мышь не проскочит!
Володька, совершенно забыв, что речь идет якобы о родном деде, сочувственно воскликнул:
— Да что ты все резину тянешь? Дальше что?
— Дальше-то как раз легенда и начинается, — хмыкнул Пашка. — Брехня, то есть. Дед твой, ну, тогда-то он еще дедом не был! Совсем молодой мужик, сам понимаешь. Короче, он на кусты волчьей ягоды в том болоте наткнулся. И были те ягоды особенными. Ни на что не похожими. Громадные! И будто не красные, как обычно, а с лиловым отливом. Мужик вспомнил вдруг сказки, что еще от своей бабки слышал, и взмолился…
Володька привстал от волнения. Вошедший в раж Пашка с подвыванием продолжил:
— Мол, если есть хоть слово правды в тех рассказах, то пусть волчья ягода и духи его предка-волка ему помогут. И если он не может из этих болот человеком уйти, то пусть уйдет волком. И съел целую горсть!
— А потом? — затаив дыхание, прошептал Володька.
Маруська, давно подобравшаяся к мальчикам почти вплотную, тоненьким голосочком отозвалась:
— Заснул человеком, а проснулся волком! И ушел от погони.
Пашка сердито посмотрел на пигалицу, испортившую ему финал, и бросил в ее сторону мелкий камушек:
— Брысь отсюда, мелочь пузатая!
Обернулся к другу и подтвердил:
— Ну да, тем легенда и кончается.
— Так он к своей жене не вернулся?
— Мы тоже об этом бабку спрашивали!
— И что она говорит?
— Сказала — возвращался. Ночами. Приходил волком и уходил волком. Будто бы прямо из леса к ним в избу потайной ход вел. Никто волка у той избы не видел, как ни следили. А в доме он человеком перекидывался. У его жены после этого еще трое сыновей народилось…
— От волка?!
— Дурак! От оборотня!
— Хочешь сказать: мой прадед — а он самый младший! — уже от оборотня родился?! Ах ты…
