— Ну вот, — сказала наконец Рене, улыбаясь во весь рот, пока он возвращался с небес на землю. — Пока что завтрак принесли только мне.

Отто расхохотался, затащил ее на себя и перекатился по кровати вместе с ней:

— Не думай, что я забыл о том, что ты мне обещала. Я не забыл.

— Я тоже, — она блаженно зажмурилась и прижалась щекой к его груди. Его сердце билось ритмично и ровно — тук-тук, тук-тук, ей так нравилось его слушать.

Они могли бы весь день не вылезать из постели, но уже надо было вставать, и очень быстро. Все же Отто напоследок задрал пижаму Рене и начал ласкать ее грудь. А потом отпустил ее и быстро вылез из кровати. Теперь он на несколько часов должен забыть о ее красоте и о ней вообще — ему предстояло важное дело. Но все же…

— Сегодня ты едешь со мной.

— Отто! — испугалась она. — Нет. Все будут на меня пялиться.

— Никто на тебя пялиться не будет. Это первый этап сезона, всем будет не до тебя. И потом, моя девушка должна ждать меня на финише. Это нормально, так принято.

— Ну да… Может, мне надеть фальшивую бороду, чтобы меня никто не узнал раньше времени? — уныло поинтересовалась девушка, которую все же безумно пугала перспектива оказаться лицом к лицу с любопытной, жадной до сенсаций толпой без поддержки Отто.

— Ни в коем случае. Меня еще примут за голубого.

Она хмыкнула:

— Тогда давай я надену паранджу.

— Надень лучше свою страшную мешковатую куртку, чтобы не отвлекать меня от дела. — Отто по дороге в душ спросил через плечо: — Хочешь, Макс за тобой приглядит, чтобы тебе не было скучно?

Рене была благодарна за то, что он не сказал «чтобы тебе не было страшно».

— Да, определенно. А зачем ты хочешь, чтобы я ехала? Ведь будут в прямом эфире показывать?

— Мне надо помнить о ставке, — сказал Отто.

Когда Макс появилась на зрительской трибуне на финише под ручку с Рене, Артур надул губы и отвернулся. Он таки не попал в стартовый список — в последнюю минуту Кромм, который ранее не планировал стартовать сегодня из-за простуды, все же передумал, и Браун уже не попадал в квоту^[1].

Он был и так чертовски зол, а тут еще Рене, чье присутствие в постели Ромингера, прямо скажем, беспрецедентно затянулось.

— Арти, ты опять ведешь себя, как балда, — ласково проворковала Макс. — Рене, не обращай на него внимание. Он просто злится, что его не взяли в основной состав.

Артур промолчал, вздернув нос. Не о чем ему с ними обеими говорить, раз они такие. Рене скользнула на сиденье рядом с ним, взяла его под руку, прижалась к нему, подластилась:

— Не дуйся, Арти. Пожалуйста. Ты мне очень нужен.

— С каких пор я тебе нужен? — не выдержал он. — Иди целуйся со своим Ромингером.

— Это само собой. Но ты же мой брат, и я тебя люблю. — Она потерлась лбом о его плечо. Раньше она никогда к нему не прикасалась — у нее не было такой привычки. Теперь же осмелела. — Не будь таким противным, Арти! Я ужасно волнуюсь.

— Да ну тебя, вертихвостка, — буркнул он, против воли начиная оттаивать. — Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Не скажу.

Рене не забывала о двух салфетках — в бежево-голубую и в бежево-зеленую клетку, которые лежали в кармане ее куртки. Ей самой было безумно интересно заглянуть и посмотреть, как да чего, и кто был более близок к истине — Отто или Ноэль, но она дала торжественное обещание не совать свой нос в эти салфетки раньше времени. Стартовала первая группа, и она грустно посмотрела на часы: сколько времени Отто придется торчать в стартовом городке, пока не придет его очередь выходить на старт?

Отто подсчитал — как минимум, полтора часа. Стартовый интервал для первой группы составляет 2 минуты, для остальных — полторы. И это в лучшем случае, если дело обойдется без сбитых флагов и без серьезных падений. Он стоял неподалеку от стартового домика и провожал взглядом мэтров — они стартовали, конечно, первыми. Все те же, кого упоминали тренера и аналитики, кто в том или ином порядке фигурировал в прогнозах более или менее сведущих людей — от тех же спортивных аналитиков, которые получали гонорары за свои мнения и до трепа под пивко на уровне пари, которое он заключил с Ноэлем.

На стартовой майке Отто стоял номер 54 — задворки третьей группы. Он со своим рейтингом не мог претендовать на более высокое место. В прошлом сезоне, пусть у него и был успех, но в скоростном спуске — там у него стартовый номер будет повыше. А тот же Ноэль в прошлом году уже красовался в основном составе и сейчас имел стартовый номер 25. Куда более высокий рейтинг и, как результат, вторая группа, и номер по жребию. Третью группу не удостоили даже такой чести, как жеребьевка — спортсмены стартовали в соответствии с рейтингом. В супер-джи Отто до сих пор шел по нулям, ну и стартовал одним из последних. Вообще-то, он должен был попасть в основной состав еще в прошлом году, но в октябре, незадолго до начала сезона, вляпался в серьезные неприятности, и Брум придержал процесс — побоялся скандала. Как результат — только один старт в этой дисциплине, к тому же закончившийся сходом с трассы. И номер 54 из 61. Кругом отнюдь не сливки классификации ФИС — такой же новичок Тони, еще один парнишка-австриец, только-только вылупившийся из юниоров, и полно ребят, которые давно в КМ, но еще не смогли пробиться выше. И, вполне вероятно, многие из них не смогут. Чехи, болгары, югославы, один неудачливый финн, вернувшийся после двухгодовалого перерыва из-за серьезной травмы, и парни из все тех же традиционно горнолыжных стран, которые просто не добились высоких результатов. Вот они все — снаряжение попроще, обмундирование подешевле, доходы поменьше, ну и перспективы минимальные. В феврале чемпионат мира — они туда не поедут. А он, Отто Ромингер, очень постарается к февралю продвинуться в рейтинге вверх настолько, что сможет запросто отобраться в квоту. А для ЧМ квота — не как для обычного этапа, а всего пять человек от страны. Это значит, что ему придется подвинуть кого-то из звезд, потому что на данный момент швейцарская сборная состояла практически только из них.

Отто был рад, что сегодня Регерс завис с ними на старте. Если честно, он здорово нервничал, а Тони почти что тошнило от волнения, и присутствие пусть брюзгливого и грубого, но все же знакомого и хорошего человека как-то успокаивало. Тони стартует на два номера раньше Отто, и Герхардт поедет вниз на подъемнике чуть раньше, чтобы успеть быть на стадионе к моменту финиша обоих. Как обычно в день старта, Отто не курил — ни одной сигареты с утра. Никто вокруг не курил, но и мало кто нервничал. Чего им, подумал Отто, они как начали сезон в пятой десятке, так и закончат. А он сам метил намного выше — поэтому просто вибрировал от напряжения. Да, он знал, что ближе к старту нервозность и стресс уступят место холодной решимости и спокойной сосредоточенности, что все его силы и ресурсы придут в состояние полной мобилизации, что его железный самоконтроль включится и не допустит, чтобы в дело вмешались ненужные эмоции и страхи. Но пока момент не настал, и он был почти на грани нервного срыва. К тому же, наверху было ветрено, и они успели здорово замерзнуть, несмотря на теплые куртки, надетые поверх тонких стартовых комбинезонов.

— Разминаемся, — буркнул Герхардт. Отто решил переставить свои лыжи подальше, чтобы они не мешали во время разминки. Пара тяжеленных двухметровых россиньолов с кантами из легированной стали выскользнула из его затянутой в толстую перчатку руки, и с грохотом и металлическим скрежетом обрушилась на обледеневшую площадку.

— Твою мать, бестолочь! — заорал Регерс, который тоже не мог побороть волнение и от неожиданного, резкого шума сорвался. — Возьми себя в руки, придурок!

Отто сумел сдержаться и не заорать в ответ. Он молча поднял лыжи и перенес их куда хотел, и там уже, от греха подальше, положил их на снег. Он не хуже прочих знал, что это одна из самых паршивых горнолыжных примет — уронить лыжи перед стартом. Но он не верил в приметы.

Рене по пути в Зельден спросила его про приметы, и правда ли, что спортсмены в день старта не бреются. Именно про эту примету ей рассказывал Артур. Якобы многие спортсмены начинают сезон с щетиной — на удачу. Отто признал, что да, есть такая байка, и некоторые в нее верят, но только не он. Вот он всегда бреется каждый день, и точка. Тогда Рене спросила — он вообще ни в одну примету не верит? Он сказал, что ни в одну. И смеха ради рассказал еще одну байку, про то, что якобы над дверью кабинета Альберта Эйнштейна висела подкова, на удачу, и его спросили, неужели он в это верит? Эйнштейн сказал, что не верит, но подкова помогает даже тем, кто в нее не верит. На это Рене отпарировала: «Не Эйнштейн, а Нильс Бор!» Черт, он в жизни еще не спал с такой начитанной девчонкой.