— Хочу, чтоб ты стал злым псом, а ты, названая матушка, прекрасной розой на моей шляпе.

Так оно и случилось.

Превратился советник в злющего пса, а жена его — в прекрасную розу. И так эта роза шляпу графского сына украсила! Пожелал он в тот же миг:

— Хочу в отцовском замке очутиться!

И вот он со своим псом уже у ворот замка стоит. Отвели его к графу, и попросился мальчик к нему в ловчие.

— Хоть ты ростом не вышел,— говорит ему граф,— но я тебя в ловчие возьму, если ты стрелять умеешь. Пойди в лес и принеси зайца.

Дал граф мальчику ружьё, пошёл тот в лес и стал зайца искать. Ищет-ищет, а зайца нет как нет. Вспомнил тогда графский сын, что стоит ему желание загадать — оно тотчас же сбудется. И пожелал зайца увидеть. Глядь — в двадцати шагах от него заяц сидит! Подстрелил ловчий зайца, и с тех пор, бывало, граф на своего охотника не нарадуется. Добыл тот ему косулю, оленя, волка, медведя и всякой дичи без счёту, и каждый раз на охоту пёс с мальчиком ходил, добычу подбирал. А на шляпе его всегда роза красовалась.

Гордился граф своим ловчим и решил однажды перед соседями его добычей похвастать. Созвал он всю округу на охоту: пусть соседи полюбуются, какой у него ловчий — умелый да удачливый! Пока все вместе одного оленя травили, мальчик дюжину лесных зверей да птиц добыл. Гости только диву давались.

Устроил граф пир и ловчего к столу пригласил. Тот сперва не хотел идти. Но обещал граф любое его желание выполнить, коли он за стол с гостями сядет. Тогда мальчик и говорит:

— Пусть женщину, которая на псарне живёт, тоже к столу пригласят.

Разгневался граф, да ничего не поделаешь. Дал слово — держись! Велел он графиню с псарни в замок привести, в красивое платье одеть. Села она за стол, а ловчий с ней рядом сидит и ласково на неё смотрит.

После первого блюда начали гости каждый свою историю рассказывать. И захотелось им про ловчего узнать: кто он, откуда родом.

Не заставил мальчик себя дважды просить, всё гостям поведал: и как советник слова доброго волшебника подслушал, и как граф во всём графиню обвинил да на псарню сослал.

— Сын мой! — закричала графиня.

А граф побледнел и спрашивает:

— Чем ты докажешь, что правду говоришь?

Подозвал ловчий своего пса и пожелал:

— Стань снова кем был, секретарь-советник!

Глядь — а он тут как тут! Бросился советник бежать, но догнали его и по приказу графа на псарню отвели. Пусть теперь злодей с собаками живёт!

Снял охотник розу со шляпы и говорит:

— Стань снова названой моей матушкой!

Глядь — и жена советника среди гостей сидит!

Обрадовался граф, что сын его жив, и покаялся в своей жестокости. Жену советника в замок взяли, и жила она при названом сыне до конца дней своих.

Ну, что ещё? Ах, вот что! Графский-то сын тут же на пиру шутки ради гвоздь в плотника превратил, а молоток — в кузнеца. Ну и я на том пиру был, так что хочется мне всем сказать:

— До чего же там весело было!

У богача крестьянина был большой выгон в горах, где летом его стадо паслось, и приходилось крестьянину нанимать работниц — коров доить, сыр варить, масло сбивать.

И было у крестьянина три дочери — Катль-Гордячка, Гретль-Лентяйка и Уршль — Добрая душа. Но вот однажды не захотели его работницы на выпас ходить.

Спустилась одна из них с гор и говорит хозяину:

— Не останусь я на выгоне, ноги моей там не будет. Ходишь, бродишь до полуночи, скотину ищешь, а найти не можешь. Ухожу от тебя!

С тем и другая работница с гор вернулась, за ней третья. Послал тогда крестьянин в горы сперва коровницу, потом служанку, под конец — повариху. Но все они с выгона сбежали.

Разгневался крестьянин и стал старшую дочку кликать:

— Катль! Катль!

— Чего ещё? — гордо спросила Катль и к отцу даже головы не повернула.

— На горный выгон в пастушки пойдёшь!

— Я? В пастушки пойду? Я — старшая твоя дочка?! — отвечает Катль.

— Тогда и дом в наследство не получишь, — пригрозил отец.

Делать нечего, пришлось ей идти.

— Ладно, пойду! — говорит. А сама думает: «Ничего, стану хозяйкой, никто меня никуда гонять не будет».

Взяла Катль из кладовки еду разную — сыр, масло, хлеб — и на выгон отправилась.

Два часа она в горы поднималась, а как пришла, уселась за стол в пастушеской хижине, платок расстелила и за сыр да за хлеб с маслом принялась. Когда же вечер настал и стемнело, стала она скотину прямо из окошка хижины звать!

— Коровки! Коровки! Идите сюда!

Но ни одна корова так и не показалась. Вышла тогда Катль из хижины, стала по выпасу бродить, скотину высматривать. Ходила же она, по своему обыкновению, задрав нос.

Шлёп! Споткнулась об камень, упала и увидала на мягкой земле несметное множество коровьих следов. Пошла Катль по этим следам; идёт и слышит, неподалёку кто-то стонет:

— Ох, горе мне, притомился я, умаялся, и некому мне помочь!

Вышел тут из лесу человечек — скрюченный весь, беззубый, тощий, горбатый. Подошёл к Катль-Гордячке, протянул руку и говорит:

— Вот и девчоночка сюда пожаловала! Помоги мне, дай на твою руку опереться.

Увернулась от него Катль:

— Я тебе не служанка! Убирайся, откуда пришёл!

В тот же миг исчезла Катль с лица земли. Словно её и не бывало.

Ждал крестьянин старшую дочку неделю, ждал другую. Надоело ему дожидаться, и кликнул он среднюю дочку:

— Гретль! Гретль!

— Чего ещё? — лениво спросила Гретль.

— На горный выгон пойдёшь стадо караулить.

— Так ведь в горах Катль, а мне и здесь хорошо! — отвечает Гретль.

— Тогда и тебе дом в наследство не достанется,— пригрозил отец.

Делать нечего, пришлось ей идти.

— Ладно, пойду! — говорит. А сама думает: «Ничего, стану хозяйкой, отосплюсь вволю».

Взяла Гретль из кладовки каравай хлеба и на выгон отправилась. Каждую минутку она присаживалась — отдыхала, так что и четырёх часов не прошло, как девушка до хижины добралась. Пришла на выгон, на стог сена повалилась и отдыхает. До того умаялась! Отдыхала, пока солнце зашло.

Встала тогда Гретль, стала скотину высматривать и кричать:

— Коровки, коровки! Где вы?

Но ни одной коровы так и не увидела.

Идёт Гретль по выгону, а глаза у неё от лености сами собой закрываются.

Шлёп! Споткнулась об камень и грохнулась наземь. Открыла Гретль глаза, увидала коровьи следы и по этим следам отправилась. Идёт и слышит вдруг неподалёку стоны:

— Ох, горе мне, притомился я, умаялся, и некому мне помочь!

Вышел тут из лесу человечек — скрюченный весь, беззубый, тощий, горбатый. Подошёл к Гретль-Лентяйке, протянул руку и говорит:

— Вот и девчоночка сюда пожаловала! Помоги мне, дай на твою руку опереться.

Увернулась от него Гретль:

— Сама не меньше тебя умаялась. Убирайся, откуда пришёл!

В тот же миг исчезла и Гретль.

Ждал крестьянин среднюю дочку неделю, ждал другую, надоело ему дожидаться, и кликнул он младшую дочку:

— Уршль! Уршль!

— Чего тебе, батюшка? — ласково спросила Уршль.

— На горный выгон пойдёшь, дел там немало накопилось.

— Так ведь в горах и Катль, и Гретль. Но коли вам, батюшка, угодно, и я к ним на подмогу пойду.

Взяла она из кладовки ломоть хлеба, чуть маслом его помазала и пошла в горы. По отвесным скалам и то бегом взбиралась! Прыг-скок, гоп-топ, прыг-скок, гоп-топ! Часу не прошло, как Уршль уже в хижину на выгоне пришла. А грязи в хижине — по колено! Трава прямо на пороге растёт, пол весь чёрный! Срезала Уршль траву, пол и стены вымыла, выскребла. Так трудилась, что про ужин и не вспомнила.