— Не знаю, как и благодарить охранное воинство этого терминала, — с чувством проговорил Кир-Кор, пожимая руку майора. — Тебе спасибо, сержантам, полковнику…

— Не продолжай, Кирилл Всеволодович, экономь время. А то ведь не ровен час…

— Что, каждый час прощальный фугас?

Вместо ответа Кержавин повел плечом, словно ему там, под золотым капитанским погоном, что-то очень мешало.

— Н-да-а… — протянул Кир-Кор. — Расставание было коротким, но удивительно трогательным. Сентиментальным даже. — Он шагнул в тамбур и почти уткнулся носом в овальную белую дверь.

— Твоя безопасность нам дороже любой благодарности, — произнес офицер. — И нервы беречь надо.

— Чьи? — не оборачиваясь, осведомился Кир-Кор.

— Опять же твои, — ответил майор. — Наши уж и не беречь надо — лечить.

— Я знаю подходящее место, Диомид Афанасьевич.

— Н-ну… подскажи.

— Новастра. Эпидавр или Россошь.

— Предложение заманчивое, я подумаю. С Богом?.. — Офицер нажал кнопку спукшайнера синхронно с последней фразой: — Честь имею!

Ощутив спиной серию импульсов излучателя, Кир-Кор обронил:

— Да оросит тебя свет великой Ампары.

Чмокнула, затворяясь, тыльная дверь, зашипела пневматика. Местное «атмосферное» давление снизилось более чем на две трети, грудь высоко поднялась и опала — непроизвольно избавилась от излишка земного воздуха. С шипением вышел из пазов и отошел в сторону белый овал, в глаза хлынул ртутно-сиреневый ливень ультрафиолетового излучения… И тут же — ощутимый всплеск пульсаций синапсических систем: лювер узнал хозяина.

По причине слияния многочисленных отблесков на отполированных стенах цилиндр ангара изнутри казался просторным хрустальным залом. В середине зала с гиперболическим изяществом плавно расширялся кверху блескуче-хрустальный конус-менисковый корпус фазерета. Класс «лювер», модель «Озарис»… Верхнего конуса не было видно из-за нависшей над головой широченной муфты триофазового диска — «тарелки», как любят выражаться земляне.

Кир-Кор призывно помахал рукой — и там, где плавный изгиб зеркального корпуса соскальзывал с диска на конус, открылся вход в обиталь. При взгляде снизу розовато светящийся вход был забавно похож на разверстую пасть гиппопотама. Высоко. Но в условиях пониженной тяжести нырнуть в отверстие обитали не составит труда. Он прыгнул.

Шелковисто-скользкая внутренность трамы утешительно-нежно приняла несостоявшегося отпускника в свои объятия. Он быстро нащупал иннервационный контакт с основными ветвями обеих синапсий — сута и лювера — и мимолетно-привычным усилием мысли закрыл обиталь. Четкость зрительных ощущений удовлетворила его: круговая стена ангара выглядела теперь так, как и положено выглядеть металлической серебристо-белой стене, — исчез «хрустальный» мираж. Глухие стены тесного узилища…

Подготовка сознания к возбуждению мнемодинамического «моста» потребовала больше времени. Но, как только мнемодим возник в уме (словно бы сам собой), Кир-Кор немедленно вошел в контакт с оперативной памятью экстендерной автоматики. Автоматика подчинилась — выдала приказ сервоприводам открыть донные диафрагмы ангара.

Корпус лювера пронизала мелкая дрожь. «Маракас!» — мысленно выругался пилот. Он терпеть не мог, когда его фазерет — уникальный, можно сказать, инструмент общения с Вечностью — подвергался каким-либо механическим воздействиям атакующего или флаттерного характера, как-то: обстрелам, взрывам, ударам, грубой тряске, резким толчкам, а также средней и мелкой вибрации. Впрочем, секунду спустя это утратило актуальность: сервоприводы хотя и с грехом пополам, но сработали, дрожь угасла.

Последний толчок — и полная невесомость. Еще секунду-другую снизу вверх скользила перед глазами круговая стена ангара, затем промелькнули острые зубья двух поясов распахнутых в вакуум диафрагм.

Лювер выпал из ангарного чрева экстендера как горошина из стручка, и траектория сближения устремила его к центру запорошенного снегом мерзлого круглого озера с темными берегами… Так выглядит с высоты птичьего полета пампагнер — туманно-белесый шарик девятикилометрового диаметра. Не шарик, конечно, — сфероид. Точнее, «сфероид Дивойкова», по имени первооткрывателя Серых Дыр — необычайно редкостных природных образований с уникальными свойствами.

Кир-Кор пошевелился в мягких объятиях трамы, адаптируясь к прикосновениям мускульных бугорков этого сложноорганизованного квазиживого вещества. Затем скорректировал свое новое панорамное зрение и посмотрел на отплывающий терминал. Только что покинутый экстендер казался протянутым вслед фазерету щупальцем гигантского спрута, обросшим цилиндрическими бородавками ангаров. Голова спрута — стеклянистый балдж терминала — при таком ракурсе была плохо видна. Зато хорошо просматривался край ее великолепной короны: технические зубцы и башенки сверкали на солнце искристыми бриллиантами. Радиально раскинутые щупальца блистательного «осьминога» парили над северным полюсом Серой Дыры, пожелавшей прикинуться поверхностью мерзлого озера.

По левую сторону от пампагнера на фоне звездного океана курчавилась завитками циклонов голубоглазая блондинка Земля. Справа столь же обширную часть пространства закрывал собой темный щит Луны, украшенный кое-где пунктирами светящихся узоров столичных и поселковых иллюминариев. Фаза угрюмого новолуния… Верхнюю кромку лунного круга охватывал сияющий отраженным солнечным светом ужасно выщербленный узкий серп. Даже не серп еще, а просто приграничная зона лунного терминатора.

Чуть выше середины недоразвитого серпа слезился расплавленным золотом диск Солнца, жесткость его лучей была ослаблена ухищрениями субэлитарных систем фазерета.

Прощаясь с экипажем терминала, пилот дважды наклонил «Озарис» — влево и вправо.

На подлете лювера к зоне условного экватора пампагнера четче проступил силуэт «Триадура». «Жандарм Южного полюса» (так называли это сооружение сотрудники северополярного терминала) в плане представлял собой парящую над пампагнером трехлучевую звезду с круглым сатурнообразным балджем посредине. Но в профиль, да еще если смотреть на него против Солнца, южнополярный «жандарм» напоминал великана, вылезшего из-за линии горизонта и распростершего над окраиной мерзлого озера непропорционально тонкие руки с зажатыми в них гантелями. Вид одновременно забавный и грозный. «И не очень приятный», — подвел Кир-Кор итог зрительным впечатлениям. Он знал, что каждая из «гантелей» — это оснащенная боевыми средствами оперативно-тактического перехвата двухбашенная батарея. «Способная уничтожить любые атакующие объекты», — всплыла в памяти фраза майора. «Кроме собственных», — подсказал внутренний голос. Обведенные сверху ослепительно светлыми контурами боевые башни выглядели зловеще. Как боевые слоны.

Посадка на псевдоповерхность пампагнера была неосязаемо мягкой — пушинка села на неподвижную, подкрашенную молоком тусклую воду. Продолжая разглядывать «Триадур», Кир-Кор определил момент посадки через ощущение легкого покалывания вдоль позвоночника — это энергетический потенциал фазерета соприкоснулся с приграничным потенциалом Серой Дыры. Ощущение, впрочем, быстро прошло. Автоматически запустился в режиме холостого хода батод — что немедленно отозвалось кратковременным покалыванием и зудом в ступнях. Затем Кир-Кор вынужден был минуту терпеть разноцветное мелькание в глазах: фейерверки красных искр сменялись фейерверками зеленых, синих, белых и золотых. Это синапсические системы лювера и сута проверяли перед стартом функциональную готовность друг друга.

Теней на псевдоповерхности Серой Дыры не было никаких. Даже от лювера не было. И вообще корпус лювера на пампагнере выглядел странно. Погруженный по ребро диска в белесую мглу, фазерет представляется стороннему наблюдателю зеркальным шлейфом одежды эфирного призрака, бредущего по колено в тумане. Сейчас Кир-Кор мог считать себя сторонним наблюдателем, потому как до начала предстартового общения с «Триадуром» делать было решительно нечего.