— Мне известно, что видите вы, — возразила она. — Вы видите ирландскую женщину, чьи земли и дом намереваетесь завоевать для Кромвеля.

Он поморщился. — Я вижу женщину. Страстную, желанную женщину. Я не могу назвать ее ни красивой, ни миловидной, ни хорошенькой.

Кэтлин ненавидела себя за то разочарование, которое охватило ее при этих словах.

— А я и не прошу вас делать это.

— Ты не поддаешься описанию словами, — он притянул ее к себе. Кэтлин почувствовала его гладкую кожу, нагретую огнем, выпуклости мышц, окружающих и защищающих ее. Она испытала странное ощущение, похожее на дуновение теплого ветерка. Никто и никогда еще не защищал Кэтлин Макбрайд.

Пораженная до глубины души его прикосновениями, его близостью, она стояла, не двигаясь, до тех пор, пока его рот не коснулся ее губ. Она ощутила жгучую поверхность его губ, изгиб шеи и шелк его волос, струящихся сквозь ее пальцы.

Только тогда Кэтлин осознала, что прильнула к нему, предлагая себя с желанием, которое и смущало, и захватывало ее. Собравшись с силами, она уперлась в его плечи и оттолкнула.

— Вы зря тратите свое красноречие, — солгала она. Ее губы все еще были влажными и ощущали поцелуй, тело трепетало от чувственного желания и готово было сдаться. — Это дурно и позорно.

— Кэтлин, нет! — он снова взял ее за плечи. И снова от этого прикосновения огонь пробежал по ее телу. — Мужчины и женщины проводят всю жизнь в поисках того, что мы с тобой уже нашли, они мечтают почувствовать то, что мы испытываем друг к другу. Это счастье свалилось на нас как подарок судьбы, а ты говоришь, что это позорно. Нет, моя любовь, поблагодари всех ирландских святых, ибо это чудо.

Кэтлин отвернулась, обхватив себя руками. Он ошибается. Она хотела не его, а Алонсо. Алонсо был повелителем ее сердца. Она не уступит сладким объятиям врага и его лживым словам о судьбе и счастье.

— Будет большим чудом, если вы все-таки подкуете лошадь, — сказала она, снова поворачиваясь к нему лицом.

С вызовом приподняв брови, Хокинс натянул пару толстых кожаных перчаток и принялся за изготовление гвоздей. Он вытащил железную заготовку из огня и ударами молотка превратил в тонкий стержень. Отковав несколько гвоздей, бросил их в корыто с водой.

Кэтлин рассматривала его сквозь поднявшийся пар, который смягчил черты его лица и четкие контуры туловища. Отбрасываемые в свете огня тени метались по его блестящему от пота телу. Его волосы густой красноватой гривой обрамляли лицо и шею. Он напоминал образ, созданный ее мечтами, такой же теплый и трепещущий, как сияние солнца.

Он перестал работать и улыбнулся ей.

— О чем ты думаешь, когда так разглядываешь меня?

— Я думаю, мистер Хокинс, что в скором времени мне нужно что-нибудь предпринять в отношении вас.

— А! — он откинулся на скамью, положив ногу на ногу. — Насколько я понимаю, у тебя мало выбора. Ты не можешь отправить меня к Хаммерсмиту, потому что в таком случае я открою, что ты вождь Фианны. Ты также не можешь освободить меня, потому что не настолько доверяешь мне, чтобы быть уверенной, что я не продам с выгодой твои секреты.

— Верно, — согласилась она, — возможно, мне следует выдать тебя Логану.

— А вот это будет ошибкой. Во-первых, меня не прельщает перспектива выступать в роли приданого. Во-вторых, я находчивее Логана и постараюсь убежать.

— Вы же дали честное слово.

— Тебе, Кэт, — его рука в перчатке поднялась снова и убрала с ее лба завиток волос. — Только тебе. Меня связывает слово только потому, что я уважаю тебя.

— Вы хотите сказать, что не уважаете Логана Рафферти?

— Нет. А ты уважаешь его?

— Он ирландский лорд и по своему положению стоит выше меня, поэтому я подчиняюсь ему.

— Это не ответ на вопрос.

Она колебалась. Логан высокомерен и самонадеян, но он был ее зятем, в которого без ума влюблена Мэгин.

— Да, — сказала она мягко. — Я уважаю его.

— Тогда почему ты не расскажешь ему о Фианне?

— Уверена, вы сами знаете, мистер Хокинс.

— Я бы предпочел услышать ответ.

— У Логана свое собственное мнение по поводу того, как вести себя с англичанами, и оно отличается от моего. Успехи Фианны наносят удар его гордости. Если бы он узнал, что в этом замешана я, он постарался бы положить конец нашим действиям.

— Как вам удается скрыть это от него?

— Таким же способом, как и от остальных. Наши набеги мгновенны, как ночной шторм, и не оставляют следов. Логан уверен, что это работа изгнанных из Коннота солдат. У него нет причин расспрашивать о Фианне у меня.

Весли медленно, палец за пальцем, стянул перчатки. — А ты не боишься, что Мэгин расскажет ему?

Она улыбнулась. — В настоящий момент Мэгин не протянет ему веревку, даже если он будет тонуть. А вы относитесь к моей сестре, подобно большинству мужчин, как к красивому украшению, не более глубокому, чем тарелка для супа. Я знаю ее лучше. Мэгин представитель Макбрайдов и предана мне.

Весли взял тунику и через голову стал натягивать ее на себя.

Кэтлин облегченно вздохнула, потому что его обнаженный вид не давал сосредоточиться и мог поколебать ее решительность.

— Тогда выбор сводится к двум вариантам, — приглушенным натянутой на голову туникой голосом заключил он.

— К каким же, мистер Хокинс?

Его голова наконец-таки протиснулась через ворот, взъерошив волосы. Какой прекрасный представитель мужского рода! Не в первый уже раз Кэтлин пожалела, что его симпатии были на стороне Кромвеля, а не ирландцев.

— Ты можешь или убить меня, или выйти за меня замуж, — заявил он.

Его предложение, как удар, обрушилось на нее, и она отшатнулась.

—Нет!

Он наклонился и начал вылавливать гвозди из корыта.

— Нет какому варианту?

— Обоим. Я никогда хладнокровно не убью вас и никогда не выйду замуж за англичанина.

— Меня устраивает первое, но ты должна объяснить второе. Почему ты не выйдешь замуж за меня?

Она безудержно начала краснеть.

— Я никогда не выйду замуж за человека, чьей целью является порабощение Ирландии; за человека, который знает, что я буду до конца жизни бороться за освобождение своего народа. Кроме того, будучи прирожденным англичанином, вы являетесь в какой-то мере преступником и человеком вне закона.

В его глазах сверкнул опасный огонь, но он исчез так быстро, что она затруднилась бы определить, что это было.

— За какого же человека ты можешь, в таком случае, выйти замуж? — спросил Хокинс.

Прислонившись к каменной стене кузницы, она закрыла глаза.

Благородный испанец, темный и прекрасный, как песнь в ночи. Человек, который хранит веру в своем сердце. Человек, который вознес ее на пьедестал и поклонялся ей. Человек, который разделил с ней желание освободить ее народ.

Кэтлин открыла глаза. Хокинс смотрел на нее с такой тоской, что у нее сжалось сердце.

— О, Боже, — простонал он.

— А что теперь, мистер Хокинс?

— Я заложил бы свою душу за то, чтобы быть тем человеком, воспоминание о котором придает твоему лицу такое выражение, Кэтлин Макбрайд.

— Это слишком высокая цена, мистер Хокинс.

— Но, тем не менее, это бесполезно. Ты околдована каким-то героем, с которым не сможет соперничать ни один смертный. Мужчины, о котором ты мечтаешь, не существует.

«Существует, — подумала она с тоской. — Он существует».

— Давайте вернемся к работе, мистер Хокинс, — с этими словами она вышла из кузницы.

Не надо было так беспокоиться о его умении обращаться с лошадью. Горячая подкова легла на копыто. Поднялось маленькое облачко голубого дыма, не причинив лошади ни боли, ни беспокойства. Хокинс прибил подкову несколькими быстрыми, уверенными ударами, затем охладил ее водой.

Несколько минут спустя она уже вела жеребца через двор.

— Собираюсь прокатиться, — сказала Кэтлин.

— Разреши мне поехать с тобой.

Ах, ей так хотелось бы этого. Им было так хорошо вместе. Такая неподходящая пара враги, ведущие беседу как старые друзья.