— Почему?

— Потому что в каждом моем слове была правда. A вот и Инишбофин, — добавил он, показывая на мерцающие вдали огни.

Пять часов спустя, в самое темное время ночи, Кэтлин проснулась от того, что судно, стоящее на якоре в каменистой бухточке Инишбофина, резко накренилось. Две тени поднялись на лодку и двинулись к ней. В неясном свете мелькнули два круглых шлема.

Она задохнулась и подняла связанные руки, приготовившись драться с солдатами до последнего дыхания. Один из круглоголовых сдернул шлем. Лунный свет осветил шевелюру черных вьющихся волос. Знакомый голос прошептал:

— Тише, милая, это мы — отец Тулли и наш добрый мистер Хокинс.

Пять часов спустя, когда над скалистым побережьем занимался рассвет, в поле зрения появился английский фрегат.

— Документы вроде бы в порядке, мистер Хокинс, — сказал Тейт, английский капитан. — Тем не менее, ваш рассказ очень необычный, из ряда вон выходящий, и я вынужден держать вас под стражей до прибытия в Голуэй.

Из обилия секретных документов, спрятанных в его толстом ремне, Хокинс вытащил еще одну бумагу. Таким образом, Кэтлин увидела, как он представил инструкции Титуса Хаммерсмита и паспорт, подписанный собственноручно Оливером Кромвелем.

Кэтлин похолодела от гнева. Сейчас она была более, чем когда-либо уверена, что Хокинс был не просто солдатом армии круглоголовых. Увидев выражение ее лица, отец Тулли сжал ей руку.

Тейт скрупулезно изучил паспорт, беззвучно шевеля губами во время чтения. Узкая острая бородка придавала его лицу неприятное выражение.

— Здесь говорится, что вы специальный агент протектора.

Хокинс хотел посмотреть на Кэтлин, но запретил себе делать это.

— Именно об этом там говорится.

— Не хотите ли вы уточнить, мистер Хокинс?

— Нет, благодарю вас.

У Кэтлин внезапно перехватило дыхание, как будто невидимая рука сжала ей горло. Специальный агент протектора! Специальный агент… или секретное оружие.

— Боже мой, какая я дура, — прошептала она на ирландском отцу Тулли. — Я знала об этом, но не могла даже представить себе.

— Что ты имеешь в виду?

Она рассказала ему о письме, которое месяц назад Курран украл в Голуэе.

— В письме упоминалось о Хокинсе, — заключила она. — Не по имени, конечно, но я должна была догадаться, когда он в первый раз появился в Клонмуре, — недовольная собой, она зажала рот кулаком, чтобы избавить отца Тулли от рвущихся из нее проклятий.

Подозрение мелькало в невыразительных глазах Тейта, когда он читал и перечитывал бумагу. Казалось, он разрывается между желанием выбить правду из Хокинса и снискать расположение у одного из знакомых Оливера Кромвеля.

Кэтлин хотела бы, чтобы произошло первое.

— Должен сказать, что не совсем обычное явление — находиться в компании ирландской девки и папистского пастора.

Один уголок рта Хокинса прогнулся в опасной полуулыбке. Он окинул Тейта колючим взглядом.

— Поверьте мне, капитан, я бывал и в худшей компании.

Мужчины скрестили взгляды, наконец Весли выдохнул: — Женщина устала, капитан. Уверен, вы не захотите, чтобы о вас говорили, что вы отказали в гостеприимстве особе женского пола, неважно, ирландка она или нет.

Тейт кивнул головой младшему офицеру.

— Отведи их вниз.

Схватившись за руку отца Тулли, Кэтлин пошла за моряком на носовую часть палубы и спустилась по крутой лестнице в темную, сырую каюту, полную гниющих канатов и заплесневелого брезента. С презрительной миной на лице он сдвинул сверток старых парусов, чтобы освободить четыре маленьких кровати.

— Располагайтесь здесь, — он пнул большую медную посудину. — Используйте для рвоты… И других надобностей.

Когда он ушел, Кэтлин опустилась на деревянную кровать, которая была покрыта меньшим по размеру изношенным тюфяком. Она уронила голову на руки.

— Отец Тулли, простите меня. Всю эту кашу заварила я.

Он сел возле и похлопал ее по колену сильной большой рукой.

— Глупости, дочь моя. В Ирландии не осталось никого, кто мог бы оказать сопротивление англичанам. И все наши воины: великий ОДоннел, Махони и Комерфорд, ОКэрролы и Крофтоны, все изгнаны с наших берегов. Ты боролась с англичанами, сколько могла.

— И я бы продолжала бороться, если бы не оказалась настолько глупа, чтобы довериться англичанину.

— Нет, Кэтлин. Сопротивляться круглоголовым это все равно, что бросать камни на луну. Расскажи мне все, что произошло в Клонмуре. Как поживает твой отец?

Она безрадостно засмеялась. — Даида отправился на поиски священников Ирландии.

— Да? Он еще не нашел Инишбофин.

— Скорее всего, он ушел не дальше какой-нибудь хижины в горах и попивает самогон с пастухом. Я молюсь, чтобы он остался жив.

— Бог защищает детей и… — отец Тулли оборвал себя, но Кэтлин уже поняла.

—… и сумасшедших?

— Я не совсем это имел в виду, правда.

— Знаю. Прежде, чем уйти, он сложил с себя полномочия главы Макбрайдов.

Густые брови отца Тулли, обрамляющие небесно-голубого цвета глаза, поднялись в изумлении.

— А кто сейчас глава?

— Я была вместо него избрана главой Макбрайдов.

Священник присвистнул. — Слава всем святым на небесах. Ты, действительно, всегда была ею. Это нормально.

Ободренная его поддержкой, она почувствовала необходимость высказаться. Слова полились из нее, как вырвавшийся из-под крышки пар. Она рассказала отцу Тулли о проблемах между Логаном и Мэгин, о том, как она почти уладила конфликт, если бы этому не помешал отец.

— Он поджарил последнего вола, говоришь?

— Да, — она уже не чувствовала гнева, лишь только беспомощное разочарование.

— Даида смотрит на Клонмур из прошлого. Он помнит, как все было в дни его молодости, когда англичане были далеко, и Клонмур процветал.

Кэтлин глубоко вздохнула, понизила голос и продолжала на ирландском. Она поведала ему о первой встрече с Хокинсом, о том, как он обманул ее, и о своей наивности, когда она с благословениями отправила его в путь, в деталях рассказала о набегах, захвате продовольствия у Хам-мерсмита и пленении Хокинса.

— Мне надо было отдать его Логану. Но он раскрыл бы мое участие в Фианне. По той же причине я не могла отправить его назад к круглоголовым, — она заломила руки. Хокинс, возможно, рассказывает об этом сейчас. Фианна исчезнет, а всех ее друзей накажут.

— Придет день, — сказал священник, — когда негодяй будет подвержен суду и быстрой казни.

Она покачала головой.

— Этого я тоже сделать не могу.

— Потому что у тебя доброе сердце.

— Но посмотри, куда оно привело меня. Пленница на английском корабле. Нет сомнения, что Хокинс хочет притащить меня к Хаммерсмиту, и у него не заговорит совесть, когда он станет вешать меня.

— Не суди Хокинса так строго, — сказал священник. — Возможно, он хочет помочь тебе способом, о котором ты не подозреваешь.

Кэтлин удивленно посмотрела на пастора. Он улыбнулся.

— Этот человек — католик. Он сказал мне об этом во время освобождения меня из Инишбофина и признался, что это не его призвание. Но, тем не менее, я не буду осуждать его, пока не выясню, что он из себя представляет.

Кэтлин обвела рукой их стесненное жилище.

— Можно ли ожидать от него чего-нибудь хорошего?

— Время покажет, Кэтлин.

— Это хитрая лиса, — вздохнула она. — Он скажет, что угодно, только чтобы завоевать ваше доверие.

— Я боюсь хитрости намного меньше, чем открытой жестокости. — Отец Тулли потер шишку на носу.

Вдруг до нее дошло. — С вами плохо обращались в Инишбофине!

— Всемогущий Бог не подвергнет человека большим испытаниям, чем тот может вынести, Кэтлин.

Она внимательно осмотрела его, ища признаки повреждений. Он был изможден.

— С вами все в порядке, отец? Он кивнул.

— Да. Англичане не могут понять, что они закалили ирландцев против лишений и жестокости. Они думали, что сажают нас на голодный паек, выделяя на день столько хлеба, сколько многие из нас имели за неделю.