— Ну так что? — весело повторил Райан. — Надеюсь, не мне одному отдуваться придется?

Он посмотрел на Зигмунда, но тот, поколебавшись, все-таки качнул головой:

— Я и так сегодня слишком уж разгулялся. Извини, Райан. После кувшина вина меня и с обычного шаашира унесет, лучше поберегусь…

Вопросительный взгляд голубых глаз адепта Рексфорда переместился на Азата. Алмарец вздохнул:

— Если б мы отсюда сразу по домам разъехались — это одно. А так до веселого дома может и не дойти, расслаблюсь по полной и амба! Случалось уже. А я в «Золотой хризантеме» еще ни разу не был.

Сын магистра щита с легкой досадой раздул ноздри.

— Никогда не думал, что это скажу, — пробормотал он, по примеру Нейла откидываясь на подушки, — но, демон меня раздери, где Фаиз, когда он так нужен?.. Ладно, праведники, дышите мятой. Мне же больше достанется.

Нейл покосился на него осуждающе, но ничего не сказал. В конечном итоге, чем себя травить — личное дело каждого. Одно непонятно, почему большинство людей не в состоянии наслаждаться моментом на трезвую голову? Хмельное, дурман, да много ли там на самом деле разницы? Как ты яд ни назови, безвредней он не станет.

Он, все еще хмурясь, поднял голову и обвел взглядом залу. Света в ней было мало, однако гостей более чем достаточно. Почти каждый столик был уже занят, а главные двери все продолжали беззвучно распахиваться и вновь смыкаться за спинами новых страждущих. Молодежи среди посетителей «Парчи» было немного, а уж адептов, кроме них четверых, не наблюдалось вовсе. Нейл вспомнил про свой балахон и мысленно подосадовал на то, что не догадался надеть под него, по примеру того же Азата, какой-нибудь приличный камзол. Да только что уж теперь… Нейл тихо вздохнул и, почувствовав мягкий тычок в плечо, повернул голову.

— Ну, не дуйся, дружище! — примирительно сказал Райан. — Знаю я, что ты это дело не жалуешь, так ведь от одной колбы много вреда не будет. А того, чем всерьез себе здоровье угробить можно, в этаких местах не подают, уж будь уверен. Один шаашир, для настроения — и всё! Обещаю.

Он обезоруживающе улыбнулся. Нейл, фыркнув, махнул на него рукой. Сердиться на Райана Рексфорда дольше минуты у него никогда не получалось.

Вернулся слуга с широким серебряным подносом, в центре которого возвышались пузатый шаашир на четыре трубки и хрустальный графин с лимонной водой.

— Щербет будет сию минуту, — водружая шаашир на стол и разливая по бокалам воду, пообещал он. — Четыре порции, верно?.. А что насчет закусок? У нас есть все на самый изысканный вкус. Острое, пряное, сладкое…

— Несите всего понемногу, — подумав, велел принявший на себя роль распорядителя праздника Райан. — Мы за разнообразие! Уверен, ваши повара найдут чем нас удивить. И вот еще что, любезный…

Он поманил прислужника пальцем. Тот наклонился поближе, Рексфорд шепнул ему на ухо несколько слов, дождался уверенного кивка и вновь откинулся на подушки.

— Заказ будет готов через несколько минут, — вновь поклонился подавальщик. — Прошу, располагайтесь, господа, и приятного вам вечера.

Он, прижав к боку поднос, отошел. Друзья разобрали курительные трубки и развалились на парчовых подушках. Вскоре принесли освежающий гранатовый щербет, которой и впрямь оказался на диво хорош, за ним последовало грандиозных размеров золоченое блюдо с таким количеством разнообразных закусок, что у молодых людей разбежались глаза, а следом Райану подали маленький ручной шаашир с молочно-голубой смесью. Рексфорд втянул в себя сладкий, с легкой травяной горчинкой дым, одобрительно причмокнул губами и, устроившись со всем удобством, посмотрел на товарищей. Те, уже немного пообвыкшись, угощались закусками, запивая их лимонной водой, и с любопытством поглядывали по сторонам. Райан последовал их примеру, качнул головой и выпустил вверх столбик голубоватого дыма.

— Даже не представляю, Азат, как тебе удалось нас сюда протащить, — сказал он. — Судя по всему, тут и золото не большой помощник! Или тебе посчастливилось вызнать самую страшную тайну начальника охраны?..

Адепт ан Нахир рассмеялся.

— Если она у него и есть, я буду последним, кто об этом узнает, — отозвался алмарец. — Тут все просто, Райан. Глава охраны — друг старого боевого товарища моего дяди. Я, конечно, просить не люблю, но уж один-то раз не рассыплюсь…

— А два? — оживился сын магистра щита. Азат, потянувшись за миндальной пастилой, с сожалением вздохнул:

— Вряд ли. Дядя тоже просить не любит. Во всяком случае, не сейчас, разве только в следующем году. Но обещать не могу, сам понимаешь.

— Жаль, — протянул Райан. Потом снова приник губами к мундштуку, втянул в себя пар и, подумав, добавил:- Хотя чаще, чем раз в год, здесь гулять никакого кошелька не хватит, а отец от моих счетов из Бар-Шаббы и так не в большом восторге… Кстати, нам обещали какое-то «представление» — обрисуй хоть в общих чертах, к чему готовиться?

Он кивнул в самый центр зала, на высокую круглую сцену, облицованную красным деревом и до поры наполовину скрытую, как балдахином, плотными складками пурпурно-золотой парчи. Азат, взглянув в ту сторону, пожал плечами.

— Понятия не имею, — честно ответил он. — Мне не говорили, а раньше я тут не бывал… Скорее всего, танцы, но, верно, какие-то особенные. Вон сколько гостей собралось! А ведь сегодня всего лишь среда.

Рексфорд задумчиво кивнул. И взяв со столика свой бокал, поднял его кверху:

— Что ж, тогда не будем терять времени! Нейл, дружище, за тебя — и за твой праздник!

Именинник и остальные гости потянулись к бокалам с лимонной водой. И очень вовремя — едва отзвучали последние слова Рексфорда, едва все четверо успели сделать по глотку, как окружающий их полумрак стал медленно сгущаться. Мелодичное пение флейт тихо растворилось в воздухе, следом за ним сошел на нет ровный гул голосов, плывший по залу, аромат роз стал сильнее, а расшитый золотом парчовый балдахин над сценой вздрогнул и пополз кверху.

Даже если ты многое повидал в своей жизни, стоить помнить, что она всегда найдет, чем тебя удивить. До недавнего времени Нейлар эль Хаарт даже не слышал о танце под покрывалом и, увидев его воочию, вынужден был признать, что зрелище это незабываемое. Однако лишь теперь, завороженно глядя на ярко освещенную сцену «Парчи», он начинал понимать, что есть истинное волшебство Востока, а что — только его бледная тень…

По гладкому, как атлас, отполированному дереву сцены, как по краю золотого блюда, скользили такие же золотистые, почти невесомые тела танцовщиц — гибких, стремительных, словно отлитых из ртути, и вместе с тем пленительно-томных в каждом своем движении. Их было двенадцать — прекрасных юных созданий, окутанных прозрачной вуалью тончайшего шелка, алого и пурпурного, желтого и бирюзового, зеленого и оранжевого, ничем не расшитого, почти ничего не скрывавшего, дрожащего как на ветру. В ритме музыки, то медленно-тягучей, то лихорадочно ускоряющейся, словно в такт биению растревоженного сердца, вуали мешались между собой, перетекая из одного цвета в другой и складываясь в удивительный, постоянно меняющийся узор из живых картин: своенравные океанские волны, схлынув, уступали место волнующемуся травяному морю, над которым вспархивала к небу одинокая яркая пташка — вспархивала и, сложив трепещущие шелковые крылья, камнем падала вниз, в объятия летнего благоуханного луга, превращаясь в диковинный цветок, что тянулся сверкающими росой лепестками ввысь, к солнцу, а мгновение спустя уже вился багряно-красным смерчем осенней листвы на пустынной равнине… Да, танец танцу рознь. Но разве это танец? Нет, это дивный, сказочный сон, ожившая фантазия, ускользающее видение, которого нельзя коснуться и которое невозможно забыть!.. Затаив дыхание, Нейл следил, как струится в воздухе разноцветный шелк, меняются причудливые образы, летят по кругу времена года, и от переполняющего его восторга у него было тесно в груди. Такого он не видел никогда — и, еще даже не досмотрев, уже готов был отдать что угодно, только бы увидеть снова.