Ему как воздух нужен был кто-то, кто вместо пустых уговоров просто встал бы напротив и показал, как надо: в теории Нейл не нуждался, ему требовалась практика — и противник, который не стал бы его жалеть. Герцога эль Хаарта, увы, рядом не было, мэтр Моссден давно махнул на ученика рукой, а Райан заявил, что не собирается потворствовать «этой блажи». Оставался только один человек. И пусть Нейлу претил даже звук его голоса, пусть он не любил его и отчасти презирал, другого выхода у него не было: Фаиз ан Фарайя как боец на голову превосходил всех своих однокашников, всех тех, кто учился курсом старше и даже некоторых преподавателей. И уж что-что, а жалость ему была неведома. Нейл стиснул зубы, собрал волю в кулак и пришел к нему, нимало не сомневаясь, что ничего хорошего для себя не услышит, однако ан Фарайя, против всех ожиданий, даже не поднял его на смех. Он выслушал просьбу Нейла, помолчал и пожал плечами.

«Что ж, — сказал он, — почему бы и нет. По крайней мере, это будет забавно… А что же Рексфорд? Дал тебе от ворот поворот? Хотя, впрочем, неважно! Я согласен. Одного только не пойму, эль Хаарт, — ты же терпеть меня не можешь».

«Как и ты меня, — спокойно ответил Нейл. — А разве это препятствие?»

«Пожалуй, что нет, — с любопытством окинув взглядом его прямую, напряженную фигуру, согласился Фаиз. — По рукам. Завтрашний вечер у меня как раз свободен, а место в тренировочном зале нам, думаю, найдут, — он негромко хмыкнул. — Приходи к шести. Только имей в виду, эль Хаарт, я не Моссден. И сопли тебе вытирать не буду, а их, уж поверь, будет много… Хорошенько подумай, стоит ли оно того?»

Нейл и бровью не повел. В конечном итоге, ему именно это и было нужно, а на добросердечие Фаиза, ввиду его отсутствия, он изначально не рассчитывал. Поэтому только молча кивнул, соглашаясь.

Райан, узнав о том, кого товарищ по собственной воле взял себе в наставники, пришел в ярость. Он называл Нейла дураком, каких свет не видывал, упертым бараном и самоубийцей, заклинал его одуматься и даже пригрозил собственноручно запереть его в казарме, потому что Нейл, верно, «совсем рехнулся» — а он, Райан, не желает, чтобы из его друга «сделали отбивную котлету». Нейл выслушал эту гневную тираду с совершенно невозмутимым видом. Он уже все решил, сказал он, и Райан зря тратит время. Адепт Рексфорд, побушевав еще с полчаса и осознав, что так оно и есть, хлопнул дверью, а Зигги, молча наблюдавший за этой сценой, уже берясь за ручку двери, обернулся и печально покачал головой. «Райан прав, Нейл, — сказал он. — Ты не понимаешь, во что ты ввязываешься, и лучше бы тебе его послушать… Фаиз, он… Он, конечно, боец каких мало, да не в том дело! Не станет этот змей тебя учить — какой для него в том интерес? — он и сюда не учиться приехал. Я думал, ты это понял еще тогда, в том трактире, а ты… Ты не представляешь, что это за человек! У него нет ни чести, ни сострадания, и он втопчет тебя в землю, не испытывая никаких угрызений совести. Пока не поздно, откажись от своей затеи, ничем хорошим это не кончится!» Не дождавшись ответа, расстроенный адепт де Шелоу, вздыхая, убрался восвояси, а Нейл на следующий день явился в тренировочный зал, где его уже ждал ан Фарайя — и получил возможность на собственной шкуре прочувствовать, как Зигги с Райаном были правы.

Тогда его из зала вынесли — как выносили потом почти весь март. В себя Нейл приходил уже только в собственной постели, и каждый раз всерьез опасался, что встать с нее уже никогда не сможет. Фаиз был не просто безжалостен, он был жесток, и, увы, действительно являлся бойцом каких мало, тогда как его противник, по его же ехидным словам, дрался не лучше мешка с трухой. К большому сожалению Нейла, с этим было трудно поспорить… Да он и не спорил. Но трижды в неделю, еле переставляя ноги, упорно являлся к шести в тренировочный зал за новой порцией побоев и унижений — до тех пор, пока впервые не покинул эту арену осмысленного издевательства на своих двоих. И пусть далось ему это с величайшим трудом, он наконец воспрянул духом: начало положено, а уж дальше… Дальше, конечно, легче не стало. Но тело начало привыкать к боли, окрепло, закалилось и даже с горем пополам научилось уворачиваться от ударов, на которые ан Фарайя был неизменно щедр. Нейл научился не думать, а действовать — пусть пока только себе в защиту, но ведь когда-то у него не выходило и этого!.. Мэтр Моссден внутренне ужасался при виде своего ученика, на котором не было живого места, добросердечный Зигги едва не плакал, навещая друга после очередной тренировки с Фаизом, Райан, мрачный как грозовая туча, не уставал взывать к его разуму, однако и тот, и другой и третий в конце концов вынуждены были признать, что все это было не зря.

«Я понятия не имею, Кендал, чего твой сын хочет этим добиться, — писал мэтр Моссден герцогу эль Хаарту, с которым они когда-то вместе учились и по сей день сохранили добрые приятельские отношения. — И я порой не в силах смотреть, в каком состоянии он покидает зал, но прекратить я этого не могу, коли уж он сам того желает. Разумеется, если бы тот, кто взял над ним шефство, хоть единожды переступил черту, мы покончили бы с этим раз и навсегда, но адепт ан Фарайя, при всей его жесткости, похоже, никого калечить не намерен. А необъяснимое упорство Нейлара, пусть каждый раз он за него бывает бит, уже начинает давать свои плоды — его наставнику, увы, за месяц удалось сделать больше, чем мне — за три года, и я не удивлюсь, если твой сын все же получит место на боевом факультете. Я не знаю, отчего оно вдруг стало ему так желанно, я никогда не сомневался в том, что Нейлар пойдет по твоим стопам, и все же…» Герцог эль Хаарт, читая эти письма, полные искреннего удивления и тревоги, темнел лицом. Потому что, в отличие от Моссдена, понимал. Он всё понимал, и собственное бессилие раздирало его на части. Кендал любил сына, страшился его потерять — а его сын избрал худшую из всех возможных дорог. Война уже не маячила где-то за горизонтом, она притаилась у самого порога, и каждый, кто решит бросить ей вызов, отдаст свою дань, будь то убеленный сединами ветеран или едва оперившийся мальчишка с гневом в душе… Адепты боевых факультетов, равно как и кадеты всех военных школ, становились военнообязанными. И Нейлар, если он своего добьется, пополнит ряды этих пылких, несчастных детей! Кендал помнил, сколько их погибло на прошлой войне, и знал, что на этой погибнет не меньше, но что ему было делать? Он не смог увезти Нейлара, не смог найти нужных слов — и вот результат!.. С каждым письмом из Бар-Шаббы герцог эль Хаарт мрачнел все больше и больше, и даже когда пришел май, и ему удалось сорвать последний покров с багрового лика Дымки, настроения ему это не прибавило. А очередное послание от мэтра Моссдена, прибывшее двенадцатого мая, в первый день вынужденного отпуска, навязанного магистру алхимии буквально силой, привело Кендала в ужас.

Таких метаморфоз, писал мэтр, ему доселе наблюдать не приходилось. Кто бы мог подумать?.. Разумеется, успехи адепта эль Хаарта на ниве боевой магии всегда были очевидны, но это… Невиданное упорство в достижении цели! Впечатляющие результаты — особенно в сравнении с полным их отсутствием еще несколько недель назад! Он, Моссден, просто не узнает Нейлара, и, да простит его Кендал, до сих пор не может поверить собственным глазам — откуда что взялось?.. Конечно, мальчику еще учиться и учиться, защиту он освоил, но атака у него по сию пору хромает, однако… «Ты можешь гордиться своим сыном, Кендал, — в заключение писал вдохновленный мэтр, — он поистине совершил невозможное. И даже остался при этом в живых, что, зная драконовские методы адепта ан Фарайя, до сих пор не укладывается у меня в голове. Не знаю, что ему помогло, сила характера или ваша фамильная стойкость, но это не важно. Теперь уже нет никаких сомнений, что Нейлар получит свой средний балл и в следующем учебном году займет честно заслуженное место на боевом факультете» Герцог эль Хаарт смял письмо в кулаке. Боевой факультет! Что за демон вселился в этого мальчишку?! И почему именно теперь, когда мир доживает последние дни? Боги, нужно было не тратить времени на бесполезные разговоры, а просто взять его за шкирку, посадить рядом с собой в лодку и… Смятый бумажный комок выпал из разжавшихся пальцев. Кендал понимал, что так поступить с сыном он все равно не смог бы.