— Полагаю, вы не относитесь к числу этих неразумных якобитов, — изрек Родерик Кэмпбелл, жестом приглашая Хью сесть.

Конечно, Макдональды спасли его от нищеты, уплатив непомерную цену за невесту, однако и он не остался в долгу, предложив взамен то, что сам ценил превыше всего, — честь и доброе имя. А имя Кэмпбеллов еще кое-что значило в равнинной Шотландии, а если слухи, которые порой до него доходили, подтвердятся, Макдональды будут рады иметь столь могущественного союзника. Если, конечно, горные кланы не затеют новое восстание, тогда уже ничто не поможет — ни сила, ни власть, ни даже сам Господь Бог.

Однако Хью отказался присесть, а подошел к огромному, во всю стену, окну, из которого открывался вид на долину. Легкая дымка придавала ближним холмам сказочный вид, хотя не скрывала прозаические следы овечьих копыт на склонах.

— Когда-то это была плодородная равнина, — заметил граф, но в его голосе не было сожаления, лишь констатация факта.

У Хью создалось впечатление, что упадок имения печалит графа не сам по себе, а в связи с оскудевшими доходами. Нельзя же бесконечно высасывать из земли все соки, не давая ничего взамен, и, судя по состоянию окружающих полей, граф вскоре убедится в справедливости этой истины.

Впрочем, мешки золота, принесенные будущим зятем, улучшат положение Родерика Кэмпбелла, но не его настроение. Вступая в брак, его дочь лишается титула, зато приобретает состояние. Вчера она была леди Сара, завтра станет только хозяйкой Ненвернесса. Правда, еще неизвестно, чья потеря больше, подумал Макдональд. В этой мысли не было нескромности, только практичность, ведь Ненвернесс издавна славился красотой и богатством.

Хью очень бы удивился, узнав, что граф доволен женихом дочери. Даже если отбросить денежные соображения, такой славный лэрд был бы желанным супругом для любой девицы. На голову выше графа, широкоплечий, с грубоватым лицом, он вряд ли мог претендовать на звание красавца. Женщины наверняка не считают его таковым, подумал Кэмпбелл, но разве это имеет значение? Не рост и не ширина плеч выделяют Макдональда среди других, а выражение глаз, которые словно заглядывали вам в душу.

Граф вдруг с завистью понял, что отдал бы все на свете, лишь бы иметь его взгляд. Так смотрит человек, прошедший сквозь житейские бури, обретший уверенность в себе, мудрость, достоинство и самоуважение. Хью Макдональд словно говорил всему миру: «Я таков, каков есть, и не просите меня измениться».

Эти умозаключения вернули Кэмпбелла к тому, с чего начался разговор.

— Вы верите в дело якобитов? — прямо спросил он. Неслыханная смелость в те времена, когда о подобных вещах предпочитали изъясняться украдкой и шепотом.

Хью повернулся к нему.

— Я верю в себя, Кэмпбелл. Все силы я отдаю моему клану и моему дому, предоставляя другим возводить королей на трон.

— Тактичный ответ.

— Правдивый. Хотя я не настолько глуп, чтобы не понимать, что очень скоро такого ответа будет недостаточно. Боюсь, недалек тот день, когда нас станут ценить за политические убеждения, а не за наши заслуги.

— Вы полагаете, что до этого дойдет?

Если бы он так не думал, то не женился бы на дочери могущественного лорда южной Шотландии, не стоял бы сейчас у окна, глядя на невзрачную деревушку у самой границы с Англией и гадая о судьбе рыжеволосой незнакомки со сверкающими глазами.

Хотя Макдональд заблаговременно предупредил о своем приезде, его появление, кажется, удивило и графа, и слуг, которые не нашли ничего лучше, как вытаращиться на гостя. Впрочем, Хью с детства привык к тому, что его разглядывают. Украдкой брошенные взгляды товарищей-мальчишек, преисполненные ужаса взгляды родителей, женские взгляды из-под трепещущих ресниц… Но что он мог поделать со своим ростом и могучими плечами? Постоянные упражнения и жизнь на свежем воздухе не только отточили его воинское мастерство, но и развили мускулатуру. Черные волосы он унаследовал от матери, а с цветом глаз оставалось просто смириться.

Если бы это зависело от него, Хью предпочел бы глаза воина, черные или карие, но природа наградила его голубовато-зелеными, да еще придала им некий адский оттенок. Люди буквально столбенели и долго смотрели ему вслед, словно он не человек, а ярмарочный уродец.

Нет, это явно не глаза воина.

Однако не они шокировали будущего тестя и других обитателей Данмут-Холла, а настоятельная просьба жениха, чтобы бракосочетание состоялась завтра. До конца недели Макдональд должен вернуться в Ненвернесс, он не собирался околачиваться на юге, бросив на произвол судьбы родовое поместье ради сомнительных удобств ветхого дома, притулившегося на вершине холма в опасной близости от Англии. Вот почему он прискакал в Данмут-Холл с такой скоростью, будто у Пирата неожиданно выросли крылья.

А еще потому, что хотел увидеть ее.

— Да, — лаконично бросил Макдональд, желая положить конец разговору, — уверен, что дойдет.

Учитывая свободолюбие земляков, презрение Англии к парламентской унии, а также романтическую приверженность идее королевской власти, распространенную по ту сторону Твида, он все больше приходил к убеждению, что вскоре Шотландия будет ввергнута в пожар войны.

Его кажущаяся политическая апатия диктовалась мудростью, приобретенной с годами. Макдональду хотелось уберечь свой дом и клан от надвигающихся бед. При благоприятных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло вступать в брак для того, чтобы защитить Ненвернесс. Однако горные шотландцы вообще не отличались миролюбием, а в последнее время недовольство стало распространяться по всей стране — грозное предупреждение тем, кто хотел слушать, а уж Макдональд не мог позволить себе игнорировать подобные слухи. На его плечах лежал тяжкий груз ответственности за девятьсот с лишком душ. Ненвернесс был одним из самых богатых поместий Шотландии, чем отчасти и объяснялась его уязвимость, поэтому ему могли пригодиться любые союзники. Родство с графом Данмутом сулит поддержку трех самых могущественных ветвей этого сильного клана, если в том возникнет необходимость.