Слова застревают у меня в горле. Я затягиваю узел на повязке потуже…

И вспоминаю, как он перевязывал мне раны…

А я перевязывала ему…

— Уверена, он жив и здоров, — говорит Мэдди.

— Ни в чем ты не уверена.

— Правда. — Она смотрит в окно на дорогу. — Но несмотря ни на что, в городе все спокойно. Войны нет. Несмотря ни на что, мы еще живы и работаем. Вполне возможно, что Тодд тоже жив и здоров.

Я затягиваю узел еще туже:

— Ты что-нибудь знаешь про синюю «О»?

Она переводит взгляд на меня:

— Синюю «О»? Что это?

Я пожимаю плечами:

— Да так… увидела в блокноте госпожи Койл.

— Первый раз слышу. — Мэдди отворачивается к окну.

— Что ты там высматриваешь?

— Считаю солдат, — отвечает она и снова бросает взгляд на нас с Руби. — Отличная повязка. — Она улыбается, и я даже готова ей поверить.

Я иду по главному коридору, зажав под мышкой Руби: буду учиться делать внутримышечные инъекции. Мне заранее жаль ту женщину, чьей ягодице достанется мой первый настоящий укол.

Повернув за угол — коридор здесь доходит до центра здания и поворачивает на девяноста градусов в другое крыло, — я едва не врезаюсь в группу целительниц. Увидев меня, они замирают на месте как вкопанные.

За госпожой Койл толпится пять — нет, даже шестьцелительниц! Я узнаю госпожу Надари и госпожу Ваггонер, госпожа Лоусон тоже здесь, но остальных трех я вижу впервые. Когда они успели прийти?

— У тебя что, нет работы? — спрашивает госпожа Койл с легкой досадой в голосе.

— В-вот, Руби. — Я виновато показываю ей ногу.

— Это она? — спрашивает незнакомая мне целительница.

И госпожа Койл, даже не представив нас, отвечает:

— Да, это та самая девочка.

С Мэдди мне удается переговорить только в конце дня, но не успеваю я и рта раскрыть, как она выпаливает:

— Я все просчитала!

— Ты не заметила, у одной из них был шрам над верхней губой? — шепчет Мэдди в темноте.

Уже глубокая ночь, свет везде погасили, а мы давно должны были разойтись по комнатам.

— Кажется, был, — шепчу я в ответ. — Они почти сразу ушли.

По дороге мимо лечебного дома проходит еще двое солдат. Согласно расчетам Мэдди, ждать осталось ровно три минуты.

— Тогда это госпожа Баркер, а остальные две — госпожа Брэтит и госпожа Форт. — Она снова выглядывает в окно. — Мы ненормальные, ей-богу! Если она нас поймает, ох нам и влетит!..

— Вряд ли она тебя уволит… учитывая обстоятельства.

Мэдди о чем-то задумывается.

— А ты слышала их разговор?

— Нет, они как воды в рот набрали, как только меня завидели.

— Но назвали тебя «той самой девочкой»?

— Да. И госпожа Койл потом весь день меня сторонилась.

— Госпожа Баркер… — задумчиво протягивает Мэдди. — Но чего они хотят этим добиться?

— В смысле? — не понимаю я.

— Эти целительницы входили в Городской совет, когда председателем была госпожа Койл. А Баркер до сих пор в нем состоит. То есть состояла, пока город не захватили. Но с чего они… — Мэдди умолкает и припадает к окну. — Последняя четверка пошла!

Я выглядываю: по дороге маршируют четыре солдата.

Если Мэдди не ошибается, идти надо сейчас.

Если не ошибается.

— Готова? — шепчу я.

— Конечно нет! — с испуганной улыбкой отвечает Мэдди. — Но все равно пойду.

Она разминает руки, чтобы они не так сильно дрожали.

— Мы только посмотрим, — говорю я. — Глянем одним глазком и тут же вернемся обратно — сама не заметишь.

Мэдди все еще выглядит ужасно напуганной, но кивает:

— Я в жизни ничего подобного не делала!

— Не волнуйся, — говорю я, поднимая окно. — Я на этом собаку съела.

РЁВгорода, даром что спящего, прекрасно заглушает звук наших шагов: мы неслышно крадемся по лужайке. В ярком свете двух лун над нашими головами, кажется, можно читать.

Мы пробираемся к придорожной канаве и прячемся в кустах.

— Теперь что? — шепотом спрашивает Мэдди.

— Ты сказала, что через две минуты пойдет следующая пара.

Мэдди кивает:

— Да, а потом еще один семиминутный перерыв.

В это время мы с ней начнем двигаться вдоль дороги, стараясь не отходить далеко от кустов, — посмотрим, насколько близко нам удастся подойти к радиобашне. Если это вообще радиобашня.

А там будем ориентироваться по ситуации.

— Ты как, нормально? — шепчу я.

— Да, — отвечает Мэдди. — Мне страшно, но весело!

Я ее понимаю. Мы сидим в канаве среди ночи, это безумие, это очень опасно, но я чувствую, что наконец-то занята делом, что моя жизнь — в моих руках. Я чувствую это впервые с тех пор, как выбралась из больничной койки.

Наконец я делаю что-то для Тодда.

С дороги раздается хруст гравия, и мы пригибаемся еще ниже: мимо проходит двое солдат.

— Вперед! — шепчу я.

Мы распрямляемся, насколько хватает храбрости, и быстро бежим вдоль канавы — прочь от города.

— Ay тебя остались какие-нибудь родственники на кораблях? — шепчет Мэдди. — Кроме мамы с папой?

Я слегка морщусь — лучше б она помалкивала, но так ей, видимо, проще справиться со страхом.

— Нет, но я многих знаю. Брэдли Тенча — он главный хранитель на «Бете», и Симону Уоткин с «Гаммы» — она умница.

Дорога плавно поворачивает, и канава вместе с ней — впереди показывается перекресток.

Мэдди прибавляет шагу:

— Значит, ты хочешь связаться с Симо…

— Ш-ш! — Кажется, я слышу какой-то звук.

Мэдди подходит и вплотную прижимается ко мне. Она вся дрожит от страха и часто-часто дышит. Сегодня я без ее помощи не справлюсь — только она знает, где находится башня, — но в следующий раз уж точно пойду одна.

Потому что если вдруг что-то случится…

— Ладно, все нормально, — говорю я.

Мы медленно выходим из канавы и переходим дорогу, все время озираясь по сторонам и как можно мягче ступая по гравию.

— Куда это мы собрались? — раздается голос.

Мэдди охает у меня за спиной. У дерева, беззаботно прислонившись к стволу и скрестив ноги, стоит солдат.

Даже в темноте я вижу, что одной рукой он лениво держит винтовку.

— Не поздновато для прогулок, а?

— Мы заблудились, — выдавливаю я. — Отстали от своих…

— Ну-ну. Так и я подумал.

Он чиркает спичкой о молнию на бушлате. В свете пламени я успеваю разглядеть имя, вышитое на грудном кармане: «Сержант Хаммар». Он закуривает.

Курение запрещено приказом мэра Прентисса.

Но на офицеров запрет, похоже, не распространяется.

К тому же любой офицер без Шума может запросто спрятаться в темноте.

Он делает шаг вперед, и мы видим его лицо. За сигаретой — безобразная широкая ухмылка, противней я в жизни не видела.

— Ты? — В его голосе слышится узнавание. Сержант поднимает винтовку. — Та самая девчонка! — выплевывает он.

— Виола? — шепчет Мэдди, прячась за моей спиной.

— Мэр Прентисс меня знает, — говорю я. — Вы не посмеете меня тронуть!

Он затягивается сигаретой: вокруг так темно, что от огонька у меня перед глазами остается яркий след.

—  ПрезидентПрентисс тебя знает, — уточняет сержант. Затем переводит взгляд и дуло винтовки на Мэдди: — А вот тебя — вряд ли.

И тут, не успеваю я и слова вымолвить…

Без всякого предупреждения…

Словно для него это так же естественно, как дышать…

Сержант Хаммар спускает курок.

— Севодня твоя очередь засыпать яму, — говорит Дейви, бросая мне канистру с известью.

При нас спэки никогда выгребной ямой не пользуются, но с каждым днем она растет и воняет все сильней — приходится засыпать ее известью, чтобы бороться с запахом и инфекцыями.

Надеюсь, с инфекцыями она борется лучше, чем с запахом.

— Когда уже будет твояочередь? Почему опять я?