Он взглянул на Полу и положил в банк дополнительные фишки. Его взгляд говорил: «Попробуй, заставь меня поверить тебе. Чем больше будешь стараться, тем глубже будешь увязать. У меня две пары королей, а у тебя две шестерки. Следующая твоя карта – валет – тебе ничего не даст, но ты расслабилась, когда получила десятку. Значит, у тебя десятки и шестерки. Каждый раз, когда ты захочешь обмануть меня, ты будешь наказана».

Пола поддержала его ставку, после чего повысила ее на две тысячи. Банкомет только и ждал момента, когда она начнет блефовать. Он увеличивал банк, повышая ставки на пятьсот фунтов, стараясь вытянуть из нее деньги постепенно, чтобы не отпугнуть сразу очень крупной ставкой. Она поставила еще четыре тысячи, другие игроки поддержали ее, и теперь ее ставка возросла до девятнадцати тысяч. Никто не знал, что она садилась за стол с пятьюстами фунтами. В течение следующих двух кругов она держала ставки банкомета, который все время увеличивал их на пятьсот фунтов. Наконец он решил покончить с ней. Он едва заметно улыбнулся и поставил три тысячи.

Пола поддержала его, положив в банк три тысячи, и поставила еще пять тысяч. У нее снова осталось пятьсот фунтов, с которыми она села за стол.

Банкомет следил за ее пальцами, сдвигавшими фишки в банк, потом посмотрел ей в лицо. Он наблюдал за ней всю ночь и видел, как она выигрывала. Теперь ему хотелось видеть, умеет ли она проигрывать.

Он принял ее ставку и сказал:

– Смотрите.

На самом деле его тон означал: «С тобой покончено». Он все еще улыбался, когда Пола открыла секретную карту, которая оказалась шестеркой, и положила на стол еще две. Со всех сторон раздался одобрительный смех, напряжение спало, и никто не обратил внимания на то, как некрасиво затряслись губы банкомета, и от попытки улыбнуться безобразно перекосился рот. Пола собрала свои фишки, встала, протянула их Гинсбергу, стоявшему у нее за спиной, и поблагодарила своих партнеров.

– Извините, но мне действительно нужно идти.

Когда Гинсберг вернулся из вестибюля с пальто, чек был уже выписан. Пока он выкладывал фишки перед кассиром, Пола наблюдала за игрой, которая шла за другими столами. Рядом с ней стоял щеголевато одетый в темно-синий смокинг невысокий человек. Когда Гинсберг подошел к ним, человек взял у него пальто Полы и помог ей одеться, после чего проводил их до дверей. Они остановились, и он вручил им чек, в котором была проставлена сумма, превышавшая сорок тысяч фунтов.

– Надеюсь, – сказал он, – мы еще увидим вас и вы дадите нам шанс отыграться. Не правда ли? – он говорил тихо, с легким акцентом, отчетливо выговаривая слова.

Пола посмотрела на чек, сложила его и опустила в карман пальто.

– Я готова дать шанс и вам, и себе, – ответила она. – Спасибо.

Гинсберг поставил машину на стоянке сзади площадки, посчитав это элементарной, но разумной мерой предосторожности. Они с Полой свернули за угол и сделали всего несколько шагов по блестящей булыжной мостовой, когда он увидел двигавшегося к ним со стороны стоянки человека. Гинсберг замедлил шаг, и в этот момент Пола тоже заметила его.

– Что будем делать? – поинтересовалась она.

– Не останавливаемся, продолжаем идти. Старайся не мешать мне.

На улице было довольно светло. В безоблачном небе желтел полумесяц. Покрытые изморозью булыжники сверкали в лунном свете. Гинсберг знал, что нападавшие изберут традиционную тактику: один – спереди, другой – сзади. Он ждал, когда у него за спиной раздастся характерный шум.

Услышав его, он изо всех сил оттолкнул Полу в сторону, затем резко повернулся и ударил, не разбирая куда. Удар пришелся нападавшему в солнечное сплетение и между ребер, отчего тот как-то странно вскрикнул.

Гинсберг упал и откатился в сторону, чтобы летевший по инерции человек не свалился на него. В свете уличного фонаря Пит хорошо видел, как судорожно вздрагивало его тело. Он сел, сгорбившись, лицом вниз, обхватив себя руками.

Когда Гинсберг упал, второй нападавший уже почти настиг его. Их разделяло футов шесть, к тому же Пит оказался беззащитным перед вооруженным человеком. Он поднялся и, как боксер, стал двигаться по кругу влево, уходя от удара правой и выжидая удобный момент. Человек был вооружен дубинкой, обмотанной металлической лентой. Он замахнулся ею, целясь Гинсбергу в глаз. Тот попытался поймать его руку, но прежде чем успел перехватить ее, получил удар по ключице. В следующий момент, сжав руку противника, Гинсберг заломил ему кисть, изо всех сил давя на тыльную сторону ладони. Выворачивая, резко дернул вниз и услышал, как громко хрустнула лучевая кость в запястье. Оба повалились на мостовую. Гинсберг налег плечом на свою жертву, по-прежнему сжимая его покалеченную руку. Он встал на колени и взглянул на человека, лицо которого было перекошено от страшной боли.

Гинсберг расправил кисть и аккуратно положил ее на булыжники ладонью вниз. Второй нападавший хрипел, как астматик. Пит поднял ногу и каблуком наступил на пальцы руки, которую он только что так бережно разложил на мостовой. Человек дернулся и покатился.

Не глядя по сторонам, Гинсберг бросил Поле:

– Машину поведешь ты. У меня плечо онемело.

Всю дорогу они молчали. Время от времени Пола поглядывала на него и весело смеялась, словно он отпускал какую-нибудь остроту. Гинсберг смотрел прямо перед собой. Только приехав домой, он сказал:

– Ты их обчистила до нитки. Тебе не следовало этого делать.

– Неужели? – Она отправилась на кухню и вернулась с двумя стаканами. – Хочешь выпить?

Он показал на буфет. Она взяла бутылку бренди, распечатала ее и наполнила стаканы.

– Ты же обещала – не шуметь, не волновать общество, а подняла целую бурю, устроила такой шторм, что впору было заняться серфингом.

– Извини, Гинсберг. – Она протянула ему стакан. – Я доставляю тебе хлопоты?

– Это просто ребячество.

Она примостилась в дальнем углу кушетки и стала рассматривать его поверх ободка стакана. Улыбнувшись, она сказала:

– Так выпала карта, Гинсберг...

Он с трудом сдерживал раздражение, но, видя, как она улыбается, не смог сдержать ответной улыбки и сел рядом с ней. Его улыбка, однако, ничего не значила. Гинсберга мучила злость, он чувствовал себя обманутым, хотя не мог объяснить почему. В конце концов, ей следовало уступить в последней партии. Эту мысль он высказал вслух:

– Могла бы уступить.

– Ну конечно, – сказала Пола и добавила: – Ни за что.

Гинсберг расстегнул пиджак и потрогал ушибленную ключицу.

– Нет, могла, – повторил он раздраженно.

Пола отпила бренди и поставила стакан на столик.

– Ты хорошо играешь в покер, Гинсберг?

Его злила ее привычка называть его по фамилии. Он понимал, куда она клонит.

– Так себе. Я не поклонник покера.

– Ты видел последнюю партию?

– Видел.

– У тебя есть сигареты?

– Я не курю.

– Я тоже не курю. Так, балуюсь. – Она отпила еще бренди и скинула туфли. – Слушай. После пятой сдачи у него была пара королей, у меня пара шестерок – трефы и буби и еще одна шестерка – в секрете. Я спасовала, когда получила третью шестерку, но поддержала его ставку, получив десятку. Он прикупил пару к восьмерке, имея при этом королей сверху. У меня выпал валет, но он знал, что секретный валет меня не спасет. Я считала, что он прикупил пару к последней восьмерке.

– Но его секретной картой мог оказаться король, – заметил Гинсберг.

– А моей – шестерка. Он решил иначе и стал подсчитывать шансы. Я занялась тем же. Трое вышли из игры: один – после третьей сдачи, двое – после четвертой. Остальные остались в игре. Открыто было двадцать четыре карты, и короли могли быть только у него. Я не видела шести секретных карт и двадцати двух в колоде. Если учесть, что одну из них он получит в качестве секретной, и допустить, что у него закрыты два короля, то получались шансы лучше, чем тринадцать против одного, и он вылетел.

– У тебя шансы были хуже, – сказал Гинсберг.