— Ну, ты это... Ты не того... — промямлил Бульбо. — Ты вот лучше спроси меня, как я оттягиваюсь в Раздеванделле! Спросил? Так вот, я классно оттягиваюсь! Только эльфийки эти... — он сделал паузу, — все покоя не дают старику...

— Проходу не дают? — живо поинтересовался Фордо.

— Напротив, совсем не пристают, а за час столько дерут... — Дядя негодующе покачал головой. — Да, приятная новость: мой геморрой совсем прошел; эльфийские врачи это нечто! И еще кое-что: я скоро закончу роман! Осталась пара месяцев работы...

— А, — поскучнел Фордо, — все та же фигня о твоем походе? Как там она называлась, «Дракон Несмог опасно занемог»?

Бульбо презрительно фыркнул:

— А вот и нет! Фэнтези нынче не в моде. Нынче в моде любовные романы. Их читают, а потом используют вместо туалетной бумаги; это же какая экономия! Я уже давненько печатаюсь в серии «Зов жеребца»! «Любовный стон», «Скрип кровати», «Замужние дамы любят погорячее» — все эти вещи неплохо разошлись. Мой новый роман называется «Педали страсти»; при случае поищи на раскладке: я печатаюсь под псевдонимом Гала Одриэль!

Они вошли в зал. Эглонд по-прежнему сидел на своем месте и уныло ковырял вилкой холодец. Перед Владыкой Эльфов стояла полупустая бутылка яичного ликера.

— О! — радостно воскликнул Бульбо. — А вот и Дрибадан!

Проследив за дядюшкиным жестом, Фордо увидел под угловым столиком сосредоточенно-напряженное лицо Элерона. Кто-то одолжил Бодяжнику синие вельветовые штаны и потрепанный пиджак с оторванными пуговицами. Дрын Элерон куда-то задевал.

— У Бодяжника много имен, — объяснил Гнусдальф. — И Дрибаданом его зовут чаще, чем любым другим, ибо в этом имени скрыта великая тайна королевской династии Гондории! Но тс-с! Не будем мешать его работе!

«Работе? Какой работе?» — Фордо недоуменно пожал плечами.

— Сюда, жирный хрюкк! — заверещал Марси, размахивая битой тарелкой.

— Вечеринка просто блеск! — смахивая с ушей макароны, добавил Опупин

Свэм ничего не сказал — он спал, свернувшись калачиком на блюде, на котором еще недавно лежал жареный поросенок.

— Это не вечеринка, а банкет! — брюзгливо поправил Гнусдальф, подходя к своему месту. — Так, а это кто? Брысь отсюда, сморчок!

Не желая слезать, Гной уцепился за спинку стула киркой. При этом его челюсти продолжали работать; как и всякий гном, он умел есть про запас.

Внезапно повелитель эльфов разрыдался и запустил бутылкой в свой диплом.

— Мор-р-ре! — крикнул он, размазывая слезы по черным впалым щекам. — Ах, Море, Море! Я так хочу на Море! Хочу в Гурзуф, на пляж, к девчонкам, в отпуск! Но нет! Бремя! Бремя власти! Ох! Ах! Как же я одинок! Эй, кто-нибудь! Спойте мне песню! Жалобную!

— Снова захандрил, — вздохнул чародей и сбил гнома на пол ударом мизинца. — Уже и прозак не помогает... Гм, да... Придется перейти на экстази.

— Я спою! — вдруг вызвался Бульбо, устроившийся на одном стуле с Фордо. Он влез на стол и выпрямился. — И, пожалуйста, не забудьте гонорар: авторские, построчные и за блестящий талант.

— Выкиньте его из окна! — велел Эглонд без раздумий.

Бульбо испуганно закричал, что пошутил насчет гонорара. Потом попросил тишины. Его просьбу удовлетворили.

— Спасибо. — Хрюкк подбоченился, беззвучно шевеля губами. — Значит, так... Кха-а-а! Хы-ыр тьфу! Гык-гы-гы!..

— Это все? — холодно осведомился протрезвевший (эльфы трезвеют быстро) Эглонд.

— Нет, это я связки прочищал, — пояснил Бульбо. — Сейчас я исполню вам одну старую балладу. — Он порылся в кармане халата и достал сложенный вчетверо лист бумаги. — Ага, ага, так, нет, это совсем не нужно... А это тут как? — Из развернутого листа веером посыпались моментальные снимки обнаженных эльфиек в вызывающих позах. Бульбо смел их в карман, даже не собираясь краснеть. — Баллада о герое, — сказал он, взяв лист в обе руки. — Героическая, разумеется. Эй, там, оркестр, дайте музыку в тему!

Давно, в седую старину,
У эльфов был король один.
Великий, сильный государь,
И звался он — Критин.
В те дни воспряла снова тьма,
Был слышен страшный чморков хрип,
А в Хреноземье навсегда проник
Ужасный Вагинальный Грипп.
Критин был славный государь,
Умен не по годам,
И в битвах часто отдавал
Свою любовь кустам.
Был у Критина менестрель —
Один придворный хлыщ,
Любил он дочку короля,
И был красив как прыщ.
Однажды, темною порой,
Он дочку подстерег,
И силою своей руки
Ее в постель увлек!
На утро (день едва настал )
Критин всю правду услыхал
И менестреля как бомжа
Из города изгнал.
Его позором заклеймил
И обвинил в преступной связи,
Под зад коленом наподдал
И мордою возил по грязи.
Но менестрель тут сделал вид,
Что все ему до фонаря,
И за границу укатил,
От злобы весь горя.
Он жаждой мести воспылал
И на страну наслал дракона:
Закованного в чешую
Большого Мудозвона.
Дракон вонял, как паровоз,
Имел прескверный вид,
И в основном он потреблял,
Как топливо, карбид.
Он выжрал пару городов
И дрыхнуть стал в пещере,
А в это время государь
Башкой стучал о двери.
Но вот очнулся разом он
И кинул грозный клич:
«Кто мне дракона уберет,
Хвати вас паралич?
Кто башку ему снесет?
Кто ему подрежет крылья?
Где герой, когда придет?
Нужен мне он очень сильно!
Отдам ему свою дочку,
Гражданским браком обвенчаю!
И дам лицензию ему —
Его я принцем назначаю!»
Как только он это сказал,
Все поняли, что дело швах,
И быстро скрылись кто куда —
Критин остался на бобах.
Но отыскался все ж герой,
Один охотник рьяный.
Его все звали Бардаком,
Всегда ходил он пьяный.
К дракону тайно он проник
(Тот в пещере дрых сердито)
И в зад ему всадил свечу
Из супердинамита.
Дракона разнесло в клочки;
Под потолком кишки летали;
Герой пришел же во дворец,
Хотя его совсем не ждали.
При виде Бардака Критин
Ужасно испугался.
Его не стал он признавать
И матом заругался.
Тогда обиделся Бардак,
Схватил свой реактивный меч,
И с одного удара снес
Критину чайник с плеч.
И стал тогда он королем,
И все «Ура!» ему кричали,
И под истошный рев фанфар
С Критина дочкой обвенчали.